Керен Певзнер - Смерть пилигрима
— А что, он на самом деле устоял перед ее чарами? — засомневалась я. Она же дама опытная, да и влюбленная, к тому же. Не было ли у него сложностей?
— Кто знает? Видимо нет, так как Мария постоянно описывает его глаза. Если бы между ними было нечто более, она бы тут же рассказала бы об этом тогда люди излишней скромностью не страдали.
— Жаль, — разочаровалась я.
— Если ничего не можешь сделать для женщины, скажи ей что-нибудь хорошее. Видимо Иисус пользовался в жизни именно этим афоризмом.
— Ох, любишь ты философствовать попусту, — поддразнила я его. — Ты еще про «женщина любит ушами» скажи.
— Не скажу, так как в это не верю. А чем она любит, я тебе вечером объясню.
— Давай дальше читать, — я толкнула его в спину, — кто о чем, а вшивый о бане…
«Я понимал, что нужно ехать в Израиль, в Ашкелон, и там производить раскопки. Но нужно было разрешение, финансирование. Мне одному не справиться. И я обратился к Барбаре Уорнер. Поначалу она не поверила, но когда я продемонстрировал ей возможности программы, она стала с энтузиазмом мне помогать. Она — доктор археологии, а средств, собранных ее отцом, Бенджаменом, хватит, чтобы выделить часть на исследования. Хорош я, решаю за других…
Меня стали одолевать кошмары. Я не показал ей откровения Магдалины, не хотел. Или кто-то предупредил меня? С экспедицией все решилось в течение нескольких месяцев. Мне кажется, что кто-то потусторонний следит за мной, мне слышатся голоса. Анжелика грозит карой небесной. Но я не сойду с намеченного пути. Если мне удалось расшифровать написанное, значит в этом промысел Божий и не мне решать — делать или нет. Пусть все идет так, как идет…»
На этом запись обрывалась.
Мы взглянули друг на друга.
— Видимо, Илья перетрудился, у него произошел нервный срыв, — сказал Денис.
— И он перестал следить за своей внешностью и одеждой.
— Да, обычно так и бывает. Люди, одержимые идеей-фикс, не обращают ни на что другое внимание. А Илюша, к тому же, еще и колебался — стоит или не стоит искать то, о чем было написано в трактате. И все эти «голоса» были лишь отражением его сомнений.
— Барбара оказалась дочерью пророка Бенджамена — я так и знала! удовлетворенно заметила я.
— Одно осталось невыясненным — кто же все-таки убил Илью? Неужели Барбара? — спросил Денис.
— Выясним! — у меня не было никаких сомнений на этот счет.
* * *На следующее утро я поехала на раскопки. Все было как прежде. Барбара руководила, успевая одновременно оказываться в нескольких местах. Ефим и Петя таскали мешки с песком, а Геннадий вместе со студентами копался в огромной яме. Подойдя поближе, я поздоровалась.
— А! — приветливо сказала Барбара. — Ты подруга Лайджа.
— Вроде того… Вы позволите оторвать вас на несколько минут. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.
— У тебя хороший английский, девушка, — заметила она. — Как тебя зовут?
— Валерия.
— И что ты хочешь спросить?
— Барбара, смерть Ильи очень взволновала нас всех, и его семья решила не надеяться только на полицию. Скажите, идею о том, что нужно копать в Ашкелоне, дал вам Илья?
— Ну конечно! — воскликнула она. — И я ужасно этому рада! Хотя нет, его смерть не дает мне право радоваться… Ты не представляешь, какие ценные вещи мы тут откопали… Не только саркофаг.
Оглянувшись, я обратила внимание, что саркофага уже не было. На мой немой вопрос ответил Петр, подошедший к нам:
— Его увезли в хранилище при музее. Саркофаг сейчас в Афридаре.
В ашкелонском районе Афридар находился музей древностей. Видимо, было решено, что саркофагу место там.
— Только жаль, что пропала мозаичная облицовка, — проговорила Барбара.
Все, не сговариваясь, обернулись в сторону Назильки.
— Можно еще вопрос?
— Да, пожалуйста…
— Вашего отца звали Бенджамен. Он основатель движения харамитов? спросила я.
Барбара нахмурилась:
— Какое это может иметь значение? Отец — сам по себе, я — сама… У меня степень доктора археологии и ее я получила не потому, что я дочь своего отца, а совсем по другим соображениям.
— Но Илья обратился к вам, потому что вы дочь своего отца, не так ли?
— Верно, — кивнула она, — он присоединился к нашему движению, когда учился в университете.
— Его жена тоже харамитка, — сообщила я.
Никто не работал. Вокруг нас собралось около двенадцати человек и прислушивались к нашему разговору.
— Почему тебя интересует, к какой концессии принадлежал Лайдж? спросила Барбара.
— Потому, что не исключено, что убийство совершили противники харамитов, а представили все это, как ритуальное убийство.
— Почему ты так думаешь, Валерия?
— Потому, что Илья был гениальным ученым. И скорее всего, его увлекала наука в чистом виде, а не способы получения корыстной выгоды из нее, — видя, как внимательно слушают меня окружающие, я тут же добавила, — но может быть, я ошибаюсь.
— Ну, не знаю… — протянула она. — Меня интересуют только раскопки. И я немедленно уеду домой, как только закончу здесь свою работу.
Она отвернулась от меня, показывая тем самым, что разговор окончен. Все нехотя разбрелись по местам. Но я не отступила. Подойдя к ней, я достала из сумки фотографии мозаичной облицовки. Денис распечатал их на принтере.
— Это вам, Барбара. Надеюсь, эти фотографии помогут вам так же, как вы помогли мне.
Когда она увидела, что это за фотографии, на нее напал столбняк. Она переводила взгляд с листов на меня, видимо не веря своим глазам.
— Где? Где ты их нашла?
— Считайте, что это последний подарок Ильи.
Я отвернулась и подошла к Ефиму. Они с Петром продолжали укладывать мешки с песком.
— Ефим, ты бы смог мне помочь?
— Смотря в чем, — хохотнул он. — Что ты там боссихе нашей дала? Аж дрожит, бедная…
— Да так, по работе… Илюшины родственники передали. Им ни к чему, а Барбаре может пригодиться, — я соврала как-то инстинктивно, не зная, почему.
— А что надо-то? — спросил Петр.
— Девушку я ищу, Сабрину. Не могли бы вы сообщить мне ее адрес?
— Откуда ты знаешь, что мы с ней знакомы? — пожал плечами Петр.
— А я Ефима спрашиваю — он уж точно с ней знаком, — разозлилась я на непрошеного собеседника.
— Да, знаком, и что в этом такого? — спросил с вызовом Ефим.
— Фима, ты чего? — удивилась я. — Ну не хочешь давать координаты, не надо. В торговом центре узнаю — она там бусами торгует.
— Откуда тебе известно, что я ее знаю?
— Ох ты, Боже мой, тоже — загадка века! Да видела я вас вместе с Ильей! Еще один длинноносый стоял рядом.
— Верно, это Лешка. Идем, напишу тебе адресок, приставучая.
Мы отошли с Ефимом к колченогому верстаку, стоящему около песчаной стены. Он нацарапал мне на бумажке адрес и вручая его мне, попросил:
— Ты уж поаккуратнее с ней. Нервы у девки шалят после илюшиной кончины-то. Ладно?
— Ладно, спасибо.
Ох уж эти нервные девушки!.. Что-то их количество слишком возросло в непосредственной близости от меня.
* * *Оказалось, что Сабрина жила неподалеку от меня, в общежитии «Каланит» для студентов-иностранцев. Постучав, я вошла в небольшую комнату, все убранство которой составляли кровать с портретом все того же Уорнера над нею, стол и двухстворчатый шкаф. На столе грудой были навалены бисерные бусы.
— Здравствуйте, Сабрина, — сказала я, появившись на пороге, — можно войти?
— Входите, — кивнула она и в глазах ее промелькнул страх.
— Меня зовут Валерия, я — хорошая знакомая семьи покойного Ильи, — по другому я просто не могла представиться. — Поэтому я прошу вас не бояться, никакого вреда я вам не причиню.
— А я и не боюсь! — вскинула она голову. — Просто не понимаю, зачем вы ко мне пришли. Я всего лишь студентка, которая подрабатывает вот этим, Сабрина показала подбородком на бусы.
— Нет, нет, — остановила я ее, — я не собираюсь спрашивать насчет бус, мне они не нужны. Просто я видела вас вместе с Ильей и хотела бы задать несколько вопросов.
— Ничего я вам говорить не буду! — отрезала она.
Нет, это невозможно работать в таких условиях! И чего я сюда полезла? Сидела бы у себя в конторе, переводила бы документы. А то бегаю по раскопкам, допрашиваю девиц, хоть бы отломилось мне что-нибудь с этого. Я была уже на взводе, надо было встать и выйти за дверь, но тут Сабрина произнесла:
— А зачем вам понадобилось тогда приворотное зелье? Что, любимый оставил?
Не знаю почему, я кивнула:
— Оставил…
— Вот и меня тоже, — вздохнула она. — Поматросил и бросил…
Мы обе замолчали. Разговор плавно перетек совсем не туда, куда нужно. Ну да ничего, кривая вывезет, и я бодро-натужно произнесла:
— Любить и потерять любовь… В итоге остается больше, чем если не любить вовсе.
