Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина
– Еще бы! Как же без кошек?! О! Как там у нас классно будет!
Мне показалось, что у Никитки сейчас случится сердечный приступ от радости и никакого приюта он не увидит… Кинув в него карточку со Шлепадлом, я рассмеялась:
– Угомонись, а?
Часто, по-собачьи, дыша, он смотрел на меня счастливыми глазами. Точнее, одним, но мне показалось, что и стеклянный светится восторгом.
– А может, мне самому там поселиться? Тогда все деньги будут целы.
– Пусти козла в огород, – проворчала я. – Нет уж! Я не хочу, чтоб у меня там притон получился вместо приюта.
– Ты что подумала?! – возмутился Никита. – У меня и в мыслях не было…
– Ага, конечно!
Он подмигнул:
– Ну, в принципе, я и у тебя могу жить. Ты же тоже одна.
– Нет.
Это прозвучало так жестко, что самой резануло слух. А свечение в его глазах сразу погасло…
– Это мамина комната, – проговорила я через силу. – И она останется маминой. Даже Артур ни разу там не ночевал.
Опустив голову, Никита бросил кубик, но тут же накрыл его ладонью.
– А где он спит?
– Ну не со мной же! – огрызнулась я. – В гостиной на софе.
Он улыбнулся:
– Так вы с ним не…
– С ума сошел?! Логов мне как отец. И я ему как дочь. Усвой уже это раз и навсегда.
Его улыбка стала еще шире:
– Хорошо, хорошо! Как скажешь. Я просто подумал: вдруг в Крыму что-нибудь… изменилось…
– Ничего не изменилось. И никогда не изменится.
– Супер!
Я видела, как его отпустило, только не понимала почему? Его-то как это касается? Почему людям так нравится лезть не в свое дело?
– Кстати об Артуре, – вспомнила я. – Забыла ему еще кое-что рассказать…
– По этому делу?
– Я залезла на один форум – там общаются родственники пси… Пациентов психиатрической больницы.
Никита показал головой на окно:
– Той, что за тем парком?
– Той самой. Она нас заинтересовала потому, что из ее окон просматривается та детская площадка с кораблем. Вдруг это им посыл предназначался?
– Скальп? – Никита присвистнул. – Хороша больница…
– Так вот, я задала в чате вопросик…
– И какой же? – заинтересовался он. – Не снимают ли с больных скальпы?
– Почти. Я спросила: бреют ли в этой клинике пациенток?
В его голосе прозвучало сомнение:
– Думаешь, в этом причина?
Если бы я могла знать наверняка!
– Надо было сообщить Артуру, что мне ответили…
Никита нетерпеливо заглянул мне в глаза:
– И что же?
Я помедлила:
– Нет. Такого там не делают.
– Это же хорошо?
– Я боюсь, он полез туда… А может, и смысла нет рисковать!
Резко выпрямившись, Ивашин заговорил другим тоном:
– Что значит – полез? Один? Они же с операми прочесывают подвалы. Но в больнице им никто не даст делать обыск без постановления!
– Да уж Логов знает, наверное! – съехидничала я, не удержавшись. – Потому я и опасаюсь, что он проберется туда… нелегально. Но оперативников на такое дело с собой не возьмет. Мало ли… Сдадут еще!
У Никитки округлились глаза и отвис подбородок:
– Ой-ой… Это может плохо кончиться.
– О чем и речь. – Я взяла телефон и скользнула пальцем по имени Артура – в списке номеров он значился первым. – Надеюсь, мы успеем его тормознуть.
Мы замерли в ожидании, держа друг друга взглядами. В такие мгновения я подсознательно выбирала его живой глаз, хотя и не помнила об этом каждую минуту. Почти не дыша, мы ждали гудка в трубке… Но механический голос, который я тотчас возненавидела, радостно сообщил, что абонент находится вне зоны доступа. А где тогда?!
– Ничего не случилось, не придумывай, в подвале просто может не быть связи, – скороговоркой выпалил Никита и начал лихорадочно собирать карточки.
Я вскочила:
– Да брось ты их! Побежали!
Он и вправду швырнул портретики монстров на пол. В ту секунду я уже знала: если с Артуром что-то случилось, я больше не притронусь к «Казазяке» до конца жизни.
Но я не позволила этой мысли задержаться, яростно прогнала прочь, испытав лишь секундный ужас перед кромешным мраком… Никита дернул меня за руку, будто почувствовал, куда я погружаюсь, и не позволил, одним рывком вернул к реальности, в которой нужно было действовать, а не раскачиваться в трансе.
И мы побежали…
* * *
Никита надеялся провести этот вечер по-домашнему – с чаем, настольными играми, болтовней ни о чем. Хотя Саша Каверина не только не была его семьей, но даже возможности такой не допускала, его все равно тянуло остаться с ней наедине. Посидел бы у порога, как приблудный пес, если в дом не пустит…
Она, конечно, не знает, что снится ему. Каким мокрым и обессиленным просыпается он после таких снов, как комкает несвежую простыню, пытаясь смириться с тем, что счастье опять было только иллюзией…
«И не дай бог узнает!» – пугался Никита одной лишь мысли. Прогонит ведь, и больше близко не подойдешь к ней.
Он был ей не нужен. У Саши не возникало желания пленять всех и каждого – подобное он замечал за некоторыми красивыми девчонками. Они коллекционировали покоренные души. Зачем? Никита подозревал, что они и сами не знали этого.
Может, дело было в том, что Сашка не считала себя красивой? Зато ему все труднее было отвести от ее удивительного лица свой единственный глаз. Впервые он увидел ее зареванной, с опухшими глазами и носом – в таких никто не влюбляется! Кроме него… Тогда убили ее маму, и сердце Никиты ныло от жалости к этой девочке, в тот момент еще школьнице, внезапно лишившейся всего мира. Она парила в черном вакууме, не зная, за что схватиться, и ему так хотелось, чтобы именно его рука стала единственной, за которую Саша сможет удержаться.
Но Артур показался ей надежнее… И это ничуть не удивляло Никиту. Он тоже предпочел бы, чтобы в минуту, когда задыхаешься от горя, именно Логов оказался рядом. Умный, надежный, спокойный. Чертовски обаятельный! Думая о нем, Никита не мог удержать вздох: ему самому таким в жизни не стать… И уж совсем не верилось, что в мире есть другая девушка, на которую ему так же захочется просто смотреть часами, хотя при этом трудно, почти невозможно дышать… О какой женитьбе вообще можно вести речь?
Когда Артур увез ее в Крым, той же ночью Никита чуть не вышагнул из окна – до того нестерпимо жгли его ревность и тоска. До их отъезда он и не подозревал, до чего влюблен в Сашку, вообще не задумывался об этом. Она была рядом, и Никита дышал одним с
