Кукла Коломбины - Елена Дорош
Красивая. Яркая. На фею похожа. Только старая. Лет тридцать, наверное. Вон и морщинки возле губ.
Воспитанная Нюрка поклонилась посетительнице. Ольга взглянула на нее и неожиданно тепло улыбнулась.
Неизвестно почему у нее защемило сердце. Может быть, потому, что у женщины были очень грустные глаза?
В тот вечер Ольга Судейкина успела пообщаться почти со всеми, кто был в «Привале комедиантов». Сидела она за столиком рядом с Ахматовой и Гумилевым, но к ним постоянно кто-нибудь подсаживался.
Нюрка смотрела во все глаза, стараясь ничего не упустить.
Ольга много пила и почти ничего не ела. Мужчинам улыбалась со значением и томно. Лениво протягивала длинную руку для поцелуя и закидывала голову, смеясь. Говорила низким, тягучим голосом. Иногда вставала и начинала порхать между столиками.
«Как стрекозка», – подумала Нюрка.
С Ахматовой они явно были близкими подругами. Постоянно шушукались, наклонясь друг к другу, и улыбались заговорщицки. Смотрелись дамы противоположностями. Черноволосая сухопарая Анна и мягкая, с волнующими изгибами легкого тела, с рассыпавшимися по плечам светлыми кудрями Ольга.
Что связывает их?
Ушла Судейкина из ресторана, по здешним меркам, довольно рано. Вернее, ее увели. Еще одна расфуфыренная кривляка по имени Паллада и губастый, с рыхлым бабьим лицом господин, которого дамы называли то графом, то Алешкой, смеясь, выманили ее из-за стола, а потом подхватили под белы рученьки и повлекли к выходу. И правильно сделали. Еще немного, и Ольгу совсем развезло бы от выпитого.
Нюрку отпустили домой почти сразу после ухода Судейкиной. Об эту пору, как пояснил Тимофей, гости еды почти не заказывают. Только водку да вино. А с этим справятся и без нее.
Нюрка мигом собралась, жалея, что нет возможности проследить, куда повезли Ольгу ее подозрительные приятели. А еще лучше было бы проехаться вместе с ними, уцепившись за заднюю ось пролетки. Не раз с ребятами такое проделывала. Хотя такие, как Судейкина, поди, не на пролетках, а на автомобилях раскатывают и таксомоторы вызывают непременно первого класса, те, что сами белые, а внутри красным бархатом обтянуто. К этим не прицепишься. А жаль.
Посокрушавшись, Нюрка вышла из ресторана и, вдохнув свежего ночного воздуха, направилась прямиком на Кирочную.
Сегодня она увидела немало. Теперь нужно обдумать первые впечатления.
А выводы были следующие.
Ольгу Судейкину что-то сильно тревожит. Оттого и пьет много. Все эти смешки и веселье неестественные, как и все ее поведение. Что мучает женщину? В чем заключены ее тревоги? Отчего в ее глазах временами видна не только печаль, но и что-то еще – непонятное и загадочное…
Подул ветерок. Нюрка поежилась, плотнее запахнула полы пальто и прибавила шагу. Тятенька и так уж все глаза проглядел, поди. Беспокоится. Хорошо еще, что Фефа на целых две недели укатила на свадьбу племяшки. Иначе о работе в кабаре нечего было бы и думать.
Повезло и в том, что гимназисток распустили на каникулы почти на два месяца раньше. Не придется прогуливать занятия. Здание гимназии отдали под госпиталь, и некоторые ученицы старших классов поступили туда сестрами милосердия. Не будь у нее важного дела, тоже пошла бы.
Эх, получилось бы найти убийцу! То-то тятеньку похвалили бы! Может, даже медаль бы дали. А что? Не только на фронте подвиги совершают! У них в сыскной работа тоже непростая и для государства нужная!
Перспектива поимки безжалостного убийцы и тятенькиной радости так вдохновила, что Нюрка припустила к дому во все лопатки. Подпрыгнула даже на повороте.
Угодник Лурье
Николай Синицкий в «Привале» не появлялся.
Сперва Нюрка радовалась – при нем она чувствовала себя словно поглупевшей, – а потом призадумалась.
Что, если ее предположение верное и он – преступник? В таком случае сюда он больше не придет, и ей от этого сущая беда. Лучше, если бы на виду все время был.
В тот вечер в ресторане народу набралось столько, что Тимофей с разрешения управляющего привлек подавальщицу собирать грязную посуду прямо со столов. Лакеи не справлялись.
Нюрка принялась шнырять между столиками, передвигаясь столь ловко и бесшумно, что в конце концов дождалась похвалы за усердие и пары гривенников чаевых.
Веселья это, однако, ей не прибавляло, потому что Ольгу Глебову-Судейкину тоже не было видно уже несколько дней. Каждый впустую проведенный вечер убавлял Нюркиной прыти и надежд на то, что вся история с подавальщицей была задумана не зря.
Тятенька тоже стал торопить с уходом, злиться даже начал. Боялся, что вернется Фефа и устроит им за такие дела Варфоломеевскую ночь. Нюрка и сама почти пала духом, но из вредности тянула время, уговаривая тятеньку – а пуще саму себя – подождать.
В конце концов его терпение лопнуло.
– Немедленно подавай на расчет! Хватит! Наигралась!
Нюрка понимала, что тятенька прав, но последнее словечко ее задело.
– Так я играюсь, по-вашему?
– А то нет!
– Несправедливо это! Судейкина – всему первопричина, как пить дать! Я ведь чего задумала-то…
– Так ежели не выходит как задумала, – перебил тятенька, – что время тянуть? Еще треснут ночью по голове или хужей чего.
– Ну хоть до Фефиного возвращения позвольте. Нутром чую…
– У меня от твоих чуек изжога делается. Вот, погляди, как руки дрожат.
– Да ну вас, тятенька! Где изжога, а где руки!
– И то, и другое из-за нервов.
– Так ведь я для дела стараюсь! – не сдавалась Нюрка.
– Завтра же сам на расчет из сыскной подам, и не будет никакого дела!
Тятенькин расчет в Нюркины планы не входил, и она мигом сменила тактику. Стала ластиться да задабривать. Афанасий Силыч поупирался, но в конце концов согласился подождать. Только до возвращения Фефы. На том и порешили, хотя Нюрке и самой уже казалось, что артачится она зря.
В «Привал комедиантов» она в тот вечер шла с неохотой, но только вышла с подносом, как навстречу ей Николай собственной персоной.
Она, конечно, сделала вид, что не заметила, но Синицкий подошел поздороваться, и лицо у него при этом было такое, что Нюрка вмиг позабыла все свои подозрения.
– Анна Афанасьевна, рад, что вижу вас здесь!
– А где же мне еще быть? – насупилась Нюрка, памятуя, что из роли ей выпрыгивать никак нельзя.
– Меня долго не было, и я уже начал бояться, что не увижу вас боле.
– Зря боялись. Пропустите, мне работать надо.
Синицкий хотел сказать что-то еще, но тут из кухни вышел Тимофей, и Николаю пришлось ретироваться.
Весь вечер Нюрка невольно искала его взглядом и неизменно находила. Все в разных местах: то в зале, то
