Ли Ванс - Расплата
— Нам повезло, — говорю я.
— Мне так понравилось, что ты засмеялся, — отвечает Катя. — Это был один-единственный случай за всю мою жизнь, когда я чувствовала себя по-настоящему неуязвимой. Я хотела, чтобы чертова машина еще разок перевернулась.
Я вспоминаю, что чувствовал то же самое: ничто не может навредить нам и все мы всегда будем молоды, здоровы и счастливы. Катя поворачивается ко мне лицом, и боль в ее глазах пронзительно напоминает мне ту, которую я каждый день вижу в зеркале. Я подавляю желание подойти к ней, боясь получить отпор. Уронив голову на грудь, я сжимаю пальцами переносицу и тайком смахиваю слезу.
— Ты как? — интересуется Катя.
— Немного устал. — Я снова поднимаю голову. — А так нормально.
— Сочувствую, что твоя фирма так с тобой поступила и что в газетах пишут всякое. Наверное, тебе ужасно тяжело.
— Прорвемся.
Катя делает шаг по направлению ко мне.
— Я в последнее время много думаю о Дженне. Она однажды сказала мне…
— Может, не будем? — перебиваю я, мой голос звучит натянуто. Я и так с трудом держу себя в руках. Если Катя примется меня утешать — после всего, что произошло между нами, — я не смогу сдержаться.
— Что не будем?
— Вспоминать прошлое.
На мгновение она сжимается, но затем ее черты разглаживаются. Смущение охватывает меня, когда я начинаю смотреть на себя ее глазами — одежда болтается как на вешалке, лицо серое от усталости.
— Жаль, что ты не пришел ко мне раньше, Питер.
— Разве я мог, Катя?
— Из-за полиции?
Я пожимаю плечами, не зная, что ответить.
— Надо было рассказать им правду о нас. Почему ты этого не сделал?
— Послушай, — устало говорю я, — ты не понимаешь. Полицейские вовсе не вели расследование. Детектив просто искал возможность надавить на меня. Он бы сделал все, что в его силах, чтобы измазать грязью твое имя.
— Люди все время заводят романы. Никому не было бы до нас никакого дела. Мы ведь с тобой оба знали, на что идем.
Она так добра ко мне. Она-то пошла на это только потому, что я солгал ей.
— Я пытался сделать все как должно, Катя. Я не хотел снова причинять тебе боль.
Катя опускает глаза и краснеет, и мне внезапно приходит в голову, что она точно так же боится жалости с моей стороны, как я — с ее. Стук в дверь прерывает неловкое молчание. Входит Дебра, а с ней — официант в белом пиджаке, толкающий серую пластмассовую тележку. Он расставляет обед на кофейном столике, суетится над блюдом из тонкого фарфора, на котором разложены бутерброды к чаю, и до половины наполняет хрустальные бокалы диетической кока-колой. Катя просматривает пачку телефонных сообщений; ее руки дрожат. С того самого первого вечера на летней площадке бара я задаю себе вопрос: а что, если бы я встретил Катю до Дженны? Труднее или легче было бы жить с кем-то, больше похожим на меня? И каждый раз, задавая себе этот вопрос, я чувствовал себя виноватым из-за того, что представлял себе прошлое, в котором не было Дженны.
— У меня есть буквально несколько минут, — говорит Катя, жестом показывая на диван, когда Дебра и официант уходят. Она усаживается в мягкое кресло слева от меня и складывает руки на груди; на ее лице нет и следа нежности. — Я понимаю, что ты хотел как лучше, Питер, и ценю это. Но эти твои попытки скрыть правду поставили нас в гораздо худшее положение. В «Пост» была твоя фотография под заголовком «Убийство и таинственная любовница». Ты не знаешь, что такое быть женщиной — топ-менеджером. Если правда всплывет сейчас, моей карьере конец.
— Да ладно тебе, Катя, — протестую я, чувствуя, что начинаю оправдываться. — Уильям известен тем, что ему наплевать на мнение других.
— Ты, наверное, больше не читаешь «Джорнал», Питер, — говорит она, и в ее голосе начинает сквозить презрение.
— Что ты имеешь в виду?
— Уильям решил больше времени уделять своей коллекции произведений искусства. Он объявил о том, что уходит в отставку, и правление создало комитет для назначения преемника.
— И что с того? — Я заинтригован, хотя она явно рассержена. Парни вроде Терндейла обычно умирают на рабочем месте. — Уильям остается председателем правления, и ему принадлежит контрольный пакет акций. Так что решение все равно за ним.
— На сегодняшний день. — Катя наклоняется, чтобы взять свой бокал диетической колы, и делает крошечный глоток. — Ходят слухи, что Терндейл хочет продать свои акции. Предположительно, он ведет переговоры по этому поводу с одним из крупных голландских универсальных банков.
— То есть как это — «ходят слухи»? Он что, ничего тебе не сказал?
— Уильям не имеет привычки делиться своими планами, — отвечает она, поглаживая пальцем край бокала. — Я могу однажды прочитать в «Джорнал», что он решил продать акции голландцам или еще кому-нибудь и что я соревнуюсь за эту должность одному Богу известно с кем. Теперь ты понимаешь, почему сейчас не лучшее время, чтобы выплыло наружу то, что именно я — та самая таинственная любовница, о которой писали в «Нью-Йорк пост».
Катя отдала всю свою жизнь компании Терндейла, и это стало основным источником непрекращающегося конфликта между ней и ее матерью; если Катя потеряет возможность получить главный приз сейчас, когда он почти у нее в руках, она будет уничтожена.
— О нас с тобой знаем только мы и больше никто, — пытаюсь успокоить ее я. — И пока мы держим язык за зубами, все будет хорошо.
— Неужели? Ведь Дженна догадалась.
— Даже не знаю как.
— Может, проблема именно в этом. Что-то происходит, а мы не можем это контролировать.
Несколько месяцев назад я мог бы поспорить с ней. Однако я все больше и больше осознаю, до какой степени моя жизнь была построена на иллюзиях.
— Извини, — говорю я, чувствуя себя еще более уставшим, чем когда я приехал. — Есть столько всего, что я бы хотел изменить.
Катя вздыхает и поджимает ноги, становясь маленькой и уязвимой в огромном мягком кресле. Я наклоняюсь к ней и не подумав тянусь к ее руке.
— Не надо, — резко говорит Катя и отшатывается. А затем мягче: — Пожалуйста.
Снова смутившись, я оглядываюсь, ища, чем бы занять руки, и вижу вырезанную из дерева рыбу, сделанную из сцепленных кусочков мозаики, на приставном столике. Когда я поднимаю рыбу, ее хвост начинает изгибаться. Я вынимаю фиксатор, и рыба рассыпается на части.
— Мы можем поговорить о твоем брате? — интересуюсь я, раскладывая кусочки мозаики. — Мне в последнее время никак не удается с ним связаться. Он не перезвонил мне и не ответил на e-mail.
— Ты сказал, что полиция хочет поговорить с ним. Зачем?
— Детективы, расследующие смерть Дженны, выяснили, что за день до ее убийства Андрей отправил мне домой пакет. Полиция подозревает, что пакет забрали убийцы. Копы хотят узнать у Андрея, что было в пакете.
— Убийцы?
— Полиция считает, что их было двое.
— И они думают, что смогут выследить этих типов, если будут знать, что было в пакете?
— Похоже на то, — отвечаю я, не повторяя оригинальные по своей логике высказывания Тиллинг. — Они уже говорили с твоей мамой. Она сказала, что не может им помочь, поскольку не знает, где Андрей. Это правда, что он больше не работает на Терндейла?
Какое-то время Катя молча смотрит на стол. Это прямой вопрос, и ее нерешительность беспокоит меня. Я соединяю несколько кусочков рыбы, считая, что на Катю лучше не давить.
— Три месяца назад я получила e-mail от руководителя нашего отделения в Лондоне, и в нем сообщалось, что Уильям уволил Андрея, — говорит Катя с непонятным выражением лица.
— Как? — в ужасе спрашиваю я. — Почему? Он приносил убытки?
— Насколько мне известно, нет. Он докладывал обо всем непосредственно Уильяму, но я видела его отчеты об итогах операций в ежемесячной сводке для руководства. Андрей принес компании инвестиции на два миллиарда долларов и обеспечивал постоянный доход от них на уровне почти двадцати процентов.
— Тогда почему его уволили?
Она делает еще один маленький глоток колы-лайт, и ее рука опять начинает дрожать. Существует не так уж много причин, по которым увольняют брокеров, приносящих доход.
— Бред насчет правил поведения с персоналом? Он спал с сотрудниками?
— Европейцы по-прежнему считают сексуальную связь на рабочем месте всего лишь способом дополнительного заработка, — с откровенным презрением говорит Катя. — И в любом случае, Андрей всегда вел себя порядочно. Дело в другом. В тот же день уволили его секретаря.
Если Андрея уволили вместе с секретарем, то проблема носила деловой характер.
— Как Уильям объяснил свой поступок? — спрашиваю я.
— Он ничего не объяснял. Сказал, что я не захочу знать.
— Не захочешь знать, — мягко уточняю я, — или тебе об этом не нужно знать?
