Фредерик Дар - Любовник на двоих
Через лужайки мы прошли к еловому лесу.
Ночь была довольно светлая, и деревья отбрасывали длинные мрачные тени. Элен дрожала уже от страха.
— Оставьте меня, Виктор… Я умоляю вас…
— Где вы ее положили?
— Там…
Напрасно я вглядывался туда, куда она показала, — ничего не видел. Я пожалел, что не захватил с собой электрический фонарик.
— Если бы вы оставили ее здесь, — зло сказал я наконец, — я бы заметил ее… Вы мне лжете…
Элен ничего не ответила. Она напряженно вслушивалась во что-то, и лицо у нее кривилось. Тогда я тоже прислушался. И ужасная мысль пронеслась в моей голове.
Я все понял.
Нарастал шум приближающегося поезда. Я вспомнил, что неподалеку от леса проходила железная дорога.
— Сволочь! Ты положила ее на дорогу, да?
Она кивнула.
Я опрометью бросился в сторону дороги.
Поезд все приближался, заглушая шум моря.
Я бежал так быстро, что во мне исчезли все чувства и мысли, я ощущал лишь, что я бегу, и думал, что должен во что бы то ни стало успеть. Я обегал кусты и деревья, поднимался и спускался по пригоркам, и перед глазами у меня была одна Ева, которую нужно было непременно отыскать, опередив поезд…
А я ведь даже не знал, с какой стороны он подходит: он шел здесь по кривой, огибая большой холм, отражавший шум локомотива.
Но я знал, что он приближался.
Наконец я оказался у подножия холма и, перескочив через проволочное заграждение возле самой железной дороги, мгновенно сбежал по насыпи. Острые булыжники больно кололи босые ноги, но я не чувствовал этой боли.
Поезд подходил справа. Сигнальные огни были уже совсем яркими, виднелись клубы дыма.
Я бросил взгляд на сверкающие рельсы, залитые лунным светом.
И тут я взвыл.
Между мною и поездом на полотне лежала она…
Я всей грудью вдохнул воздух — больше уже такой возможности не представится — и рванул вперед, к Еве. Откуда только сила в ногах взялась!
Я несся стремглав, не думая совершенно об ужасной опасности, которой сам подвергался, — перед глазами лежал на рельсах парализованный да еще и одурманенный снотворным человек.
Сквозь шум поезда я расслышал вдруг за собой крик Элен:
— Ви-и-и-иктор! Не надо!!! Не надо! Виктор!
Но это еще больше меня подхлестнуло.
Какую же черную душу нужно было иметь, чтобы желать в такой момент смерти своей сестры!
Поезд был уже почти рядом. Свет сигнальных огней заливал на рельсах свет лунный.
Теперь уже я прыгнул — нет, пролетел в прыжке эти последние метры — и оказался наконец возле Евы.
Что было потом, я уже не чувствовал. С этого момента все смешалось в моей голове…
Все, что я помню — это проглоченный горький угольный дым, жар в спину и невероятный грохот, обрушившийся на мою голову.
Задыхающийся, опустошенный, совершенно обессилевший, я потерял на насыпи сознание.
Когда я пришел в себя, то сразу же почувствовал, что прижимаю к груди своей Еву — она горячо дышала мне в лицо.
* * *Я осторожно положил Еву на насыпь и встал. Мне казалось, я уже никогда не смогу дышать нормально. В груди у меня словно угли горели. А уж дрожал я, наверное, как никто никогда в этой жизни…
Прохладный воздух немного успокоил меня. Дыхание потихоньку приходило в порядок. Я вытер рукавом пот со лба…
Потом я стал трясти Еву, пробуя разбудить ее. Но после той дозы снотворного, которой оглушила ее Элен, сделать это было невозможно…
Тогда я подхватил ее на руки. Может быть, так и лучше, подумал я: несчастная не заметит сразу же после пробуждения весь ужас произошедшего.
Пошатываясь, я нес ее вдоль насыпи до того места, где дорога наиболее близко подходила к территории особняка сестер Лекэн. Только теперь я стал чувствовать, как мертвели у меня от слабости ноги и вообще все тело.
Я нес Еву на руках и плохо видел, что у меня под ногами. Наконец я решил переложить ее на спину. Это, пожалуй, должно было облегчить мою дорогу в лесу.
Остановившись, я начал перекладывать беднягу на спину — и тут…
И тут я заметил на насыпи что-то темное и большое.
Я наклонился немного и понял: это было искромсанное тело Элен.
Глава 13
Наверное, она решила, что я попал под локомотив, непродолжительное оцепенение стоило ей жизни.
Рана на груди была огромная и очень глубокая. Одна нога была почти оторвана. Но лицо осталось неповрежденным. Оно было спокойным, и на нем, казалось, застыла какая-то странная улыбка. Впрочем, не напрасный ли это труд — разгадывать тайны масок смерти?
Положив Еву на насыпь, я присел на колени возле мертвой Элен.
— Так это ты была тогда в ночной машине? — пробормотал я. — Ты, измученная затворничеством?..
В какой страшный клубок связались теперь мои чувства к ней!
Но нужно было идти. Жуткая боль в ногах напомнила мне об этом, и я оторвал свой взгляд от изуродованного тела все еще любимого мной человека.
Нужно было думать о жизни, которая продолжалась. Жизни своей и жизни, бившейся в сердце рядом.
Я взвалил себе Еву на спину и двинулся в сторону дома.
* * *Я положил ее на кровать, потом раздел и накрыл одеялом.
Затем тщательно почистил ее одежду и повесил на спинку стула. Что еще?.. О, да!.. Я вымыл из стакана в ванной комнате все остатки снотворного и лишь потом пошел в свою комнату. Свет я нигде не выключал. Пусть лучше Амелия увидит утром дом таким. Показания о таком зрелище только подкрепят версию о самоубийстве… Подумают — по меньшей мере, я на это рассчитывал, — что Элен действовала, подавленная ночной депрессией…
Стоит ли говорить вам, что я так и не смог сомкнуть глаз? Я вздрагивал от одного только боя часов и особенно, когда возле холма проходили поезда.
Перед глазами все время стоял труп моей вчерашней невесты.
Бедная Элен! Как она, должно быть, страдала, прежде чем прийти к такому вот концу!..
Мне страшно становилось при одной только мысли о том, сколько же ненависти к своему постылому существованию накопилось в ее сердце за все эти годы, — мысль за мыслью, день за днем — в доме, казалось бы, предназначенном для счастья!.. Но вести себя так, как она, могут разве лишь дикари, живущие в хижинах в недоступной глуши, а не люди, подчиняющиеся законам совести и справедливости… И высшая справедливость вмешалась в трагический ход событий…
А в каком положении оказался бы я, если бы судьбой был предначертан иной поворот?..
Смог бы я выдать Элен в руки полиции?.. А смог бы оставить тело Евы в ее когтях?..
Трагический конец Элен не вызывал во мне слишком добрых к ней чувств.
Любил ли я ее?.. Теперь я в этом сильно сомневался.
Увиденная в таком неожиданном свете, связь наша представлялась мне искусственной, а ее счастливое продолжение — маловероятным.
Элен взволновала меня?.. Очаровала?.. Я пережил с ней чудесные мгновения?..
Но разве это любовь?
* * *Рассвело. Запели птицы. Я встретил утро с облегчением. Я услышал, как встала Амелия. Каждое утро, просыпаясь, она кашляла и, одеваясь, разговаривала сама с собой. Мне казалось, это были проклятия…
Она спустилась вниз. Я закрыл глаза, чтобы лучше представлять, где она сейчас находится.
На втором этаже она удивленно вскрикнула. Несколько раз на все лады позвала Элен. Затем, пожалуй, спустилась на первый этаж, потому что больше я ее уже не слышал.
И тут, измученный, я уснул сидя в кровати.
* * *Спал я лишь несколько минут, но этот короткий сон освежил меня.
Когда я умылся и почистил зубы, Амелия постучалась в мою дверь. Прежде чем крикнуть ей, чтобы она входила, я всунул свои расквашенные ноги в тапочки.
Можно сказать, она впервые «нанесла мне визит». Враждебность на ее сморщенном лице сменилась тревогой.
— Вас прислали справиться обо мне? — совершенно спокойно спросил я и понял, что отменно владею собой.
— Нет, совсем нет…
— Так что же? Кажется, вы чем-то обеспокоены?
— Да. Мадемуазель Элен исчезла.
Я даже нашел в себе силы рассмеяться:
— Исчезла! Вот еще история… Да она занимается как всегда гимнастикой.
— Нет!
— Значит, гуляет…
— Нет!
Амелия просто пронизывала меня этими своими «нет», такими же острыми, как и ее взгляд.
— Почему вы так уверены, Амелия?
— Ее спортивный костюм в комнате… Одежда также… Она, должно быть, вышла из дома в одной ночной рубашке… А в коридоре я нашла ее туфлю… И свет в доме всюду был включен…
— Ну и ну!.. А мадемуазель Ева?
— Она спит. Никак не могла ее разбудить… Наверное, она опять пила свое снотворное.
— Давайте спустимся вниз, посмотрим. На втором этаже я стал открывать все двери и заглядывать в каждую комнату. Я чувствовал, что играл хорошо и все больше отводил от себя подозрения старухи.
— Никуда не уходите отсюда, — сказал я ей, — я выйду поищу ее вокруг дома.
Вскоре я направился к еловому лесу. Ночью я мог оставить там какие-нибудь следы своего пребывания, и теперь представился подходящий момент позаботиться о том, чтобы их не было.
