Галина Романова - Незнакомка с тысячью лиц
– Каким образом, идиот? – немного успокоившись, спросил его Георгий. – Если ей не было ничего известно изначально, то что она могла понять, не зная?!
Эта фраза была невероятно сложной для понимания тугодума с наголо бритым черепом, пустыми глазами и грудой мышц, не знающих боли, не стоило и повторять. Надо было просто искать какой-то выход. Надо было найти или совершить что-то такое, что вытащило бы из тюрьмы рыжую девку. Девку заполучить сюда, провести с ней беседу и…
И что дальше, он пока не знал. Он никогда не заглядывал так далеко, передвигаясь, следуя четко очерченному плану два-три дня.
Чего нельзя было сказать о человеке, с которым у Георгия уже давно негласно была объявлена война. Маленький жирный карлик, как называл его про себя Георгий, был чрезвычайно умным. Он был стратегом, опытным, хитрым. Он несколько раз обошел Георгия, уводя сделки по покупке антиквариата по бросовым ценам прямо из-под носа.
Их вражда не была никогда открытой. Они ненавидели друг друга тайно, улыбаясь друг другу при встречах на общих мероприятиях. При случае гадили мелко и пакостно.
И теперь, кажется, опять этот момент настал.
– Либо он, либо я… – прошептал Георгий, нависая над грудой чертежей, бесполезной бумагой раскинувшихся на пиратском столе. – Без вариантов.
Карлик тоже крутился возле этого дома, Георгий об этом знал. Но, кажется, у него интерес был в другом. Карлик Гена понятия не имел о кладе, спрятанном начальником царской инквизиции. Об этом вообще никто ничего не знал до тех пор, пока чокнутый профессор не откопал в библиотечной пыли чьи-то воспоминания, изданные во времена НЭПа штучным тиражом и так и не запущенные в продажу.
Поверить сложно! Дом, буквально нашпигованный драгоценностями, несколько лет простоял без охраны, без жильцов, и никто ни разу не посягнул на его богатства. И не потому, что не знали, а потому, что даже думать не могли, что такое возможно. Через него же толпы людей прошли за столетие! Кто мог знать-то?!
Об этом профессор рассказывал рыжей девке, приглашая ее на вечерний кофий, о чем сообщил Георгию его лысый помощник. И это все, что ему удалось подслушать. Чертежи девка с профессором рассматривали в полной тишине. Лишь раз она воскликнула, со слов опять же лысого помощника:
– Невероятно! Но этого не может быть! Столько людей здесь проживало, и никто не наткнулся?!
– Спрячь на виду, моя дорогая. Спрячь на виду, – смеялся в ответ профессор. – Это самое надежное место для тайника. Я и сам не сразу разобрался в этих чертежах, а разобравшись, был ошарашен, да…
И уж если профессор не сразу разобрался, то ему – Георгию – и вовсе не под силу.
– Девка знает, – ткнул он пальцем в середину самого большого и путаного чертежа, лежащего поверх остальных. – Девку надо вытаскивать.
Чертежи он прочесть не смог. А книга, которая могла содержать ответы на многие вопросы, странным образом пропала. И он подозревал, что ее прикарманил его помощник, только доказать не мог.
Он вытащил из кармана джинсов мобильник и ткнул в цифру один. Это был номер его помощника. Один, не потому что первый, а потому что единственный. Держать штат помощников Георг четвертый всегда остерегался. Во-первых, слишком много осведомленных людей, это всегда опасно. А во-вторых, избавиться от одного осведомленного куда как проще, чем от целого штата. А он избавлялся от них всегда! Никому не удавалось выжить, получив расчет.
– Алле, – отозвался тупоголовый идиот, сильно растягивая гласные.
– Ты где?
– В саду.
– Есть разговор.
Георгий сунул мобильник обратно в карман. Так вот лаконично, без лишних вступлений он привык говорить с персоналом. Походя, он удивился, что можно делать в саду в такую лягушачью погоду? Там холодно, сыро, мерзко. Но потом счел, что подобная странность для убийцы не самая странная.
Помощник явился через пять минут. Скинул за порогом мокрую болоньевую куртку без утеплителя. Кажется, холода он тоже не чувствовал. Обтер лысину ладонью, подумав, стащил с ног массивные ботинки, выпачканные в грязи. Вошел в комнату, прикрыл плотно дверь и, прежде чем говорить, с благоговейным ужасом оглядел стены.
Этой комнаты он боялся. Она казалась ему такой же жуткой, как тюремный карцер, как узкий лаз потайной лестницы, где он в последнее время почти поселился. Странно, что хозяину тут нравится.
– Завтра девка должна выйти на свободу, – задумчиво обронил Георгий, сворачивая никчемные для него чертежи в трубку.
– Она в тюрьме, – напомнил помощник.
– Я не забыл. Надо ее оттуда извлечь.
– Штурм? – на полном серьезе спросило тупоголовое создание. – Нужна группа.
– Господи! С кем приходится иметь дело! – прошептал Георгий, закатывая глаза. Но тут же обернулся к помощнику с улыбкой: – Нет, конечно. Это очень рискованно. Просто нужно снять с нее подозрения, и все. А что для этого нужно, Иван?
– Что? – Тот смотрел на хозяина, подобравшего его возле сгоревших общежитий, как на Бога.
– А для этого тебе надо убить кого-то таким же образом, как и профессора. Три удара кухонным ножом, и оставить нож в жертве.
– Понял. – Иван широко улыбнулся, качнул головой. – Умно! Подумают, что это тот же самый убийца, и Ольку отпустят.
– Конечно, подумают. Убийца-то тот же самый, так ведь, Ваня?
И неожиданно для самих себя они одновременно расхохотались.
Обсудив детали, Георгий велел Ивану идти готовиться к ночному мероприятию. Так прямо и сказал, бабка бы в гробу перевернулась, услышь она. И снова предрекла бы ему тюремные нары.
Но прежде, чем Иван успел скрыться за дверью, он напомнил:
– Да, и этого глазастого с третьего этажа из дома напротив угомони, наконец, Ваня. Надеюсь, он еще не успел дать показания, что видел твой рыжий парик в ночь убийства профессора?
– Нет, не знаю. Думаю, нет. Про него никто не в курсе. Его я только подсек. И рыжая, кажется. Он ее однажды провожал.
– Угомони. Но никакой резни, Ваня! – прикрикнул на него Георгий. – Пусть будет передозировка, или вены пусть вскроет себе. Ну, не знаю. Придумай что-нибудь.
– Хорошо.
Иван ушел, а Георгий, наморщив лоб, думал о том, что, как только девка окажется в его руках, от Вани нужно будет избавляться. Слишком много от него самодеятельности, слишком. На кой черт вот ему понадобилось надевать под маску рыжий парик? Видел, что за ним наблюдают? Надеялся на показания наблюдателя из дома напротив? Так зачем было руки и одежду спящей девки кровью пачкать! Это же явный перебор.
Идиот! Надо избавляться…
Глава 10
Последние три дня жизнь Егора как будто была окутана плотным туманом. Чужая речь, автомобильные гудки, работающий телевизор, шум льющейся воды из крана, все казалось приглушенным и смазанным. Он плохо спал, мало ел, почти не разговаривал. Все было, как тогда, когда Ленка его бросила. Потому что что? Правильно! Потому что ему снова было больно.
Он видел и ничего не сделал! Он мог, точно мог сделать хоть что-то, но тупо стоял у окна и только открывал и закрывал рот в немом крике. Это ему только казалось, что он кричит. На самом-то деле страх подавил и это желание. Как и желание вмешаться в чужую беду.
Ему было страшно в ту ночь, когда убили бедного старика. Ему было страшно каждую последующую ночь, потому что…
Потому что он стал бояться за собственную жизнь. Ему стало казаться, что кто-то за ним следит. Так же, как он раньше наблюдал за жильцами старого дома, теперь кто-то смотрит на него.
Откуда? Он не знал, но точно чувствовал. И ему было жутко. Даже за закрытыми дверями собственной квартиры. Даже в личном автомобиле, который он тщательно проверял, прежде чем сесть в него.
К окну кухни он теперь подходил крадучись, выключив везде свет и тщательно занавесив все окна. И наблюдал за домом сквозь узкую щель портьеры. Но там ничего не происходило. Там погасли сразу три окна. Окно Академика было черным, потому что там больше никто не жил, старый человек умер страшной смертью. Окно Рыжей не светилось, потому что ее увел конвой. И окно лысого мужика, однажды попавшегося ему на глаза, тоже больше ни разу не загорелось. Жильцы остались лишь в двух комнатах: сумасшедшая семейка, нисколько не смутившаяся смертью по соседству и продолжившая свою суетливую бестолковую жизнь, и старая тетка по прозвищу Синяк, которая вовсе перестала подниматься с кровати.
Егор осторожно отступил от окна, поправил штору и вздрогнул от телефонного звонка, как от звука выстрела.
– Да? – почему-то шепотом спросил он.
– Муратов, ты чего шепчешь? Спит, что ли, кто?
Насмешливый Ленкин голос он воспринял как спасение. Пусть насмехается, издевается. Пусть даже просится обратно. Он и этому рад. Лишь бы избавиться от угнетающей душу тишины в доме.
Он звал к себе ночевать Свету, честно звал. Но, видимо, был не очень убедителен. Света отказалась. И после его предложения почему-то перестала ему вовсе звонить. Оскорбилась?
