Последнее испытание - Скотт Туроу
– И это при том, что основная заслуга принадлежала тебе.
– Наука всегда предполагает сотрудничество, совместную деятельность, Сэнди. Добиться прорыва в науке – это не то же самое, что написать гениальную поэму. Но в изложении Кирила все выглядит так, словно он архитектор, а я – плотник.
Разумеется, в том, как Леп поступил по отношению к отцу, есть определенная справедливость. Если Кирил хотел приписать себе все заслуги за создание «Джи-Ливиа», он заслуживал и ответственности за все связанные с препаратом проблемы.
– Значит, когда ты попросил Кирила уволить Ольгу, это был последний ваш с отцом разговор?
– Я должен признать, в том, что беседа не сложилась, есть доля и моей вины.
– Как так?
– Я, в отличие от отца, не умею общаться с людьми. Да, не умею. Я знаю это.
– И что ты хочешь этим сказать?
– В конце концов я ему заявил: «Неужели ты не понимаешь, что она просто хочет поквитаться со мной?»
– Ах, вот оно что, – кивает Стерн. – Я понял, о чем ты.
– А он в ответ ухмыльнулся и сказал: «Наоборот, Леп, она, похоже, совершенно счастлива».
Стерн невольно издает неясный горловой звук, представив, что за безобразная сцена разыгралась в свое время между отцом и сыном.
– Всю жизнь, – говорит Леп, – я никогда по-настоящему не понимал отца. Наверное, мои представления о нем сильно отличаются от того, каким он является в действительности. И тот Кирил Пафко, который существовал в моем воображении, никогда себя никак не проявлял. Но в тот момент я обратился именно к нему – попросив проявить по отношению ко мне хоть немного сочувствия. И это был конец. Знаете, ощущение вины – это неправильные слова для обозначения того, что я испытывал, когда осуществлял свой замысел. Вся та ложь, которую я нагромоздил, все, что я сделал, – это вообще не я. Но у меня не возникало сомнений в том, что мой отец всего этого заслуживает. Я обнял его на глазах у присяжных только потому, что Фелд сказал мне, что это будет выглядеть очень трогательно.
Леп допивает свою воду и испускает глубокий вздох.
– Я хочу попросить у вас прощения, Сэнди. Пожалуйста, простите меня.
Впервые за весь разговор Леп решается посмотреть на Стерна, но зрительного контакта долго не выдерживает. Глаза у него красные, как у кролика.
Сонни во время частных бесед с коллегами о приговорах осужденным не раз говорила, что всегда делает им снисхождение и учитывает факт раскаяния. Она, правда, думает, что в большинстве случаев его нельзя считать искренним. Но, по ее словам, раскаяние по крайней мере показывает, что осужденный знает, как правильно себя вести.
Однако в случае с Лепом Стерн нисколько не сомневается в искренности своего собеседника – как и в том, что эмоциональная жизнь сына Кирила в самом деле просто рухнула и превратилась в хаос. И если Иннис права в том, что именно Леп совершил главные прорывы в науке при создании «Джи-Ливиа» – а многие ученые в «ПТ» тоже намекали на это, – то Стерн считает себя обязанным принять это должным образом во внимание. Да, Леп подверг жизнь Стерна опасности. Но, с другой стороны, получается, что Леп сыграл решающую роль в том, что Стерн еще жив и ходит по этой земле.
– Вы с кем-нибудь говорили обо всем этом, Леп?
Собеседник Стерна несколько раз кивает, но в итоге оказывается, что его вроде бы очевидное «да» на самом деле означает «нет».
– Я знаю, что это необходимо. И у меня есть имена людей, к которым можно обратиться. Но я просто не представляю, как смогу признаться во всем, что я наделал, кому-то другому. Сейчас я сижу здесь и просто схожу с ума от того, как много вам известно. Вы когда-нибудь слышали, как люди говорят, что им хочется выпрыгнуть из собственной кожи?
Леп делает еще одну попытку посмотреть Стерну прямо в глаза, но она тоже оказывается неудачной.
Еще до приезда Лепа Стерн успел какое-то время поразмыслить о том, стоит ли ему обращаться в полицию, если он поймет, что Леп неискренен с ним и пытается ввести его в заблуждение. Это было бы жестоко по отношению к Донателле в ее нынешнем состоянии. Но в суде часто происходит так, что убитая горем мать рыдает, а ее дитя вполне заслуженно признают виновным в преступлении. Однако Стерн видит, что человек, который сидит напротив него, скорее всего, не кривит душой. А кроме того, Сэнди, по сути, пообещал Донателле не только выслушать, но и, возможно, учесть ее просьбу.
– Вот мои условия, – говорит адвокат. – Я буду держать все это в тайне, если ты предпримешь конкретные шаги для того, чтобы взять себя в руки. Ты либо пойдешь к психотерапевту, либо отправишься в тюрьму – выбирай сам. И я говорю не об одном или двух визитах к врачу, а о полном курсе лечения. Можешь выбрать любого специалиста, какого захочешь, но он должен будет информировать меня с периодичностью в шесть месяцев или около того, что ты продолжаешь к нему ходить.
Когда Стерн познакомился со своей второй женой, Хелен верила в возможности психотерапии гораздо больше, чем старый адвокат. Однако, когда они с Хелен решили пожениться, он провел довольно много времени у психолога, пытаясь разобраться в истории с Кларой и ее самоубийством, а также в других своих семейных проблемах, особенно в отношениях с Питером. Нельзя сказать, что эти сеансы все изменили, но они помогли.
Так или иначе, то, что он предложил Лепу, любой мудрый прокурор, по мнению Стерна, должен был бы рекомендовать десяткам обвиняемых. Разумеется, не всем подряд – многие обвиняемые наверняка неисправимы, повторяют свои ошибки и потому полностью заслуживают того, чтобы их раз за разом отправляли в тюрьму. В конце концов, общество, страдающее от их криминальной деятельности, тоже заслуживает того, чтобы время от времени получать передышку. Но, хотя их и немного, все же попадаются среди обвиняемых и такие, кто настолько стыдится совершенных ими преступлений, что готов предпринимать усилия для того, чтобы снова не встать на кривую дорожку. Наказание само по себе, по идее, тоже помогает преступникам осознать содеянное и сделать выводы – в этом и состоит его цель. Но в данном случае, по мнению Стерна, в нем нет необходимости. В течение почти шестидесяти лет он, стоя перед судьями и присяжными, требовал, чтобы его подзащитным дали второй шанс. И теперь он решает дать его Лепу.
39. Возвращение
Как Стерн и предполагал, путешествовать с Пинки оказывается
