Фельдмаршал в бубенцах - Нина Ягольницер
Несмотря на напряжение, Годелот невольно рассмеялся:
— Взять у меня деньги и сбежать, оставив меня на растерзание?.. Вы совершенно не знаете Пеппо. В нем поразительным образом уживаются рыцарь и идиот. — Он резко оборвал фразу, уколотый неожиданной мыслью: — Постойте! Вы говорили, что герцогиня подозревает в своем увечье графа Оттавио. И что же, тот самый артефакт каким-то образом попал в его руки? А как же…
Юноша запнулся, ощутив, что сейчас наконец приблизился к ответу на те загадки, что пытался загадывать ему доминиканец Руджеро. Но врач молчал.
— Если это правда, — пробормотал шотландец, хмурясь, — то получается, что кто-то из этого Клана был весьма близок с графом Оттавио, раз согласился оказать ему подобную… ужасную услугу.
Бениньо только поморщился:
— Я смотрю, вы окончательно встали на сторону собирателей легенд. Что же до «услуги», полагаю, речь шла о деньгах, а вовсе не о дружеских чувствах.
Но Годелота ничуть не задела ирония, прозвучавшая в голосе врача. Он оттолкнулся от спинки кресла и заметался по комнате. Все это было слишком. Слишком зыбко, слишком маловероятно, слишком отвратительно, слишком цинично. Душа брезгливо сжималась, силясь отстраниться от края зловонной ямы чужих интриг, но разум ей наперекор жадно поглощал услышанное.
Наконец подросток в изнеможении ударил в стену кулаком:
— Черт бы все подрал! Я не знаю уже, чему верить! И есть ли вообще кто-то, кому хоть немного можно доверять! — Он рванулся к доктору и схватился за подлокотники его кресла, глядя Бениньо в лицо: — Хорошо. Допустим, что вся эта несусветная околесица — правда. Но доктор… Вы же самый влиятельный человек в этом доме! Вы ангел-хранитель герцогини, вы облечены безграничным доверием, на вас молятся все и каждый! Почему вы допускаете это? Вы уверены, что герцогиня носится с иллюзией, но невозмутимо следите, как ради этой иллюзии гибнут ничем не провинившиеся люди! Так чем вы лучше своей хозяйки?
Но врач не отвел взгляда:
— Я никогда не утверждал, что я лучше синьоры. И да, я хладнокровно слежу за творимыми ею безумствами. А если я начну отравлять себя сожалениями и терзаниями да еще полезу в герои и начну мешать герцогине, то никого не спасу. Только потеряю остатки контроля за ситуацией, и все станет еще хуже.
— Какие, к дьяволу, «остатки контроля»?! — прошипел Годелот, а Бениньо криво усмехнулся:
— Вы олух, Мак-Рорк. Вы полагаетесь на внешний облик вещей и негодуете, когда они выглядят не так, как вам хотелось бы. Вы что же, и правда уверены, что мое слово в этом доме имеет решающее значение? Да, меня уважают. Да, я близок ее сиятельству, как никто. Но, милый мой друг, не путайте власть и доверие. Бог и король этого дома вовсе не я.
— А кто же? — Шотландец отчаянно боролся с вновь подступающей ледяной яростью.
Вдруг доктор мягко улыбнулся:
— Не притворяйтесь. Вся жизнь этого особняка подчинена лишь одному человеку. Достаточно хладнокровному, чтобы устранять тех, кого он считает помехой. Достаточно храброму, чтоб идти к поставленной цели, невзирая ни на возможное преследование властей, ни на собственное суеверие. Достаточно умному, чтоб найти нити управления каждым, кто ему понадобится.
Годелот медленно выпустил подлокотники и выпрямился.
— Полковник Орсо… — пробормотал он. И вдруг остро ощутил, что подспудно ждал этого имени. Но в ответ на это чувство тут же вспыхнуло раздражение. — С каким, однако, восхищением вы говорите о нем, доктор! Меж тем если россказни об ужасных Гамальяно писаны вилами по воде, то некоторых жертв его превосходительства я могу сию минуту перечислить вам по именам.
Бениньо внимательно поглядел на шотландца.
— Годелот, — все так же мягко проговорил он, — как давно вы знаете, что полковник Орсо возглавлял атаку на Кампано?
Только что преисполненный негодования, юноша слегка недоуменно нахмурился:
— Несколько недель…
— Вот. И тем не менее берете уроки фехтования, кланяетесь полковнику при встрече и то и дело ссылаетесь на него в разговоре. А ведь полковник отчасти виноват в гибели вашего отца, а я достаточно знаю о шотландской неумолимости в вопросах родовой чести. Что же вы ни разу не попытались отомстить Орсо?
Юноша скрипнул зубами: этот простой вопрос вдруг ткнул куда-то под дых, словно жесткий палец.
Бениньо же склонил голову набок, глядя на изменившееся лицо собеседника:
— Похоже, не в бровь, а в глаз. Но я не насмехаюсь, Годелот. Просто задайтесь этим вопросом и будьте честны с собой.
Глубоко вздохнув, шотландец обеими руками отер лицо.
— Вы правы, доктор, — сухо отрубил он, — но тут ответ простой. Отец в жизни не согласился бы на иной конец. Пасть в бою, защищая своего лэрда, в его представлении было лучшим уделом. Не знаю, поймете ли вы, человек невоенный, наши причуды… Однако враг, сразивший вас в бою, — это победитель, а не убийца. И потому я никогда не забуду всего этого, но мстить мне не за что. Свою судьбу отец выбирал сам. Да и… что я могу сделать полковнику? Не яда же ему подсыпать.
Минуту Бениньо молчал, а потом отрезал:
— Чушь! Все не так, Годелот. Представьте себе на месте Орсо неряшливого и пьющего субъекта, который тиранит своих подчиненных, ворует их жалованье и за любой чих назначает унизительные экзекуции. Который называет вас вульгарными словечками и охотно выставляет на посмешище перед однополчанами. Вы все еще готовы произнести вашу пламенную речь? Едва ли. Дело не в вашем воспитании. Дело в самом полковнике. Это незаурядный человек. И вам не гадко даже от мысли, что Орсо сам мог убить вашего отца. Ведь вы наверняка инстинктивно уверены, что никто не посмел пинать его тело сапогами или шарить по его карманам.
На челюстях шотландца дрогнули желваки, скулы вспыхнули. Но Бениньо только повысил голос:
— Злитесь? Зря. Я скажу вам еще кое-что. Вы восхищаетесь полковником. Более того, вы жаждете походить на него, даже если не отдаете себе в этом отчета!
— Прекратите! — рявкнул Годелот, тяжело переводя дыхание. — Хватит разбирать меня по костям, как жареную рыбу! Что вы можете знать обо мне? Хорошо, не спорю, я действительно болтливый простак, которого настолько потрясли ваши знания, ваши щедрость и доброта, что я готов был выложить все что угодно! Но не смейте с этой пренебрежительной уверенностью вешать на меня ярлыки, словно я насекомое на булавке!
— Не кричите, Годелот! — оборвал его Бениньо.
