Мария Спасская - Кукла крымского мага
Прихворнувший хозяин встретил гостя в постели. На резном журнальном столике рядом с кроватью стоял телефон, по которому глава редакции общался с сотрудниками и отдавал распоряжения относительно подготовки номера. Усадив Макса рядом с собой на стул и велев принести кофе, Маковский принялся просматривать письма. И замер, взяв в руки конверт Черубины. Волошин острым взглядом, примечающим малейшие движения человеческой души, наблюдал за шефом. Внимательно следил, как сургучная печать, траурный обрез листа и, главное, сами стихи производят на Папу Мако неизгладимое впечатление, меняя его лицо.
— Не знаете, кто она такая? — дрогнувшим голосом поинтересовался Маковский, пробегая глазами листок.
— Понятия не имею, — с чрезмерной искренностью ответил Волошин, внутренне ликуя.
— Это потрясающе! — воскликнул издатель, перечитывая стихи снова и снова. Глаза его горели, бледные щеки покрыл жаркий румянец. — Вот видите, Максимилиан Александрович, я всегда вам говорил, что вы слишком мало обращаете внимания на светских женщин! Посмотрите, какие одна из них прислала мне стихи!
И Маковский с выражением принялся читать:
С моею царственной мечтойОдна брожу по всей вселенной,С моим презреньем к жизни тленной,С моею горькой красотой.Царицей призрачного тронаМеня поставила судьба…Венчает гордый выгиб лбаЧервонных кос моих корона.Но спят в угаснувших векахВсе те, кто были бы любимы,Как я, печалию томимы,Как я, одни в своих мечтах.И я умру в степях чужбины,Не разомкну заклятый круг.К чему так нежны кисти рук,Так тонко имя Черубины?
— Действительно, недурно, — осторожно проговорил Волошин, опасаясь переиграть.
— Недурно? Да стихи просто великолепны! — горячился редактор. — Такие сотрудники для «Аполлона» необходимы! Нужно немедленно написать ей ответ!
И Сергей Константинович, вооружившись пером, на прекрасном французском языке обратился к Черубине де Габриак с предложением порыться в старых тетрадях и прислать в редакцию все, что она до сих пор писала.
* * *Старенькая «Мазда» стояла у подъезда, а Илья расхаживал вокруг машины, ногой в лакированном ботинке постукивая по колесам. Для загородной прогулки вид у него был чересчур пижонский, и я не сдержалась от улыбки.
— Ну что, поехали? — небрежно распахивая переднюю дверцу, проговорил папин коллега.
— Поехали, — я устроилась на сиденье.
Калиберда занял водительское место, повернул ключ в замке зажигания, но вместо ровного шума мотора послышалось глухое ворчание и подозрительный стук.
— Черт, — выругался водитель. — Купил старье на свою голову.
И с сожалением протянул:
— Вот так и бывает, Жень! Пришлось продать свою новую машину, а эту рухлядь взять.
— А что так?
— Надо же на чем-нибудь ездить.
Машина все-таки тронулась. Мы свернули за угол, и, глядя на мелькающие за окном дома соседней улицы, я проговорила:
— Знаешь, Илья, я тут подумала и решила вернуться в Москву. Не нужна мне ни дача, ни квартира. Если отец все оставил Алике, пусть так и будет. Мы обязаны уважать волю покойного.
Калиберда вильнул рулем и резко затормозил у обочины.
— Жень, ты что, с ума сошла? — он удивленно смотрел на меня. — И квартира, и дача достанутся Альке?
— Если папа так решил…
— Я описал ситуацию адвокату, он говорит, что половина наследства совершенно точно твоя!
— Пусть Алика дачу и забирает, — не стала я спорить. — Как госпожа Боярская хотела. Мне все равно.
— И ты готова остаться в коммуналке с Сириным? — Губы Ильи тронула ироничная улыбка.
— А что тебя удивляет?
— Ты с ним общалась?
— Так, перекинулась парой слов, — уклончиво ответила я, стараясь казаться правдивой.
Парень помолчал, барабаня тонкими смуглыми пальцами по кожаной оплетке руля, и сдавленно заговорил, глядя в окно:
— Я веду раздел моды, знаю многих людей из тусовки, которые крутятся вокруг подиумов. Моделек там всяких знаю, стилистов, дизайнеров. Так вот. Есть у меня знакомый, Бейзил Колин, один из лучших питерских фотографов. — Тонкие пальцы откинули со лба прядь смоляных волос и снова вернулись на руль. — Сидели мы как-то в одном кабаке и разговорились про детство. И Бейзил вспомнил, что жил когда-то на улице Луталова и знал Максика. И Сирина тоже знал. Только Сирин держался особняком, ни с кем не дружил, а Максик, наоборот, просился в дворовую компанию, но его не брали. Во-первых, он был чужак и нечасто выходил во двор, а во-вторых, у него все время был открыт рот из-за хронического гайморита, и пацаны его дразнили. Максик уже тогда был большим весельчаком, и, чтобы отомстить ребятам, стащил с веревки, на которой сушилось белье, белые трусы предводителя ребячьей шайки. Стащил и вымазал коричневой краской, после чего вернул на место. Как только главарь понял, над чем хохочут его приятели, он сдернул оскверненные трусы с веревки и припустил за Максиком по двору, на ходу вопя, что заставит Максика их сожрать. В том, что это дело рук Мерцалова, главарь не сомневался, ибо видел, как тот зачем-то возится около белья, но не придал этому значения. Ребята загнали Максика в подвал, повалили на землю и стали пихать тряпичный ком в рот. Пихали до тех пор, пока не протолкнули в глотку. Максик сначала дергался, а потом затих. Только тогда мальчишки поняли, что Максик задохнулся. Все тут же разбежались кто куда, бросив Максика на земле, и тогда в подвал спустился Кеша Сирин, наблюдавший за экзекуцией через крохотное подвальное окно. В одной руке у Сирина был школьный портфель, в другой — авторучка, которой он с размаху пробил Максику горло. Теперь бы сказали, что он провел экстренную трахеотомию, но в то время Голливуд еще не наводнил нашу страну брутальными фильмами, и простые обыватели ничего не знали об этом суровом приемчике по оказанию первой медицинской помощи. Открыв доступ воздуха к легким Максика, Сирин выволок его на улицу, и только потом взрослые вызвали «Скорую», и твоего будущего отца до конца реанимировали уже в больнице. На тот момент героям этой истории было по девять лет.
Он задумчиво посмотрел на меня и закончил:
— Жень, я рассказываю это для того, чтобы ты понимала, с кем тебе предстоит иметь дело. От таких людей, как Сирин, лучше держаться подальше. Мой тебе совет — требуй у Альки дачу.
Нельзя сказать, что я узнала о папином соседе что-то новое, но все же история начала их дружбы меня впечатлила. Я колебалась, и Илья продолжал меня дожимать:
— Давай съездим, Жень, посмотрим, и ты решишь, надо оно тебе или нет. Мы ведем беспредметные споры. Нужно четко понимать, о чем идет речь. Ключи-то нашла?
— В кармане лежат.
— Так что, едем?
— Ладно уж, поехали, раз собрались.
И машина, гремя деталями, снова тронулась в путь. Мы выехали из города и повернули в сторону области. Мимо окон мелькали негустые перелески, низкое небо нависало над зеленеющими полями. Некоторое время машина мчалась по шоссе, и я читала указатели с названиями населенных пунктов, сменявших друг друга. Затем мы свернули на проселочную дорогу и, миновав несколько деревень, въехали в дачный поселок. Проехав его насквозь, повернули к лесу и остановились у невысокого забора из покосившегося штакетника, на котором буйно цвела плесень. За забором простирался яблоневый сад в белой дымке цветения. Давно не крашенный дом утопал в кустах распустившейся сирени, под которыми виднелась грубо сколоченная скамейка. На калитке висел ржавый замок, и я полезла за ключами. Вытащив связку, я попыталась открыть калитку.
— Эй! Вы к кому?
Грозный окрик заставил меня замереть, словно пойманную на месте преступления. Старуха перегнулась через соседний забор и пристально наблюдала за моими действиями.
— Здравствуйте, Ксения Ивановна, — заулыбался Калиберда. И, сделав грустное лицо, пояснил: — Это дочь Максика. Его вчера похоронили, и я привез Евгению на дачу. Хочу ознакомить с причитающимся ей наследством.
— Отчего ж это он помер? — растерялась старуха. — Вроде здоровый был.
— Работа нервная.
Илья кивнул на замок, намекая, что я могу продолжать.
— И не говори, сынок, — сокрушенно вздохнула соседка. — Сейчас у всех нервы слабые. Мы крепче были. Выносливее.
Старуха повернулась и зашаркала розовыми калошами из «Ашана» по тропинке к своему дому, уходя от забора все дальше и дальше.
— Не бабка, а всевидящее око, — иронично заметил Калиберда. — Никогда не знаешь, когда она вынырнет из-за забора.
Ключи гремели друг о друга, отчаянно мешаясь. Я возилась довольно долго, но только предпоследний ключ подошел к замку. Оставив замок болтаться на одной дужке, я вошла на участок. Илья предусмотрительно снял замок с петли, сунул в карман и только после этого двинулся за мной. Потом он распахнул ворота и, маневрируя, загнал машину на участок.
