Второй выстрел - Беркли Энтони Кокс Френсис Айлс
Значит, слухи не лгали. Эрик Скотт-Дейвис, последний и, к сожалению, недостойный представитель некогда сланною рода, собирался пустить с молотка не только поместье, но и портреты собственных предков.
- И что же, никак нельзя его остановить?- пробормотал я.- Неужели он на такое способен?
- Еще как способен, для него это вовсе ничего не значит. Даже меньше чем ничего. Мне кажется, именно в этом самое страшное. Ведь он же вырос в этом доме, члены ею семьи жили в нем согни лет, их лица смотрят на него с портретов на стене - а для Эрика все это пустой звук.
Признаюсь, я был удивлен, что Аморель принимала это так близко к сердцу. Видимо, я позволил чувствам отразиться на моем лице, потому что она вдруг вырвалась из моих рук и с горечью произнесла:
- Я отлично знаю, о чем вы думаете. Лишь потому, что я курю, употребляю всякие словечки и веду себя не так, как полагалось добропорядочным воспитанным девушкам во времена вашей юности, вы думаете, что у меня вообще нет чувств. Господи, Пинки, да если бы вы только знали! Говорю вам, я люблю каждый кирпичик в Стакелее, каждую травинку в парке, каждую тростинку на крышах деревенских домов! Для меня самая мысль о продаже Стакелея невыносима.
- Да, все это ужасно,- согласился я. Хотя обычно я не одобряю излишних проявлений эмоций, в подобных обстоятельствах они были вполне простительны.
- И потом, ведь в этом нет никакой необходимости. На месте Эрика я вполне могла бы жить на то, что осталось от доходов с поместья, даже сейчас. Если Стакелеем управлять с умом, он вполне может окупить себя.
- Как я понимаю, в случае смерти Эрика все имущество перешло бы к вам?рискнул вставить я.
Аморель сидела, обняв руками колени и мрачно уставившись на мыски собственных ног. Тут я впервые обратил внимание, как изящны были ее ступни и как стройны линии ее ног.
- Да уж, она все сумела разузнать,- снова заговорила девушка.- Понятия не имею, как ей это удалось, но это так. По завещанию дяди, если Эрик умрет неженатым, Стакелей отойдет ко мне. Так что, можно сказать, у меня есть повод желать его смерти, верно? Причем скорейшей смерти. Ну да, я знаю, нельзя даже и думать о таких вещах, но, Пипки, он не заслуживает Стакелея!
- Вот в этом вы правы,- с жаром согласился я. Я не решился выговаривать ей за опасное желание, которое она только что высказала, потому что - о господи!- глаза ее опять наполнились слезами.
Я нерешительно дотронулся до ее руки, желая лишь выразить свое сочувствие, но, к моему удивлению, она опять прильнула ко мне, положив голову мне на плечо. Без сомнения, ею двигала лишь детская жажда утешения, и поэтому то, что я потом сделал, не имело ни малейшего оправдания. Подумать только: я, лишь несколько минут назад с негодованием отвергавший самую мысль о том, чтобы воспользоваться душевным состоянием женщины в своих целях; я, который никогда в жизни не делал ничего подобного... короче, будто что-то переключилось у меня в голове - щелк!- и я вдруг поцеловал Аморель.
Она тут же отпрянула, слегка покраснев, и пристально посмотрела мне в глаза. Ругать меня не было никакой необходимости, потому что мне и гак было невыносимо стыдно за свой поступок. Я хорошо понимал, что бессовестно предал доверие девушки.
Однако Аморель оказалась великодушна. Ее голос вовсе не звучал рассерженно, когда она медленно и с удивлением произнесла:
- Пи-инки, и часто вы так делаете?- (Хоть меня и терзало раскаяние, я не мог не заметить, что поток ее слез как-то сам собой прекратился).
- Нет, Аморель, ну что вы...- Я призвал на помощь все свои риторические способности.- Как вы могли такое подумать. Уверяю вас, я и сам не знаю, что меня толкнуло... Я, кажется, забылся самым необъяснимым образом, и прошу меня простить.
- Постойте, я что, первая девушка, которую вы поцеловали за всю свою жизнь?
- Боюсь, что так,- ответил я в тщетной попытке сгладить свой проступок. - Я даже уверен в этом. Действительно, вы первая. Я сам не знаю, как это получилось. В самом деле. я...
- Так вот, в следующий раз, когда какая-нибудь дурочка будет рыдать у вас на груди, запомните - меньше всего ей хочется, чтобы ее целовали в лоб.
- Да-да, я понимаю, - побормотал я, запинаясь от смущения. Меня смутила подобная отповедь от женщины, которая была гораздо младше меня и которую я прежде даже не считал себе равной (не говоря уже о том, чтобы испытывать к пей симпатию); однако я не мог не признать, что вполне заслужил это.- Я понимаю, что вел себя как негодяй. Если бы я мог снова вернуть ваше доверие... То есть я хочу сказать...
Тут я осекся в полной растерянности. Аморель склонилась ближе ко мне, и я наконец разглядел, что в ее глазах, в которых еще не просохли слезы, светилась улыбка.
- Да нет же, Пинки,- мягко сказала она.- Ни одна девушка не захочет, чтобы ее целовали в лоб. Она предпочтет, чтобы ее целовали в губы.
Что было дальше, я лучше промолчу, поскольку не мот у заставить себя излагать это на бумаге.
Было уже почти двенадцать, когда мы поднялись, чтобы выйти из леса. Нужно признаться, я делал это с большой неохотой. Но поскольку я решил точно излагать все события, то должен быть честен до конца, как бы это ни отразилось на моей репутации.
Тем более что читатель вряд ли сможет осуждать меня сильнее, чем я сам осуждал себя, пока мы молча шли обратно в дом. Хотя разум мой все еще пребывал в смятении, я постарался призвать на помощь свой испытанный метод самоанализа, чтобы понять, как могло получиться, чтобы не кто-нибудь, а я, именно я мог так забыться. Поскольку уже тогда для меня стал очевиден самый поразительный факт во всей этой истории: мне безумно понравилось целоваться с Аморель. Ощущение было совершенно невероятным!
Мне следует объяснить, что, по незнанию, я привык относиться к поцелую как к совершенно ненужному и даже унизительному акту, практически равнозначному тому, как дикари трутся друг с другом носами - по крайней мере. ничуть не более приличному или хотя бы приятному. Только теперь я понял, насколько ошибался.
Но раз уж мне гак понравилось целовать Аморель, значило ли это, что я в нее влюбился? Может ли быть приятно целовать женщину, которую не любишь? Это казалось мне крайне сомнительным. И все же, если я не был влюблен в Эльзу, то никак не мог быть влюблен и в Аморель, поскольку у меня не было ни малейшего желания жениться ни на той. ни на другой. Тогда почему мне нравилось её целовать? Почему мне хотелось делать это снова? Все это было как-то тревожно и непонятно. Жаль, что я мало знаю о таких вещах.
К счастью, никто не заметил моих переживаний, хотя, по-моему, вина была написана у меня на лице большими буквами. Все были увлечены обсуждением ссоры, которую нам предстояло разыграть. Как мне показалось, Эрику очень не хотелось играть сцену, которая была предназначена для него и миссис де Равель, но остальные настаивали. Вряд ли можно было винить Эрика - ситуация складывалась для него весьма неловкая.
К моему немалому удивлению, Аморель сразу же горячо вступила в спор, пустив в ход всю силу своего убеждения.
- Ну, прекрати же. Эрик! Не надо портить всем праздник. Ты здесь не один такой: вспомни, мне тоже придется играть вместе с тобой. Я должна буду изобразить бешеную любовь к тебе. Примерно вот так: ах, Эрик, счастье мое! Как ты можешь так обращаться с бедной невинной девушкой! Оставь все и вернись ко мне! (Мы в конце концов решили сделать концовку такой, как изначально предлагал Джон.)
И вот комедия, едва скрывающая драму, началась. Эрик едва ли мог следовать примеру Аморель, не выдав хотя бы часть правды мисс Верити. Аморель же практически вынудила его подыгрывать ей. Все остальные наблюдали, расположившись на стульях в противоположном углу гостиной.
Как бы ни затуманило рассудок Эрика собственное тщеславие, он не мог не почувствовать, что атмосфера вокруг накалилась. Его нервное напряжение нашло своеобразный выход: он постарался превратить сцену объяснения с кузиной в отчаянный фарс. Думаю, не ошибусь, что он нарочно делал это для того, чтобы и следующая сцена тоже прозвучала как пародия. Но мне было не до смеха. Ужасное предчувствие все нарастало, вытеснив из головы недавние события, причинившие мне столько волнений. Что собиралась предпринять миссис де Равель, смотревшая сейчас на сиену с едва заметной, но явно недоброй улыбкой, чуть приподнявшей уголки ее чувственных губ?
