Черный маг - Лейтон Грин
Оук гордился своей крутизной, и ему ужасно хотелось заехать бейсбольной битой в голову костлявому засранцу, который явился к нему на порог. Но что‑то в зеленых глазах тощего говорило, что поступать так категорически не следует. Оук чувствовал опасения, и это особенно его раздражало, ведь обычно он заставлял людей его побаиваться, а не наоборот.
Ну и ладно. Для этих двух у него найдется кое-что особенное. Вернее сказать, кое-кто.
Он взял бутылку пива и налил себе рюмку «Егермайстера», собираясь с духом для телефонного звонка и чувствуя себя все еще на взводе после безумных минувших недель. Ощущая, как алкоголь постепенно смывает напряжение, Оук задумался, как же они докатились до такого положения вещей.
Для большинства прихожан Дом Люцифера был прихотью, альтернативным стилем жизни, способом выступить против заторможенного существования в пригородных районах, конформистской религии и политики. Для других – служил вратами в мир наркотиков. По мере того, как шли годы, Оук стал стремиться к чему‑то более реальному, более значительному, чем интеллектуальное похлопывание по плечу и оккультная дребедень в стиле «Подземелий и драконов». Он искал в интернете организации, лучше отвечающие его истинным желаниям, поучаствовал тут и там в нескольких собраниях, нашел несколько сект, которые прошли на шаг или два дальше по «пути левой руки». Но ни в одной из них не было ни намека на что‑то настоящее.
А потом, в прошлом году, он нашел Церковь Зверя. Нет, не так: Церковь нашла его. Он слышал о ней прежде и был заинтригован, но знал, что вступить туда можно лишь по приглашению, которое непонятно как добывается. Оук даже не понимал, что отделения этой церкви есть и в Штатах. Теперь, конечно, ему было известно, что филиалы можно найти в каждом крупном американском городе.
Приглашение пришло Оуку в письме, которое подсунули под дверь. На печати красовался незнакомый символ. Такой же символ был и на перстне, который заметил сегодня гигантский чувак, явившийся к нему во двор. Оук был ошеломлен, ведь никто за пределами Церкви Зверя не должен был знать об этом изображении.
Письмо содержало дату, время и адрес. В назначенный день Оук явился к полуночи в особняк за увитой плющом стеной на Русском холме. Он боялся того, что может там обнаружить, но одновременно прямо‑таки сгорал от любопытства. Ему хотелось того же, чего, по его мнению, хотели и все остальные: свидетельств существования чего‑то тайного, реального – чего‑то иного.
И он не разочаровался. Сан-Францисское отделение Церкви Зверя, состоявшее из пятидесяти членов, услышало мольбу Оука и, зная о его прошлом, отправило ему приглашение, что происходило крайне редко. На первой церемонии он поучаствовал в настоящей черной мессе, такой, какая она и должна быть, не то что символическая чушь в Доме Люцифера. Наблюдал, как приносят в жертву козла, пил его кровь, а потом, голый и безудержный, выделывал коленца в подвале особняка. Это была вакханалия, достойная истинного князя тьмы, и она закончилась оргией, после которой Оук был окрылен удовлетворенными желаниями и, трепеща, жаждал большего.
Он нашел свой храм.
Уж не негодяй ли он, подумалось ему как‑то. Но как предлагаемое Церковью Зверя удовлетворение естественных желаний, даже доведенных до крайности, может быть злом? И чем поклонение сатане хуже поклонения Богу, который допустил холокост и который, если верить большинству христиан, обрек миллионы им же созданных людей на вечное проклятие? Кто не чувствовал некоторого родства с сатаной, мятежным подростком, изгнанным из родительского подвала и навсегда отверженным?
Оук наслаждался дурной славой, которая пришла к нему вместе с положением в Доме Люцифера, и не видел причин от нее отказываться. Матти, старый дурак, понятия не имел, что кое-что изменилось.
А потом изменилось все.
Оука пригласили на другую церемонию – посвящение женщины, которая посещала Церковь Зверя на несколько недель дольше, чем он. Оук знал, что это значит; ему было известно, что проходящий посвящение должен сделать последний разрез на горле жертвы. Знал он и о том, почему его вводили в курс дела настолько постепенно. Он разбирался в психологии маргинальных сообществ: любое извращение, помешательство на сексе, насилии или чем‑нибудь еще требует неспешного вхождения. Зависимость формируется поэтапно.
Только это не зависимость, твердил себе Оук, и он не извращенец. В сатане отражается истинная природа человека, и считать иначе – интеллектуальная нечестность. И слабость.
Он гораздо больше хотел быть частью Церкви Зверя, чем покоряться искусственной, навязанной обществом западной морали. Ему предстояло собственными глазами увидеть, что представляет собой князь тьмы.
Оук мало что запомнил из событий той ночи: мешали одновременно упоение и отрицание. Они привели бомжа, принадлежащего к отбросам общества, и отслужили черную мессу, пока тот висел на кресте вниз головой. Потом новообращенная женщина совершила то, что следовало. Не было никаких мучений, лишь быстрое убийство. Простое подношение. Наивысший акт любви и преданности новому властелину, сказал себе Оук, и акт этот был куда чище, чем массовые бойни, которые на протяжении веков устраивала организованная религия.
Оука чуть не стошнило, когда они пустили по кругу чашу, полную теплой крови, но он сумел сделать глоток. После жертвоприношения началась оргия, которая помогла Оуку забыть о том, что он только что видел и делал, а когда все было кончено, Оук, спотыкаясь, вышел из подвала в лунную ночь, что‑то бормоча от избытка чувств. Его хрупкая человечность была побеждена.
После этих событий Оук перестал гадать, негодяй он или нет. Не потому что пришел к какому‑то конкретному выводу, просто ему больше не было до этого дела. На следующую ночь, как раз когда Мэтти получил письмо, человек по имени Данте подошел к Оуку в потемках прямо на улице, где стоял его дом. Оука передернуло, когда он представил себе Данте: худого и жесткого, как кора красного дерева, одетого во все черное, с пирсингом в носу, губах и ушах, с подточенными резцами и жуткой могущественной татуировкой на бритом затылке – красной пентаграммой с отрубленной козлиной головой внутри.
До Оука доходили слухи, что Данте мастерски обращается с потайными ножами, что он правая рука самого Черного Клирика, боевик и без того внушающей ужас организации. Теперь Оук с надеждой ждал, когда же Данте нашинкует его обидчиков на крохотные кусочки и принесет в жертву Зверю их кровь.
Однако даже Данте уже не был
