Женщины не любят ждать - Гарднер Эрл Стенли
Я подал знак Мире и Норме. Они подошли и, толкая друг друга, стали заглядывать мне через плечо, вытягивая шеи.
Мира, у которой от изумления перехватило дыхание, чуть не потеряла равновесие и схватила меня за руку. Я поддержал ее за талию; действительно, у нее под халатом ничего надето не было.
Норма налегла на меня всем телом, оперлась рукой о мое плечо и ошарашенно прошептала:
– Дональд!
Очень аккуратно, стараясь не издать ни малейшего звука, я вернул картину на место и сказал:
– Ну вот. Такие-то дела.
– Но... но откуда он может идти? – прошептала Мира.
Я приложил палец к губам, потом довольно громко спросил:
– Мира, где здесь комната для мальчиков?
Она прыснула.
– Вот сюда.
Я нарочито громко хлопнул дверью и, притянув Миру поближе, прошептал ей на ухо:
– Разговаривайте о чем-нибудь без остановки – о путешествии Нормы или о чем угодно. Разговаривайте обо мне, разберите меня по косточкам, задайте мне жару. Вообще, болтайте без умолку. Я должен выяснить, подслушивают нас или только записывают.
Я, конечно, дал маху, как самый наивный, легкомысленный любитель! Нужно было осмотреть комнату раньше, до того, как девицы разговорились.
Наличие микрофона говорило о многом. Ясно, что теперь мы в ловушке. Если его установила гавайская полиция, сотрудничающая с полицией Денвера, то мы погибли: они уже сегодня выдадут ордер на арест Мириам Вудфорд, и Эдгар Ларсон может готовиться к триумфальному возвращению на материк.
Если микрофон – дело рук шантажистов, то мы теперь оказываемся в их власти, конечно, при одном условии – что запись попадет к ним.
Я вышел в холл по соседству с гостиной, пододвинул стул и стал искать провода. Они оказались запрятаны очень тщательно: по простенку поднимались к лепному карнизу, а дальше шли поверх этого карниза. Двигаясь вдоль проводов, я в конце концов нашел-таки магнитофон, запрятанный под половицами на маленьком крыльце заднего служебного входа.
Я отсоединил микрофон, выключил магнитофон и вытащил его на свет, чтобы получше рассмотреть. Это был специальный магнитофон с большими бобинами, какими пользуются в профессиональных студиях звукозаписи. В обычных любительских магнитофонах скорость записи в два раза меньше, чем в студиях; если не требуется высокое качество звучания, то скорость можно снизить вдвое, а в некоторых небольших аппаратах – даже в четыре раза.
Этот же магнитофон был низкоскоростной с большими бобинами; мощные элементы питания обеспечивали длительную работу. По моим прикидкам, одной бобины должно было хватать часов на шесть работы.
Теперь обе девушки буквально повисли на мне и смотрели, что я делаю. Я довольно быстро сообразил, как работает магнитофон, включил обратную перемотку, дошел до начала пленки и сказал:
– Мне нужно ее послушать, чтобы понять, какой вред она может нам нанести.
– Вы имеете в виду наш разговор? На ней записан весь разговор?
– Думаю, что да. Весь ваш разговор со мной и...
– И все, о чем мы говорили до этого вдвоем?
Я кивнул.
– О господи! – в ужасе воскликнула Норма Радклиф.
А Мириам Вудфорд рассмеялась:
– Да, это хороший способ узнать, о чем болтают девушки в отсутствие старших!
Я кивнул и добавил:
– Вот я как раз и собираюсь сейчас это узнать, – и понес магнитофон в ванную.
– Нет, Дональд! Я запрещаю! Вам нельзя! Вы...
До нее вдруг дошло, что, собственно, я собираюсь делать, и она рванулась, чтобы остановить меня. Но я успел захлопнуть дверь в ванную перед ее носом и запер ее.
Найдя розетку для электробритвы, я включил магнитофон в сеть, нажал кнопку воспроизведения и устроился поудобнее.
Сначала мне пришлось на высокой скорости прокрутить часть пленки, на которой ничего не было записано; потом, услышав писклявые голоса, обозначавшие начало разговора, я переключил магнитофон на обычную скорость.
Вскоре я дошел до того места, когда Норма «сбросила эту ужасную одежду» и они с Мирой уселись поговорить по душам.
Разговор получился захватывающий.
Между дверью ванной и полом оставалась узкая полоска света. Я то и дело замечал, как на эту полоску набегала тень: это значило, что подружки, или хотя бы одна из них, стоят за дверью и слушают.
Вся беседа прослушивалась ясно и четко. Это был великолепный магнитофон.
Через тридцать минут после начала разговора я уже успел узнать много нового. Я понял, насколько эти девушки дружны; услышал парочку веселых историй; узнал некоторые интимные подробности, касавшиеся их туалетов и других мелочей личной жизни.
Потом Норма рассказала Мириам обо мне, о том, как я был любезен и как ей помог. Мириам спросила, не может ли она меня где-нибудь найти. Норма ответила, что я остановился в отеле «Моана».
Затем я услышал, как кто-то крутит телефонный диск; это оказалась Мириам. Вернувшись от телефона, она сказала Норме:
– Он... Портье говорит, что видел, как он вышел на пляж в плавках.
– Ну что ж, действуй, – предложила Норма. – Надевай свой банановый купальник, иди на пляж, и пусть он на тебя потаращится.
– Думаешь, сработает? – спросила Мириам.
– А то как же! – с восхищением произнесла Норма. – Милая моя, такими бедрами можно разбередить любого твердокаменного святошу.
– Ты думаешь, он сможет мне помочь?
– Безусловно.
– А он захочет помогать?
– Он не псих, не слепой, и ему не сто два года, – уверенно ответила Норма. – Ты же много раз в этом убеждалась. Мне даже завидно.
– Могла бы и сама попробовать, – ответила Мириам. – Посмотри на себя!
– С телесами у меня все в порядке, – согласилась Норма, – но мне как-то не по себе этим пользоваться.
Дальше все шло в том же духе. Видимо, Мириам облачалась в свой купальник, и обсуждались такие анатомические подробности, от которых у меня невольно вспыхнули щеки.
– Дональд Лэм, немедленно выключите эту гадость, иначе я отлуплю вас так, что свои не узнают! – прокричала из-за двери Мириам каким-то сдавленным голосом.
Но я дослушал запись до того места, когда раздался стук закрываемой двери, означавший, что Мириам Вудфорд ушла на пляж меня кадрить. Тогда я выключил магнитофон и открыл дверь ванной.
Мириам сидела на кровати в смешанных чувствах – то ли смущаясь, то ли улыбаясь. А Норма уже готова была расхохотаться.
– Ну что, узнали? – спросила она.
– Узнал, – ответил я.
– Мало того, что вам стало известно, о чем говорят женщины между собой, – сказала она, – вы теперь знаете обо мне так много, словно я замужем за вами уже пять лет.
И они обе покатились со смеху.
– Смеяться-то особенно нечему, – заметил я. – Тот, кто установил этот микрофон, теперь...
– Знаю, знаю, – простонала Мириам. – Знаю, что нужно плакать. Но все равно это ужасно смешно. Только представить себе, как вы там сидите и слушаете всю эту чушь про себя и про то, как я собираюсь вас охмурять...
– И действительно, сработало, – признался я.
– Конечно, сработало! – воскликнула Норма. – Все как мы и планировали.
И снова взрыв смеха.
– Ну ладно. Скажите лучше, кто у вас здесь занимается хозяйством?
– Одна девушка, Мицуи. Полугавайка-полуяпонка.
– Как вы полагаете, не могла ли она...
Мириам покачала головой.
– Она совершенно незаметное существо. Ходит тут тихонько, словно мышонок, делает разные дела, меняет полотенца и все такое.
– Где она сейчас?
– Я послала ее в город кое-что купить.
– У нее здесь есть комната?
– Она у нас не ночует. Приходит около восьми часов утра и уходит примерно в восемь вечера.
– Она что-нибудь с собой носит? – спросил я.
– Сумку, – ответила Мириам. – У нее там униформа, она переодевается в ванной для прислуги.
– Пойдемте-ка посмотрим.
Мы пошли в ванную для прислуги. Над ванной висела небольшая сумка. Я открыл ее. Так и есть: в сумке лежали еще две большие бобины с пленкой.
– Что же нам теперь делать? – спросила Мириам.
