Марчелло Фоис - Кровь с небес
– Вы не виноваты, – твердо заявил я Клоринде, желая укрепить ее уверенность в себе. – Конечно, вы дурно поступили, передав ему тот злосчастный нож, но вы ни в чем не виноваты.
Клоринда сжала губы, едва заметно кивнула головой, потом прикрыла глаза…
«Прошлое – как карта звездного неба» – сказал мне в ту ночь прадедушка Гунгви.
Теперь он приходил каждый раз. «Присаживайтесь», – предлагал ему я.
«Нет, некогда мне, – отвечал он и улыбался, не размыкая губ: он стыдился того, что у него во рту недоставало зубов. – Это история без конца, Бустиа, она – как лабиринт. Такую историю люди слушать не станут. Когда я был молодым, тогда жизнь человека стоила меньше, чем жизнь овцы. Но сейчас другие времена, теперь каждый думает, что чего-то стоит… Больше неба и земли стоит! Вот это я и хотел тебе сказать, только это – и все. Я тебя больше тревожить не буду, сам знаешь, когда снятся покойники – плохо спится».
Я открыл глаза. Уселся на постели. Все было как всегда. Я вскочил на ноги и направился к окну.
Снова начался сильный дождь, настоящий ливень.
* * *Тяжелый запах крови ударял в ноздри уже на подступах к внутреннему двору городской бойни, где взвешивали скот.
– Где я могу увидеть Элиаса Танкиса? – спросил я у какого-то старика, сосредоточенно отмывавшего мраморный стол в просторном помещении, напоминавшем опустевшую церковь, приют святых мучеников. С которых содрали кожу. Старик махнул рукой в сторону коренастого молодого человека с ведром в руках. Мне показалось, что из ведра торчат какие-то ветки, щепки и лучинки для растопки.
Элиас был еще молодой мужчина, не больше двадцати семи-двадцати восьми лет. Клеенчатый фартук, закрывавший его от шеи до ступней, был тяжелым от крови и прилипших кусочков внутренностей; то тут, то там на лице и руках запеклись темно-красные капли.
– Вы Элиас Танкис? – спросил я, подойдя к нему поближе.
Мужчина утвердительно кивнул.
Из соседнего помещения доносилось блеяние и мычание, сопровождаемое монотонными ударами. Время от времени кто-то покрикивал на животных, подбадривая их перед смертью. Был слышен скрип тележек, увозивших глянцевые груды гладких мышц с белеющими между них блестящими костями.
– Я адвокат вашего брата, – сообщил я Элиасу, немного повысив голос.
– Моему брату больше не нужны адвокаты, – ровным голосом возразил он.
– Осталось несколько вопросов, и их необходимо прояснить. – Я пытался говорить уверенно, тоном, не терпящим возражений.
– Я знаю, что вы себе думаете, я уже поговорил с моими тетками. И мне нечего вам сказать, – отрезал он, встряхивая ведро, наполненное еще не ободранными бараньими голяшками. – Да и вообще, мне работать надо, – в завершение разговора сказал он, повернулся ко мне спиной и вышел в маленькую дверцу, через которую виднелся грязный неосвещенный проход.
Я последовал за ним по этому коридору. Идти по нему было трудно, я чуть не упал.
– Кстати, а что вы думаете о догадках профессора Пулигедду? – неожиданно спросил я.
Элиас обернулся, поставил ведро на пол. Видно было, что ему стоит неимоверных усилий сохранять спокойствие.
– Я бы всем сказал, чтоб и в мыслях такого не держали! – злобно прошипел он. В полутьме белки его глаз казались мраморными. – Филиппо мертв, пусть же покоится с миром!
– Кому нужны эти мир и покой? Вам или же ему?!
– А вам что за дело до нашего покоя, вы что о нем знаете? – накинулся на меня Элиас. – Вы беднякам голову забиваете дурью всякой, а потом на их же деньжата лапу накладываете! Вот что вы творите, доктора да адвокаты! А мы – нет, мы вкалываем как проклятые, чтобы с голоду не помереть!
Я был вне себя.
– Раз так, поступайте как знаете, вам теперь нечего опасаться, Филиппо мертв – и все уладилось само собой! Раз у вас теперь все хорошо, что ж… – подытожил я, повернулся и намеревался уйти. Меня уже вовсю мутило от запаха гнили.
Но тут я почувствовал, как кто-то с силой вцепился мне в воротник пальто и потащил: меня словно затягивало в водоворот. Я попытался высвободиться, но не тут-то было: я только скользил, как по льду. И вот уже Элиас Танкис прижал меня к грязной, забрызганной кровью стене, и щекой я ощущал холод мрамора:
– Занимайтесь своими делами, а в наши нос не суйте!
* * *Едва я покинул стены бойни, как тут же промок насквозь; струи воды настойчиво забарабанили по полям моей шляпы, и это казалось мне подарком судьбы. Я широко развел руки, чтобы полностью слиться с дождевыми потоками. Я задрал голову, открыл рот, совсем как в детстве, когда хотел попробовать облака на вкус: это было желание очиститься. Если бы только одного этого желания хватило, чтобы унять бешеный ритм моего сердца! Мне было страшно, меня напугали глаза Элиаса Танкиса, и его крепкая хватка, и его голос, и запах крови. И я просил у неба, чтобы улеглась сумятица в моей душе, чтобы ко мне снова вернулось самообладание.
Я уже направлялся в сторону Преда-Балларина.[17] Я шел за город, туда, где вся природа безропотно подчинилась иному дождю. Вперед, все дальше и дальше. Пружиня под моими ногами, жалобно шуршали травинки, жесткие и острые, как заточенный нож. Я тоже мог пустить корни, остановиться, врасти в землю, как старое дерево, которого в будущем ждет только одно – целовать листвою небо.
Меня охватывал страх, не такой, как прежде, ничего подобного я раньше не испытывал. Это был смиренный страх, унизительный, как испуганный взгляд, мечущийся в поисках выхода. Ощутив этот страх, я понял, что выдуманный мной мир не имеет ничего общего с реальной жизнью, что столкновение с ней – это не схватка на равных. В этом мире не действовали соглашения и правила, не имели значения слова. Теперь я увидел этот мир вблизи и соприкоснулся с ним, а ведь прежде я мог только догадываться о его существовании.
Внезапно я почувствовал себя слабым и беспомощным.
Если бы кто-либо сейчас наблюдал за мной со стороны, он бы счел меня безумцем: взрослый, крепкий высокий мужчина топал ногами и выкрикивал что-то, обращаясь к небесам.
Однако мне это помогло. Промокнув до нитки, с трудом дыша, я нагнулся и уперся руками в колени. Некоторое время я постоял так, не отрывая взгляда от крошечной точки далеко внизу, у моих ног. Я дышал открытым ртом, набирая полные легкие воздуха и дождя. И вот мне стало легче, словно меня спасли при кораблекрушении, словно я был горным бараном, уцелевшим в лесном пожаре, словно я был бегуном, пришедшим к финишу. Словно я был поэтом на Олимпе.
Едва ощутимая мелкая дрожь скользнула из недр земли, моей земли, к Моим ступням. Словно разряд природного электричества пробежал от самой подошвы вверх по моим ногам, вверх по бедрам, по спине, по груди – до самого горла. На меня напал хохот, болезненный и безумный, как конвульсии эпилептика.
* * *Мать испуганно взглянула на меня, словно увидела привидение:
– Боже святый! Что с тобой стряслось?
– Я промок, – только и сказал я в ответ, стараясь выглядеть спокойным.
Раймонда возвела очи горе.
– И когда только кончится этот дождь… – обронила она. – Как бы то ни было, там тебя дожидается Дзеноби.
– Я должен сперва снять мокрые башмаки, а то еще подхвачу воспаление легких.
– Пойду скажу ему, что ты уже вернулся.
– Подождите минутку, мама, – остановил я ее. – Вам когда-нибудь приходилось делать что-то такое, чего вы сами боялись, но все-таки знали, что все равно вы должны это сделать?
Мать задумалась на секунду, колеблясь, отвечать мне или сразу уходить. Она уже собралась было уходить и даже сделала несколько шагов в сторону моего кабинета, как вдруг обернулась.
– Приходилось, в тот день, когда я тебя родила, – промолвила она.
Дзеноби дожидался меня стоя. При виде меня он улыбнулся, и, сказать по чести, это было первым приятным событием за тот ужасный день.
– Ну что, есть новости? – спросил я, предложив ему сесть.
Дзеноби кивнул:
– Я поспрошал тут у людей об этом Солинасе, как вы меня просили. Вот что, пить он не пил, больной он был, малярию когда-то подхватил. В кабачки да забегаловки только время от времени играть ходил, если удавалось найти кого-то, кто с ним пошел бы. Он не был человеком компанейским, ни с кем дружбу не водил, вы понимаете, про что я? Пройдоха тот еще был, все обо всех вызнавал. Говорят, сведения за плату раздобывал, да еще деньги ссужал в рост. Сплетник, стукач и процентщик, гспадин-авокат! Говорят, будто не без его помощи тогда задержали Сальваторанджело Деттори, известно, что из этого тогда вышло. Да и к делу Моргольяи он руку приложил…
– Получается, что тот, кто его убрал, оказал обществу большую услугу?
Дзеноби рассмеялся:
– Да, вроде так оно и получается. Однако, как мне от надежных людей стало известно, дней за десять до того, как его убили, у Солинаса не за будь здоров спор вышел, угадайте с кем?
Дзеноби замолчал. Он не сказал больше ни слова, словно впрямь решил, что я буду с ним играть в загадки. И что он только себе вообразил!