Есть что скрывать - Элизабет Джордж

Хейверс вздохнула. Порывшись в сумке, выудила оттуда сигареты и зажигалку. Потом посмотрела на выражение его лица.

– Я не настолько тупа.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Доротея приходила ко мне, и я понял, что она не отстанет от тебя в том, что касается твоей личной жизни.

– Вы попросили кого-то подписать открытку. Это было жестоко. Бессердечно. Что я должна была подумать, прочтя ее?

Линли повернулся к ней.

– Открытка просто должна была придать букету аутентичность, но…

– Какая мерзость.

– Послушай меня. Я рассчитывал, что ты придешь раньше, чем доставят цветы. Хотел отвести тебя в сторону и предупредить о цветах и открытке. Но их доставили раньше. Доротея принесла их тебе на стол. Потом появилась ты, и тут была она, и я не смог… Черт. В общем, все пошло наперекосяк.

– Это точно, – согласилась Барбара.

– Ты прочла открытку, и я увидел твое лицо. И понял, что не могу тебе сказать. По крайней мере, тогда. Конечно, я должен был. Тут нет оправданий. У меня нет оправданий. Но я хочу, чтобы ты знала… Я не собирался… Все это было для…

Барбара вдруг поняла, что за все годы, которые они были знакомы, она не разу не видела Линли в таком состоянии, ни разу не слышала ничего, кроме тщательно обдуманных и точно сформулированных фраз.

– И это всё? – спросила она.

– Нет. Конечно, не всё. Я хочу извиниться. Хочу признаться, что был полным дураком. Я не только не потрудился все тщательно спланировать, но также не подумал, как ты отреагируешь на цветы и открытку. Я обидел тебя, вместо того чтобы помочь. Тогда мне казалось, что это единственный способ столкнуть Доротею с выбранных рельсов.

– Вы смешиваете метафоры, – заметила она.

– Да. Точно, – согласился Томас после секундного раздумья.

– Это немного обнадеживает, инспектор. Несовершенства? Сделать кого-то чуть более человечным – трудное дело. Ошибки помогают в этом.

– Тогда я должен заверить тебя, что у меня имеется целый список несовершенств и еще один список ошибок.

– У меня тоже.

– Это точно. – Он перевел взгляд на серую стену подземной парковки. – Но несовершенства и ошибки – это всего лишь часть целого. А мы имеем дело с целым, хотя, честно говоря, было бы проще выбирать то, что нам нравится, и строить отношения именно на этом. – Линли снова посмотрел ей в глаза. – Мне стыдно, и я раскаиваюсь. Честно. И прошу прощения.

Барбара задумалась. Проанализировала нанесенный ущерб и пришла к выводу, что пострадала только ее гордость, но, как это не раз случалось в прошлом, она это переживет, если захочет.

– Хорошо, – сказала сержант. – Ладно. Я вас прощаю. Идите с миром. Грех отпущен.

Она открыла дверцу машины, вышла и щелкнула зажигалкой. Барбара не курила с тех пор, как они поехали в Бетнал-Грин. С наслаждением сделала четыре глубокие затяжки.

– Бросала бы ты курить, Барбара. – Линли тоже вышел из машины. – Это тебя убьет.

– Не могу.

– Почему? Я же бросил.

– Не в этом дело. – Она затянулась в пятый раз.

– А в чем?

– Не хочу избавляться ни от одного из моих несовершенств.

Он рассмеялся, но, пока они шли к лифту, старался держаться подальше от дымного следа, который она за собой оставляла. Барбара бросила сигарету на землю, раздавила носком кроссовки, подобрала окурок и спрятала в сумку. У Линли звякнул телефон. Он извлек его из кармана куртки и взглянул на экран.

– Нас зовут.

– Боже, только не Хиллиер, – взмолилась Барбара.

– Это Уинстон. Ему написал один из констеблей. Она нашла кое-что в записи камеры видеонаблюдения. Хочет, чтобы мы взглянули.

– Уинстон уже видел?

– Уже едет.

– Где он?

– Возвращается из Брикстона.

Двери лифта беззвучно открылись. Вскоре Томас и Барбара присоединились к остальным; констебль – Джун Тейлор, судя по личному знаку, – их уже ждала. Уинстон отправил ей сообщения, и она подготовила материал к просмотру.

– Может, это ничего и не значит, но здесь сержант Бонтемпи – в своей африканской одежде, – и я подумала, что вы захотите это посмотреть.

– Обязательно, – сказал Линли. – Где это снято?

– На Кингсленд-Хай-стрит. В тот день, когда в клинику пришла полиция. Должно быть, она наблюдала, устроившись где-то поблизости.

– Рядом с клиникой?

– Номера домов не видны. Насколько я могу судить, на Кингсленд-Хай-стрит, но не слишком близко к клинике.

– Вы уверены?..

– Что это Тео Бонтемпи? Да. Абсолютно уверена.

Запись была высокого качества, то есть сделана полицейской камерой видеонаблюдения. Констебль Тейлор остановила воспроизведение и навела фокус на две фигуры. Двое разговаривали друг с другом. «Разговор длился две минуты сорок три секунды, – сообщила констебль Тейлор. – Этот кадр – пятьдесят вторая секунда разговора».

Не узнать сержанта Бонтемпи – в образе Адаку Обиаки – было невозможно: одежда, головной убор, рост, телосложение. Камера сняла ее разговор с другой женщиной. Одета во все черное, гораздо ниже ростом, белая.

Барбара наклонилась к экрану. Линли последовал ее примеру и попросил констебля снова включить воспроизведение, но на медленной скорости. Мимо прошла женщина с ребенком в прогулочной коляске, потом трое мужчин, судя по одежде строителей. Тео Бонтемпи и ее собеседница посторонились, пропуская их, и в этот момент лицо женщины стало отчетливо видно.

– Провалиться мне на этом месте, – выдохнула Барбара.

– Вы ее узнаете? – спросил Линли.

– Это Филиппа Уэзеролл.

15 августа

План на сегодняшний день был прежним: Монифа идет с Элис в кафе. Мать сержанта Нкаты заинтересовали несколько рецептов, и она считала, что эти блюда, в свою очередь, заинтересуют ее клиентов африканского происхождения. У нее есть ингредиенты как минимум для четырех закусок. «Можно, например, – сказала она Монифе, – начать с алкаку». Элис призналась Монифе, что накануне вечером, пока та ездила к детям, она приготовила пшеницу с дрожжами, и смесь – закрытая – простояла положенные десять часов. А потом радостно сообщила, что хочет научиться готовить донкву. Она читала, что это популярная уличная еда, а поскольку кафе Элис предлагает блюда навынос, эта штука будет иметь успех.

Монифа не сомневалась в энтузиазме Элис. Она даже могла представить, что работает в заведении «У Элис». В конце концов, та предлагала уроки кулинарии как способ изменить жизнь, свою и детей. Но Элис принадлежала к другой культуре, и то, что ей казалось простым и логичным, никогда не было простым и логичным для таких женщин, как Монифа.

И все же она согласилась с планом Элис. В этой ситуации выбора у нее не было. Она просто ждала, не имея возможности на что-нибудь повлиять.

– Алкаку и донква – это так просто, – сказала она. – Мне даже не придется вам ничего подсказывать.

– Но я хочу, чтобы вы мной руководили, – возразила Элис. – Табби и ее мама тоже будут смотреть. Сначала мы выложим их на прилавке на рынке, а если их можно готовить дома…

– Можно. Это очень просто.

– …тогда мама