Светлана Алешина - Дьявольский план

Кажется, меня попутал бес ораторства. Вместо того чтобы замять наклевывающуюся дискуссию, я понеслась с места в карьер. Ольга Юрьевна с отстраненным видом слушала мою прочувствованную речь, потом презрительно хмыкнула и заметила:

— Каждый даже самый ничтожный человек считает себя по-своему незаменимым.

— Ольга Юрьевна, — умоляющим тоном сказала я, — я ведь не о журналистике с вами пришла беседовать, мне важно докопаться до причин исчезновения вашего мужа, вы поможете мне?

Я проникновенно посмотрела на нее, как никогда остро чувствуя в себе наличие незаурядного актерского дарования — этакая Корделия, прощающая отринувшему ее папаше Лиру все его недоверие, всю несправедливую ненависть и трепетно взывающая к его здравому смыслу, к его памяти и отцовскому сердцу. Мое усилие дало свои плоды: взгляд Петровой смягчился, выражение враждебной и высокомерной неприступности потихонечку сползло с ее лица, она подалась вперед, поставила локоть на колено (Петрова сидела, заложив ногу на ногу) и неожиданно искренним тоном произнесла:

— Если бы вы знали, как мне тяжело, как тошно…

В ее карих глазах блеснули слезы. «Может, и она исполняет роль? — недоверчиво подумала я. — Да нет, вроде не похоже…» Я опять невольно задержала взгляд на милом изумрудном колечке, на ее длинном «музыкальном» мизинце.

Где-то я уже видела это кольцо-змейку с зеленым глазом… Только вот где? Не в магазине — это точно. У кого тогда? Да мало ли таких колец? Ан нет — работа эксклюзивная.

— Я вас очень хорошо понимаю… — я с сочувствием посмотрела на Ольгу Юрьевну, — поэтому и хочу докопаться до истины. Итак, было ли нечто такое, что тревожило Александра Петровича в последнее время?

— Что-то на фирме не клеилось, так мне показалось, у Саши ухудшились отношения Корниенко, потом вроде все нормализовалось. Дня за три до того, как он не вернулся с работы… — губы Петровой дрогнули, от волнения она запнулась, — мне трудно говорить об этом, как будто вновь и вновь повторяется этот бред… так вот, дня за три как раз Юрь Назарыч ужинал у нас, говорил о том, какой Саша хороший работник и мировой парень… Вы ведь знаете Корниенко?

Я утвердительно мотнула головой.

— Он — большой любитель прибегать к простонародным выражениям и за ужином не скупился на них. Веселый такой он был, приглашал и сына нашего принять участие в движении…

— У вас есть сын?

— Да, Валера, но он живет отдельно, у него и невеста есть. Они вроде как вместе живут, то сходятся, то расходятся, не поймешь, — Петрова в первый раз улыбнулась, улыбнулась сквозь слезы, — она старше моего сына, но вы ведь знаете, в юности мужчины часто увлекаются зрелыми женщинами, хотя она и не такая зрелая.., ну, вы меня понимаете?

— Понимаю, — без особого энтузиазма сказала я, потому что меня, признаться, интересовала несколько другая тематика. Все-таки на всякий случай я спросила:

— А где работает ваш сын?

— В фирме приятеля, фармацевтической. Он кончил химико-биологический, защищаться не стал и уже год как занимается бизнесом.

— Понятно. Сколько же лет его невесте?

Ольга Юрьевна судорожно проглотила комок слез, закипавших у нее в горле (видно было, что говорить о личной жизни сына ей трудно), и произнесла скороговоркой:

— Тридцать два, она толком нигде не работает, я вообще видела ее только пару раз. Стараюсь не вмешиваться… Хотя Саша всегда был против их союза.

— Может, все еще изменится… — постаралась утешить я Петрову.

— Что вы, — с горечью махнула она рукой и многозначительно скосила глаза на внимательно слушавшего нас Алексея, который, без труда опорожнив микроскопическую чашечку, не отрывал от нее глаз, — эта женщина обладает такой властью над мужчинами, что… — она запнулась, — может, еще кофе?

Она слабо улыбнулась Алексею. Он мотнул головой:

— Угу.

— Тогда, может, сами сварите? На кухне есть все необходимое: кофе, сахар, загляните в холодильник: там сыр, сливки…

— О'кей, — Алексей скорым шагом направился на кухню.

Я, надо сказать, поразилась происшедшей Ольге Юрьевне перемене. Или ее внутренние часы опять запели утро человеколюбия?

— Александр Петрович случайно не звонил вам позавчера с работы?

— Звонил. Сказал, что задержится, что у них какая-то важная встреча в избирательном штабе, — пояснила Ольга Юрьевна.

— В котором часу это было?

— Точно не помню, — наморщила лоб Ольга Юрьевна, напрягая память, — скорее всего коло семи.

— Он не сказал, когда примерно рассчитывает попасть домой?

— Сказал, что постарается быть не позже девяти, — Ольга Юрьевна тяжело вздохнула. — Знали бы вы, сколько таких обещаний слышала я от Саши за всю нашу с ним совместную жизнь! А в последнее время он вообще с каждым разом все позднее и позднее приходил с работы.

— Вы не пробовали узнать, чем он занят? — задала я неосторожный вопрос, всю степень неосторожности и опасности которого для мирного диалога оцедила секундой позже.

— На что это вы намекаете? — глаза Ольги Юрьевны гневно блеснули. — Считаете, что вам позволено вмешиваться в чужую жизнь?

Ну вот, пошло-поехало, с горечью подумала я.

— Ольга Юрьевна, журналисты только и делают, что волей-неволей вмешиваются в чужую жизнь, особенно те, которые проводят независимое расследование, потому что кое-какие детали, почерпнутые из личной жизни интересующих их лиц, помогают им порой раскрыть подлинную подоплеку деятельности этих самых лиц в жизни общественной, — опять почувствовала я себя на трибуне и с досадой закусила нижнюю губу. — Простите, что мне приходится спорить с вами, но поверьте, я ничего плохого не имела в виду.

— Не имели? — сузила глаза в недоверчивой гримасе Ольга Юрьевна. — Вы же мне едва не попеняли на то, что я не шпионила за мужем!

Последнюю реплику она выкрикнула прямо-таки с возмущением. Именно в эту минуту из кухни с подносом явился Алексей. Его рот был растянут в идиотской, как мне со злости показалось, улыбке. Теперь поднос был полностью укомплектован: три чашки с кофе, тарелочки со сладостями, с лимоном, сливки, тартинки с сыром. Это, по всей видимости, явилось последней каплей в чаше терпения Ольги Юрьевны. Она запамятовала, что сама дала указания Алексею по использованию своих гастрономических ресурсов и теперь с гневной обидой и упреком смотрела на моего незадачливого помощника.

— Убирайтесь! — заорала она. — Чтобы духу вашего тут не было, папарацци проклятые!

— Истеричка безмозглая, самодурка, шизофреничка, — честила я Петрову, сидя в машине с Алексеем.

После ее злобного крика мы как ошпаренные выскочили из ее благоустроенной квартиры и поспешили к мокнувшему под дождем автомобилю. Настроение у меня было прескверное, и чтобы как-то прийти в себя, я принялась поливать грязью Ольгу Юрьевну. Мне недоставало только ее чучела, чтобы при помощи хорошей дубины вволю потешиться над мешком соломы.

— Надо же, — возопила я, давя на газ, эта драная кошка — моя полная тезка!

— Да ладно тебе, — похлопал меня по руке Алексей.

— Нет, за такую работу нужно молоко бесплатное давать! — неистовствовала я, взяв курс на редакцию.

— Высади меня у поворота, — попросил Алексей, — пойду подписи собирать.

— О'кей, если у меня будет время, як тебе присоединюсь, — небрежно сказала я.

— Да успокойся ты, мало ли психованных! — с нежностью посмотрел на меня Самаркин.

— Успокоюсь, не переживай.

Я остановила машину у продуктового магазина на Сакко и Ванцетти, помахала Алексею рукой и поспешила в редакцию. Спокойный диалог с Кряжимским — это то, что мне сейчас нужно.

— Ну, пропащая, как успехи? — встретил он меня лукаво-мудрой улыбкой в приемной.

— Да какие там успехи! — в свой черед слукавила я. — Ничего особенного.

— Вечно ты скромничаешь! Слышала, рейтинг «Родины» растет, Корниенко по радио выступал.

— Просто удивительно, сколько энергии у этого человека.

— И ты знаешь, — разочарованно пожал плечами Кряжимский, — о Петрове практически ни слова, как думаешь, с чем это связано?

— С тем, что участь мертвых — помалкивать, — наградила я приоткрывшего рот Кряжимского крупицей черного юмора.

— Да ты не в себе. Может, кофе? — Он пристально посмотрел на меня, потом красноречиво — на Марину.

— Я мигом, — весело откликнулась та.

— Не надо, кофе я уже напилась, — сказала я, вспомнив «кофепитие» у Петровой. — Мне бы капель валериановых в самый раз, — невесело усмехнулась я. — Да, а вы слышали, машину Петрова нашли?

— А как же! — азартно воскликнул Кряжимский. — Я за этим слежу. Как твое интервью с Назарычем?

— Отлично — сплошная демагогия, но обаятелен, черт, ничего не скажешь! — хитро улыбнулась я. — Прозондировала его немного. Ловко от ответов умеет уходить, старый лис. Да вот, — достала я из рюкзачка диктофон и нажала на кнопку перемотки, — послушайте, а мне пару минут одной посидеть надо, мозгами пораскинуть. Фотопленку — Вале в проявку, — бросила я на стол «отстрелянную» кассету. — Послушаете, Сергей Иванович, и тогда милости просим на огонек, — улыбнулась я, — обсудить кое-что нужно.