Юрий Кунов - Спроси у реки
У дома остановился автомобиль. Хлопнула дверца, скрипучая калитка распахнулась, и во двор, сжимая дубинку, ввалился старший лейтенант Жарких. Было видно, что он жаждет крови.
– Петрович, чего случилось?! – выпалил он, подбегая к крыльцу.
– Да вот, гражданин Дронов, решил встать на скользкий путь экстремизма.
– В наручники?
– Иван, тебе решать, – повернулся к Дронову Посохин.
– Не надо.
– Может, тебя и задерживать не надо?
– Вам решать.
– Нам решать… Иван, давай договоримся: ты берешь на себя обязательство быть законопослушным гражданином – люфт дозволяется, иначе в России не выживешь, – а я закрою глаза на сегодняшнее происшествие. Идет?
– Чего зря обещать? Я когда выпью, злым становлюсь.
– Иван, все это может очень плохо закончиться. Ты, надеюсь, понимаешь?
– Ну.
– Свою жизнь загубишь – ладно. Но ты, ведь, кого-нибудь или покалечишь, или убьешь при таком отношении к человечеству.
– Ну.
– Баранки гну! Предупреждаю первый и последний раз: если напакостишь по-взрослому, будешь долго дышать сибирским воздухом.
– Да понял я!
– Так, теперь перейдем к делу. Ты в позапрошлый понедельник, тридцатого мая, с дружбаном своим Квасовым водку пил?
– В понедельник? В тот, в конце мая? В понедельник…
Дронов закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.
– В понедельник, – повторил он снова.
– Думай, думай!
– Пил, – сказал Дронов, открывая глаза. – Взяли пузырь, и пошли ко мне. Ларки моей дома не было, и я сам закусон собирал. Капусты квашенной из погреба достал, хлеба нарезал, сальца. На огороде луку нарвал. Редиски надергал. А что?
– Разошлись во сколько?
– Примерно… Вечером.
– Вас видели у твоей калитки в девятнадцать сорок пять.
– Я же говорю!
– Ну а позднее ты к нему не заходил?
Дронов скривился, словно ему под нос сунули какую-нибудь тухлятину.
– А-а-а! Райка его тварь законченная. Меня к ним и пузырем не заманишь.
– А он к тебе в тот вечер больше не заходил? Или ночью?
– Не знаю. Вечером нет, а ночью меня дома не было. Я скотину с речки пригнал и сразу к Сашке Лынову свалил. Мы у него во времянке полночи гудели, а потом в сарае на сене спать завалились. Вообще, если бы Николай приходил, Ларка бы мне сказала. Она к нему хорошо относится.
– А где этот Лынов живет?
– Я знаю, Петрович, – вмешался Жарких. – Он мне яблони в этом году обрезал. Мать моя с ним неплохо знакома.
– Когда она успела? Она в Бирючинск переехала всего-то полгода назад.
– Маманя у меня женщина общительная. Я уверен, она уже половину жителей Бирючинска по именам знает. А может, и больше.
– Мотнешься тогда сейчас к нему. Опроси его по полной. Все, Иван, мы пошли. Но о нашем разговоре советую не забывать. Договорились?
Посохин встал и протянул Дронову руку.
– Мир? Или еще подумаешь?
– Заметано. Не дурак.
Дронов тоже поднялся на ноги и крепко пожал майору руку.
– Сергей, дай ему пару сигарет. Как премию за сообразительность.
Выйдя на улицу, на полпути к машинам Посохин остановился. Развернувшись, он в задумчивости посмотрел на шагавшего следом за ним старшего лейтенанта.
– Знаешь, что странно? – сказал он, когда Жарких к нему приблизился. – Квасова не пожаловалась участковому на Дронова, когда тот ее толкнул. Вообще никуда не пожаловалась! А это в корне противоречит ее линии поведения. Причина? Может, у нее с Дроновым были какие-то особые отношения?
– Типа шуры-муры?
– Не обязательно. О том инциденте мы с Ваней еще побеседуем. Пока пусть расслабится. А тебе будет еще одно поручение. Съезди к жене Дронова на работу. Она на почте денежные переводы принимает, заказные письма, посылки выдает. Зовут ее Лариса Алексеевна. Узнай, во сколько она тридцатого мая вернулась с работы, и был ли Иван в это время дома. Спроси также, когда Иван в тот день пошел забирать с выпаса скотину и когда вернулся. Соображаешь?
– Понял. Сделаем.
– Знаешь что, ты с работы ее не выдергивай, а отлови, когда она домой пойдет. Не будем лишний раз трудовой коллектив напрягать. К ней и так участковый из-за Ванькиных дебошей, наверное, каждые две недели наведывается.
– А как я ее узнаю?
– Запросто. Она на матрешку похожа.
– Не понял!
– У нее лицо как у матрешки. Вздернутый короткий носик, широко поставленные голубые глаза, губки бантиком. Соломенного цвета волосы. Не ошибешься.
– А фигура?
– Ох, Жарких! Замечательная у нее фигура. В этом смысле на матрешку она не похожа.
– Павел Петрович, а вы не боитесь, что Дронов с ними уже договорился о том, какие нужно давать нам показания? Ну, я имею в виду Лынова и жену.
– Не смеши. Ты Дронова видел? Можешь представить, как он инструктирует друзей и родственников насчет нужных ему показаний? Оговаривает с ними все детали… Правда, Лариска может послать тебя в интимное место вместе с твоими вопросами, если будет не в духе. Она баба резкая. Но, думаю, ты с ней справишься.
Они подошли к машине майора. Посохин открыл дверцу.
– У нас в школе была учительница биологии, – сказал он, ухмыльнувшись. – Имя только забыл. Она год отработав, потом куда-то переехала. Так вот, начиная на уроке опрос, она всегда говорила: «А теперь, ребята, давайте побеседуем». С тех пор, как только произношу «побеседуем», ее всякий раз вспоминаю.
– Что, шеф, часто получали двойки по биологии?
– Не угадал. С пятого класса благодаря одной девчонке в школе я учился весьма прилично, хотя и работаю на данный момент в милиции.
– В полиции, господин майор! – потряс поднятой вверх дубинкой Жарких.
– Да, это звучит гордее.
– А что это была за девчонка, Павел Петрович?
– Хорошая была девчонка. Правильная. Круглая отличница. Единственная на весь класс, между прочим.
– Что так?
– Остальным, наверное, усердия не хватало. Хотя были и откровенные придурки. Помню, на той же биологии Коля Зуев, например, как-то рассказывал, что рыбки в реке питаются каплями водки и крошками хлеба.
– Что за прикол?
– Какой прикол? На полном серьезе. Мужики, когда пьянствуют, оставляют на пляже бутылки из-под водки и недоеденный хлеб. Вот рыбки этим и питаются.
Жарких засмеялся.
– Супер!
– А знаешь, как, по мнению того же Коли, можно определить пол земляного червя?
– Ну?
– Берешь червяка и пропускаешь его между передними зубами. Если он свободно проходит через щелку, то мы имеем дело с женщиной, а если забуксует, значит, у нас в руках мужчина.
Жарких захохотал, зажмурившись и тряся зажатой в руке дубинкой.
Посохин сел в машину и захлопнул дверцу.
– Вообще-то, земляные черви – гермафродиты, – сказал он, высунувшись из окна.
Эти слова вызвали у старшего лейтенанта новый приступ хохота.
Глава 15
– Кроликов кормить собираешься? – спросил Жарких, с осторожностью притворив свежевыкрашенную калитку.
Лынов перестал рубить траву и воткнул топор в колоду.
– Ага. Привет, Серега. Как там яблони твои поживают?
– Как новые. Мать не нарадуется. Привет, – протянул ему руку Жарких. – Разговор есть.
Поздоровавшись, Лынов рассовал нарубленную траву по кроличьим клеткам и, достав пачку «Примы», присел на колоду.
– О чем говорить будем? Только недолго. Дел до энтой матери.
– Позапрошлый понедельник помнишь? – опустившись на корточки, спросил Жарких.
Лынов поднял глаза к небу и стал похож на раннехристианского святого, изможденного и печального.
Старший лейтенант машинально бросил взгляд вверх. Величественно плывшие на юго-восток облака были такими белыми, что ему захотелось зажмуриться.
– Тридцатое мая? Помню, – вытаскивая сигарету из пачки, сказал Лынов без тени сомнения.
– Дрын к тебе когда в тот день пришел?
– Дрын? В одиннадцатом часу. А что?
Вдруг скривившись, Лынов сказал с возмущением:
– Чего ты как сиделый раскорячился? Задницу пристрой по-человечески.
Старший лейтенант выпрямился и оглядел двор.
– Вон там чурбачок выбери. – Хозяин указал ему зажатой между пальцами сигаретой на лежавшую у сарая кучу распиленных, но не колотых дров.
Старший лейтенант направился к сараю.
– Сосновые не трогай. Штаны вымажешь. Не, дубок сыроват. Березку лучше возьми.
Жарких принес увесистый березовый чурбак и, приладив его стоймя, сел.
– Александр Иванович, время точнее можешь вспомнить?
– Точнее? Минут пятнадцать или даже двадцать одиннадцатого было. Стемнело уже.
– А ушел он когда?
– Утром. Во вторник. Не, – вдруг помотал головой Лынов, – в обед. Начало первого уже было. Мы тогда нехило погуляли.
– Сколько выпили?
– Сначала мы пивка пару литров засосали. Потом сосед принес литр водяры – я ему обещал в следующий окот двух крольчат подарить. Через час где-то он к бабке Марусе еще сбегал и третью бутылку принес. Эта, по-моему, уже лишняя была.
