Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
– Я, конечно, со всеми поговорю, но думаю, мотив здесь направлен не против жертвы, если она правда была убита, а против Осы. Столкнуть человека под поезд очень просто, а вот выкрасть у современной девушки телефон на несколько часов довольно сложно, – сказала Мишка. Она уже давно заметила, что во время разговоров с дядей Сережей идеи приходят ей в голову гораздо быстрее, чем когда она пытается думать в одиночестве. – Мне кажется, жертва довольно случайная, то есть на ее месте мог бы быть любой из друзей Осы. Кто-то пытается послать ей или предупреждение, или угрозу.
– Я бы не стал сразу отметать жертву как случайность, – сказал дядя. – Но ты права, что формат – фотография – это самое главное. Ты прикинула рост фотографа?
Мишка запнулась. А ведь она столько времени разглядывала фотографию и совсем об этом не подумала.
– Нет, – сказала она наконец. – Но я прикину, обязательно.
– Вот и хорошо, – сказал дядя Сережа. – А в остальном как обычно. Осторожно. И помни, что ты хоть и маленькая, но и Мишка.
Мишка улыбнулась, кивнула и направилась к дверям бабушкиной палаты. Нужно было настроиться на больничный лад – Мишка заморгала, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Мишка, подожди, – позвал дядя Сережа, но, когда Мишка обернулась, он уже качал головой. – Неважно, обсудим в пятницу. Я приду обязательно.
– Хорошо, до свидания, – сказала Мишка.
Хлопок двери напомнил Мишке звук, с которым в фильме «Часы» арктический айсберг смыкался с кормой океанского лайнера.
– Привет, – сказала Мишка. Она моргнула и сфокусировалась на белой койке и бабушкином силуэте.
– Здравствуй, Мирочка, – сказала бабушка тихо. Мишка представила себе, как та протягивает к ней руки, подзывает к себе. Бабушка больше не напоминала кита – теперь ее лицо казалось Мишке прорубью, выбитой в ледяных простынках.
Мишка подошла к кровати, встала на колени возле изголовья.
– Все готово к пятнице? – спросила бабушка.
– Да, – сказала Мишка.
– Это хорошо, – сказала бабушка. – Врачи говорят, что я, возможно, смогу подняться и прийти.
– Это было бы очень хорошо, – сказала Мишка. – Ты уверена?
– Уверена. Я много думала и решила, что после возвращения домой больше не буду жить в твоей квартире, – сказала бабушка.
– А где ты будешь жить? – спросила Мишка.
– На даче, – сказала бабушка. – Твой дядя Саша обещал, что поможет мне с переездом.
– Но зачем? – спросила Мишка и тут же об этом пожалела. Конечно, на даче бабушке будет лучше.
– Там будет спокойно, и там и так собирается бóльшая часть семьи, – сказала бабушка. – К тому же, мне кажется, тебе самое время пожить без взрослых.
– Я могла бы снять квартиру или комнату, – сказала Мишка.
– Нет. Квартира остается тебе, и я хочу, чтобы в ней жила ты, – сказала бабушка. – К тому же я хочу, чтобы ты начала сдавать кому-нибудь одну из комнат. Начни поиск жильцов сегодня, хорошо?
Мишка не стала спрашивать, можно ли подождать до субботы, после семейной встречи. Если бабушка сказала «сегодня», значит, нужно начать сегодня. Чуть подумав, Мишка поняла причину такой спешки. В пятницу бабушка собиралась объявить на семейном собрании о том, что она больше не будет жить в московской квартире, а тогда ей сразу же заинтересуются все остальные члены семьи.
– Хорошо, – сказала Мишка. – Я попробую найти кого-нибудь.
– Молодец, Мирочка, – сказала бабушка. – С тобой еще хочет поговорить Сережа. Он откладывает это, но в пятницу обязательно все тебе расскажет, так что будь готова.
– К чему? – спросила Мишка испуганно.
– Сережа расскажет, – сказала бабушка. – А теперь давай помолчим, мне нужно отдыхать.
Мишка взяла бабушку за руку и закрыла глаза.
В детстве она молилась перед сном – не потому, что ее кто-то заставлял, а потому что так делала бабушка. Стоя на коленях у бабушкиной кровати, Мишка почувствовала, как возвращается в детство. Вот ей семь лет, у нее температура за сорок.
Весь день Мишка провела в кровати, мокрая от пота, обернутая в липкую простыню. У нее болела, раскалывалась голова, а перед глазами сверкали желтые кружки и спирали. Сил не было даже на то, чтобы переложить затекшую руку или откинуть с лица волосы.
Весь день бабушка провела рядом с Мишкой. Приносила ей чай с медом, читала вслух про девочку Сару, у которой сгорел домик, гладила ее по голове и держала за руку, когда Мишке становилось совсем плохо.
Мишка не могла вспомнить, вызывали ли ей врача. Кто-то, кажется, приходил, но, возможно, это был дядя Сережа. Какие-то лица плавали над кроватью, какие-то холодные ладони касались лба.
Лучше всего Мишка помнила ночь. Бабушка пошла спать в соседнюю комнату, а Мишка лежала на кровати и пыталась перестать болеть. На мгновение ей показалось, что голова больше не раскалывается, – Мишка резко встала с кровати и тут же упала на пол. Боль вернулась с прежней силой. Мишка лежала на полу, даже не пытаясь забраться обратно на кровать, и думала о том, что так она, наверное, и умрет.
Пол был прохладный и скользкий, и Мишка вдруг почувствовала, как ее тело срывается куда-то вниз. В ушах засвистел ветер, в висках застучала кровь. Мишка дернулась, задела ногой угол кровати и заплакала то ли от страха, то ли от боли.
«Господи, почему мне так плохо? – подумала она. – Я не хочу болеть, я не хочу лежать на полу, который противный и холодный. Я хочу, чтобы бабушка проснулась, и пришла ко мне, и сидела со мной, и держала меня за руку. Я хочу, чтобы мне было хорошо и тепло и чтобы простынки больше ко мне не липли.
Мишка попыталась позвать бабушку, но у нее ничего не вышло. Для этого пришлось бы поднять голову, а сил совсем не осталось. Перед Мишкиным носом на паркете лежала пылинка, и несколько минут Мишка пыталась на ней сфокусироваться, то открывая, то закрывая глаза. Голова болела нестерпимо, словно кто-то плескался в глаза раскаленным свечным воском, и в конце концов Мишка заснула.
«Господи, дай мне сил или дай мне смерть, – снилась Мишке странная молитва. – Господи, дай мне смерть или дай мне Себя».
Во сне Мишка шла по дороге, держа за руку маленького мальчика. Далеко у них за спиной остался пыльный город, а впереди, в диких болотах, прятались вооруженные до зубов мавры.
«Господи, дай мне страдание или дай мне смерть», – повторил голос, и Мишка сильнее сжала руку мальчика. Он, кажется, только перестал плакать и теперь смотрел по сторонам удивленно и испуганно.
«Не плачь, – сказала Мишка. – Мы все правильно делаем».
«Я не хочу, – сказал мальчик. Мишка крепче сжала его руку и потянула мальчика за собой. – Я не хочу». – Мальчик заплакал. Мишка остановилась, обняла его, погладила по голове.
«Я не хочу», – сказал мальчик.
«Мы не умрем, – сказала Мишка. – Мы не умрем, потому что скоро нас встретит дядя, дядя Сережа, наверное. Он отведет нас домой».
Мальчик хотел сказать что-то еще, но тут Мишка проснулась. Она лежала в кровати, завернутая в свежие простынки. Голова почти не болела. Лоб из раскаленного стал теплым.
– Иди, – сказала бабушка, прерывая Мишкино воспоминание.
– Пока, – сказала Мишка, поднимаясь и моргая.
– До пятницы, – сказала бабушка.
– До завтра, – сказала Мишка. – Я обязательно зайду.
Бабушка не ответила, но это было совершенно не важно. Мишка поцеловала ее в лоб и вышла из палаты.
– Что ты ей написал? – спросила Соня.
Ваня пожал плечами:
– Правду.
Соня выдохнула с облегчением. Ваня был хороший парень, несмотря на его расхождения с Верой. Она знала, что его удастся вернуть на правильный путь. Знала, потому что каждый день обещала это в молитвах.
В больничном коридоре Мишка снова столкнулась с Борисом Александровичем Файнбергом. Он стоял у стены и вздыхал, близоруко вглядываясь в экран телефона. Мишка постаралась закрыть
