Фридрих Незнанский - Глаза зверя
— А как же работа, друзья? — спросил Грязнов.
Сулейман небрежно махнул рукой:
— Работа мне не нравится, а друзей у меня здесь нет.
Усмешка Сулеймана стала невеселой. Все, что он сказал Грязнову про свою жизнь, было абсолютной правдой. Тренировать детей ему не нравилось. Паршивая работа. Вернее сказать, ему не нравилась не сама работа, а то, что он, Сулейман Табеев, не очень-то ей соответствовал. Тренер ведь в большой степени педагог, а разве мог Сулейман учить детей правильно жить, когда и в своей-то жизни толком не разобрался? Он завидовал своим коллегам-тренерам, тому, с какой легкостью они забивают детям головы разной чепухой. Они выдают жизненные правила пачками на-гора, не понимая, что никаких правил нет.
Друзей Сулейман тоже не приобрел. После казанской истории с арестом он стал сторониться людей и, боясь новых разочарований, предпочитал не входить с ними в близкий контакт. Сегодняшний друг мог оказаться завтра злейшим врагом. А если даже не окажется, все равно ему на тебя наплевать. У него в жизни хватает. и своего дерьма. А раз так, значит, не стоит грузить ближнего своими проблемами.
Ну а что касается женщин… Тут тоже все не так радужно, как хотелось бы. Нынешние женщины — это всего лишь товар, который можно заполучить в свое временное или постоянное пользование, заплатив нужную цену (чаще всего не слишком большую).
— Все мои друзья остались в Дюссельдорфе и Казани, — сказал Сулейман. — И возвращаться к ним у меня нет никакого желания. — Он глянул на Грязнова и добавил: — Хотя вернуться, судя по всему, придется. Вы не сказали, куда я должен буду отправиться.
— Не сказал, — согласился Грязнов. — Потому что не знаю. Нам не удалось установить точное месторасположение лагеря. НадЬюсь, что твои немецкие друзья, сами того не подозревая, — помогут нам выйти на него. Мы в свою очередь тоже ведем оперативную работу…
— Ясное дело, ведете, — кивнул Сулейман. — Только как же я с ними встречусь? Я здесь, а они вон где.
— Встречу мы тебе организуем.
— И что я им скажу?
— Что хочешь бороться с кяфирами. Что пожил дома, посмотрел на то, чем они здесь занимаются. Расскажешь им про разврат, который царит в наших городах. Про женщин, которые не годятся в матери. В общем, расскажи им то же самое, о чем рассказывал мне, только сгусти немного краски. Подбавь черного цвета. Жаль, что ты не сфотографировался вместе с «большим Беном». Сгодилось бы для легенды.
Не сфотографировался? Сулейман вдруг вспомнил парня с видеокамерой, который крутился в гостиной в момент, когда в ней был «большой Бен». Кажется, он снимал не переставая. Наверняка Сулейман тоже раз или два попал в объектив камеры.
— Постойте-ка… — Сулейман наморщил высокий, чистый лоб. — Помню, в комнате был один парень… с видеокамерой. Он все снимал. Марат даже предлагал мне потом посмотреть кассету, но я тогда был не в настроении.
— Ты на ней есть?
— Должен быть. Мы даже обменялись с «большим Беном» парой реплик.
— Прекрасно! — сказал Грязнов. — Осталось только найти Марата. Сегодня же свяжусь с немецкими коллегами.
«То есть — с Турецким, — добавил про себя Грязнов. — На сегодняшний пень он самый главный мой немецкий коллега».
Глава четвертая
ПОДГОТОВКА ОПЕРАЦИИ
1
Сотрудник МВД Виктор Солонин нервно прохаживался вдоль черного металлического забора с вырванными и отогнутыми кое-где прутьями. Несмотря на начало осени, солнце жарило немилосердно. Солонин был одет в черную ветровку, камуфляжные штаны и кроссовки. Его голову украшала черная бейсболка.
Он достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Затем сунул платок обратно в карман, а вместо него достал пачку сигарет. Едва он закурил, как к нему подошли двое мужчин в черных кожаных куртках. Мужчины были чернявые и небритые, с виду — типичные бандюганы.
— Привет, — сказал один из них.
— Привет-привет, — ответил ему Солонин. — Давно вас жду. — Солонин поочередно пожал им руки и сказал: — Давайте зайдем куда-нибудь в тень. Нечего тут отсвечивать.
Они отошли от забора и,"завидев неподалеку маскировочную сетку, наброшенную на железную, ржавую арматуру, оставшуюся от какого-то киоска, прошли туда.
За маскировочной сеткой располагалось летнее кафе, состоящее из трех грязных пластиковых столов, тента, прилавка с едой, дымящегося мангала и пожилого смуглого чеченца, хозяина кафе, который кивком поприветствовал гостей.
Мужчины сели за грязный пластиковый стол.
— Н-да, не «Арагви», — сказал Солонин.
Один из его компаньонов, тот, что помоложе, усмехнулся:
— Это тебе не Москва, командир. Это Чечня. Скажи спасибо, что хоть это есть. Еще совсем недавно здесь не только покушать, постоять на открытом месте нельзя было. Вон посмотри… — Он кивнул в сторону полуразрушенной пятиэтажки неподалеку. — Видишь, какие дыры? Ваши сделали. Знаешь, где теперь моя семья живет? В вагончике. Вернулись бы в квартиру, но там вместо стены — окно от пола до потолка. — Чернявый откинулся на спинку стула и рассмеялся. — Понимаешь, командир, о чем говорю?
К столику подошел хозяин кафе, поглядел на мужчин и спросил что-то по-чеченски резким и картавым голосом.
— Давай нам три шашлыка и чего-нибудь выпить, — ответил ему тот, что помоложе. — Пиво есть у тебя?
— Есть, — кивнул старик.
— Вот его и неси. Холодное хоть?
— Какой? — удивился старик. — Холодильник сломался. Починю — будет холодное, а пока — нет.
— Ладно, неси какое есть.
— Ну что? — спросил Солонин, когда старик отошел.
— Узнали, — ответил второй чернявый. Он был старше, чем первый, молчалив и сосредоточен. — Фатима Сатуева проживала в станице Асиновская Сунженского района. Родителей ее убили несколько лет назад, брата застрелили в горах, поэтому она жила с тетей. Восемь месяцев назад исчезла из дома. Куда уехала, никто не знал. Раньше она жила в Ачхой-Мартане, в селе Бамут. Их догй в Бамуте разбомбили, и она переехала к тетке. Тетка рассказывает, что к ней пару раз приезжал какой-то мужик, чеченец. Говорил, что друг ее брата.
— Кто такой? Как звали?
— Звали Аслан. Больше тетка ничего не знает. Скорей всего, он Фатиму и увез. Ты, командир, наверно, слышал, что Басаев объявил операцию «Бумеранг»? Теперь они вербуют девочек со всей Чечни. Делают из них шахидок и посылают на «акции возмездия». Так они это называют.
— Это все?
— Про Фатиму все, командир. А про остальное… — Чеченец повернулся к своему более молодому коллеге: — Ибрагим, дай карту.
Молодой сунул руку за пазуху куртки и извлек оттуда сложенный несколько раз лист бумаги. Протянул его Солонину:
— Вот, командир, держи!
Солонин взял карту, развернул и положил на стол.
— Адыгея, — сказал он и нахмурился. Затем показал пальцем на обведенные черным фломастером участки: — Это что?
— Предполагаемые места, где может быть расположен лагерь, — ответил Ибрагим. — Более точную информацию добыть не удалось. Внизу — боевые единицы и вооружение. Все примерно. Написано карандашом, смотри не сотри случайно. Кстати, командир, половину того, что ты нам дал, пришлось раздать на взятки. Так что с тебя еще причитается.
— Раз причитается — получишь, — холодно и спокойно ответил Солонин.
— Верю тебе, — кивнул Ибрагим. — Раз ты говоришь, значит, так и будет. Только побыстрее. Мне нужно дом для семьи купить, а то скоро зима — сам понимаешь.
Солонин сложил карту и спрятал в карман. Затем поднялся со стула.
— Э, командир, а покушать? — весело спросил Ибрагим.
— Покушаете без меня. У меня еще много дел.
Он молча пожал им руки, развернулся и скрылся за пологом тента.
2
Грязнов сидел у себя в кабинете и пил черный кофе. Голова после самолета трещала неимоверно. Поспать ночью не удалось. Сначала сидел в ресторане со старым другом, которого по случаю вызвонил в Набережных Челнах. Потом — рано утром — самолет. В самолете Грязнов спал плохо, его раздражал гул. К тому же кресло попалось на редкость неудобное — аккурат посередке между двоими бизнесменами. Один из них весь полет шуршал какими-то бумажками, второй — тюкал по клавишам портативного компьютера.
Допив кофе, Грязнов наконец настолько взбодрился, что почувствовал силы позвонить Турецкому в Германию. Вячеслав Иванович пододвинул к себе телефон и набрал номер Турецкого. Некоторое время молча ждал. Затем, услышав в трубке голос друга («Слушаю!»), широко улыбнулся:
— Алло, Александр Борисович?
— Да, Слава, это я.
— Ну здравствуй, дорогой заморский друг. Слушай, может, перезвонишь мне в кабинет? Все-таки международный разговор — дорогое удовольствие.
— Здрасте! А ты думаешь, я тебе на халяву звоню? Нет, душа моя, тут тоже за все нужно платить. Так что давай колись, зачем звонишь?
