Ури Шахар - Мессианский Квадрат
В этот момент шумная компания затащила нас обратно за стол.
Выбравшись, наконец, на улицу, мы зашли в какой-то сквер и проболтали часа полтора, сидя на скамейке.
Сергей стал расспрашивать меня об иудаизме, какие в нем существуют направления и к какому из них я себя отношу? Я рассказал ему о «вязаных кипах», о религиозном сионизме, о раве Аврааме Ицхаке Куке, бывшем первым главным раввином Израиля еще в подмандатной Палестине, рассказал, что он считал светский сионизм частью процесса Избавления, а светская культура, по его учению, содержит в себе искры Божественного света.
Однако, уяснив, что при всей своей открытости религиозные сионисты не отказались ни от одного «еврейского обряда», Сергей впал в некоторое раздражение.
– Не могу поверить, что кто-то в наше время, – эти слова он произнес с особым ударением на слове «наше», – может всерьез относиться к ветхозаветным заповедям: не есть свинину и воображать, что этим он становится ближе к Богу!.. Ты хоть Новый завет-то читал? – скосился он на меня.
Нельзя сказать, что многие йешиботники могут похвалиться близким знакомством с христианскими источниками. Но в библиотеке моих родителей русская Библия присутствовала, и в свое время я действительно заглянул в «Новый завет».
– Читал, – честно ответил я.
– Ну и как впечатление?
– С некоторыми оговорками, положительное. Но только все, что там выдается за «новое», на самом деле хорошо забытое старое. Практически все поучения, приведенные в Евангелиях, я встречал в наших источниках.
– И заповедь подставлять вторую щеку?
– В книге пророка Иеремии «Эйха» сказано: «подставь бьющему щеку». Посмотри там в третьей главе... По-моему, в Евангелии просто собран и отражен тот моральный план, который общий и для иудеев, и для народов. Для христиан, точнее.
– А зачем какой-то другой план нужен, кроме этого общего, морального, очевидного для всех нормальных людей?
– Народам он, наверное, действительно не нужен. Тора дана только евреям, как народу - священнику.
– Господи ты Боже мой! Какой-то ты отсталый стал! Тора – это временный ограниченный закон, который Иисус Христос демонстративно нарушал.
– Не знаю, откуда ты это взял. Евангелия, во всяком случае, ни о каких нарушениях не сообщают... Почитай Флуссера.
– Ну как же не сообщают? Иисус исцелял в субботу, не омывал рук...
– Исцелять в субботу вовсе не запрещено! А обычай омовения рук перед будничной трапезой в качестве закона утвердился уже после разрушения Храма, то есть после 70 года новой эры. Да и как ищущий Бога еврей может не соблюдать Тору? Это же нонсенс.
Сергей молчал, как будто обдумывая мои слова, я решил, что он услышал меня, и, вдохновленный этим, стал говорить то, что не доверил бы первому встречному:
– В Торе скрыта тайна Всевышнего, Тора – это Божественная инженерия. Знал бы ты, с какой ревностью евреи постигают эту премудрость! В йешивах учатся по четырнадцать – шестнадцать часов в сутки, а ведь Гемара, если ее учить, как положено, со всеми комментариями — сложнее любой светской науки. Сам я, во всяком случае, ни с чем более сложным не сталкивался.
– Божественная инженерия, говоришь? – повторил за мной Сергей. Выражение это ему явно понравилось, но по какой-то странной ассоциации направило ход его мысли в совершенно другую сторону. Сергей начал рассказывать мне о карме и астральных телах.
Пора было уходить, но Сергей потащил меня в общежитие к своим друзьям, которых описал как университетскую группу ведущих интеллектуалов, опережающих свое время.
Все интеллектуалы оказались в сборе. В комнате, куда мы вошли, находилось человек десять, было страшно накурено, причем женщины курили, а мужчины терпели. Все бурно о чем-то спорили и нашего прихода не заметили, лишь двое вяло кивнули головами Сергею. Мы молча присели на кровать. Я прислушался, удивляясь тому, что совершенно перестал понимать русскую речь. Несколько раз прозвучало слово «примордиальная традиция».
В какой-то момент кудрявый молодой человек вытащил журнал, в котором печаталась книга «Царь мира» некоего Рене Генона, и стал делиться впечатлениями.
– Понятие «Царь мира» – это одно из самых «примордиальных» понятий, которое присутствует во всех древних религиях и культурах. К этому Царю восходят все традиции, причем в нем всегда отмечаются два аспекта – священнический и собственно царский; священнический аспект ассоциируется с мостом, высшим выражением которого служит радуга. Связь с центром осуществляется посредством глубинных пещер…, – излагал молодой человек.
Многое в его докладе показалось мне интересным, однако вскоре я опять полностью потерял нить.
– Первозданная традиция – это структура, – заговорила сидевшая у окна миловидная блондинка с короткой стрижкой, когда кудрявый прервался для того, чтобы подтвердить свою мысль цитатой. – Во всех мифах повторяется одна и та же структура – она и является основой. Вот, например, Штайнер обращает внимание, что и Кришну, и Моисея, и Иисуса Христа властители стремились убить еще при их рождении. Это именно структура, которая сопровождает явления в этот мир Великих посвященных. И еще я вам скажу, что Пятое Евангелие Штайнера – это в собственном смысле слова примордиальное Евангелие…
Все разом переключились на Рудольфа Штайнера. Стали обсуждать какую-то его теорию…
– Иисус Христос – это последующая инкарнация Заратустры, – убежденно заверил парень в совершенно темных солнечных очках.
В ответ заговорили сразу несколько человек. Я вслушивался, но по-прежнему не очень понимал, о чем речь.
– Иисус – аватара Вишны. Вы читали о жизни Иисуса в Индии? Есть книга, в которой очень интересно говорится об общей этимологии слов «христос» и «кришна», – вставил мой сосед по дивану.
– Заратустра прошел множество других инкарнаций, прежде чем воплотился в Христа, – подтвердили ему с дивана напротив. – Все дело в том, что Иисус представлен не только древней душой Заратустры, но и свежей небесной душой... Иисусов двое…
Я бросил красноречивый взгляд на Сергея и кивнул головой на дверь. Сергей подмигнул мне и направился к выходу. Прикрыв дверь, я прошептал:
– Какие еще Вишны и Заратустры, Сергей? Этот Генон, не спорю, интересные вещи говорит, но какие еще два Иисуса? Куда ты меня привел? Какая-то квартира заговорщиков!..
– Извини, дорогой, – перебил меня Сергей, – но это все серьезные люди, занятые поиском истины! Истины, понимаешь! А не замшелой традиции. Это студенты лучшего в стране университета. А закрываться в какую-то одну религию как в скорлупу, – это признак легкомыслия и даже, извини, скудоумия.
Я тут же попрощался с Сергеем, сославшись на срочные дела, но расстались мы вполне дружелюбно.
***На следующий день я был в гостях у Андрея. Он как-то возмужал, держался бодро. Во всяком случае я не видел в его взгляде той растерянности и тоски, которые подмечал иногда в Израиле.
Жил Андрей в Сокольниках в однокомнатной квартире добротного многоэтажного дома, по всей видимости, сталинских времен, с большим внутренним двором. Располагался дом у самого парка, недалеко от центрального входа.
Обустроился Андрей со вкусом: мебель была хоть и не антикварная, но старая, с историей, такую хотелось разглядывать — комоду, письменному столу, буфету и стульям на вид было лет по сто. По периметру комната была обставлена книжными шкафами и стеллажами, причем один стеллаж комнату перегораживал, деля ее на «приемную» и «кабинет», как возвышенно именовал два образовавшихся помещения Андрей.
Книги на этих стеллажах были самые разные: по философии, математике, биологии, но особенно много по истории. Художественная литература тоже присутствовала, но большинства не составляла. Имелись и какие-то старинные на вид книги, некоторые на английском и французском языках, но большей частью церковные требники, которые, как выяснилось, Андрей собрал еще школьником, путешествуя по северным деревням.
Мы уселись на кухне пить чай.
– Ну, как тебе Москва?
– Трудно судить объективно. Москва – город моего детства...
– Уверяю тебя, москвичи мало изменились. Квартирный вопрос по-прежнему занимает их в первую очередь…
– Ну, а как ты? Кончил институт? Работаешь?
– Да… Я исследовательской деятельностью занимаюсь.
– Чем конкретно, если не секрет?
– Конкретно всем. Всем, что интересно. Но об этом потом. Ты рассказывай.
И я заговорил о своей службе, о минах, о замках крестоносцев, служащих укреплениями для нашей армии в Южном Ливане, о ситуации в Израиле, наконец, о последней встрече с Халедом.
– Ну, а как Сарит? Ты ее так и не разыскал?
– Как же я ее найду!..
– Как жалко! Неужели нет никакой возможности?
– В общем-то, нет. Но ты не бойся, Израиль – страна маленькая. У нас невозможно рано или поздно не встретиться на улице.
