Светлана Алешина - Мир мечтаний
— Понимаешь, Сашка, он может послать кого-то вместо себя.
— Понимаю, — кивнула я. — Не сомневаюсь, что именно так он и поступит.
— Так вот, посмотри… Вчера я обозрел всю эту мерзопакостную Топольчанскую. Мусорный бак расположен так, что спрятаться там негде.
— Разве что в мусорной куче, — согласилась я, пытаясь сохранять серьезный и невозмутимый вид. Фраза была уморительной — «спрятаться там негде»!
— Господи! — возвел очи к небесам Ларчик. — Ты вообще-то понимаешь, что положение серьезное?
— Понимаю, — кивнула я. — У меня не так уж плохо варят мозги!
— Тогда слушай дальше. Любая появившаяся в этом загоне фигура его напряжет, так?
— Так.
— Значит, у нас только один выход…
— Все-таки мне придется изображать из себя мусорный пакет? — ужаснулась я.
— Если ты не перестанешь хихикать…
— Это нервное, Андрей, — начала оправдываться я. — Кстати, я тоже побывала на Топольчанской. Не так-то все и безнадежно…
— То есть?
— Смотри сюда.
Я начертила контейнер. Потом нарисовала несколько коробочек, обозначающих стоящие вокруг дома. Узкий проход, ведущий на шоссе.
— Видишь вот этот дом? — ткнула я карандашом в крайний дом. — Тут окно выходит прямо в этот двор. Если, предположим, я оставляю его заранее открытым, я вполне успеваю выскочить и отправиться за нашим неизвестным «героем», дабы проследить его путь. А вот тут, если он будет действовать согласно моим предположениям…
Я начертила кружок.
— Скорее всего он окажется здесь, поскольку вряд ли умеет летать, и будет вынужден вернуться и пройти этим путем, и вы сможете его перехватить, милорд, и присоединиться к нам по пути нашего следования! По крайней мере, пока нам не сообщат, что с Алисой все в порядке, мы ведь не сможем действовать, да?
— Неплохо, — улыбнулся Ларчик. — Насчет окна я как-то не додумался. Признаться, я просто решил, что это абсолютно невозможно.
— В этом разница между женским и мужским типом мышления, — успокоила его я. — Женщины выбирают самые невозможные выходы. Может быть, именно поэтому и живут дольше мужчин!
* * *Таня выглядела скорее как собственная тень, чем как нормальная двадцатилетняя девушка.
Вике даже показалось, что она похудела.
— Доброе утро, — выдавила из себя улыбку Вика. — Я не ожидала, что ты придешь.
Девушка смотрела очень серьезно. На Викину улыбку она не ответила. Скорее наоборот — дернулась, как от удара током.
— Я… — начала она, но запнулась и робко посмотрела в сторону Анастасии Михайловны. — Можно, я пройду?
— Господи, — выдохнула Вика. — Конечно, можно.
Таня прошла, не снимая куртки, села на стул, сцепив руки, и обреченно уставилась в пол.
— Таня, да что с тобой? — спросила Вика, отчего-то раздражаясь.
Вид этой страдалицы начинал действовать ей на нервы. Можно подумать, она переживает сейчас больше нас с мамой, подумала Вика со злобой.
— Оставь девочку в покое, — подала голос Анастасия Михайловна.
Она подошла к Тане и дотронулась до ее плеча.
— Успокойся, деточка, — проговорила она мягко. — Вот увидишь, все будет хорошо…
Таня только кивнула, закусив губу.
— Я хотела попросить вас об одной вещи, — подняла она на них обеих глаза. — Можно, деньги отнесу я? Ведь я смогу тогда хоть чем-нибудь вам помочь, правда?
Вика и Анастасия Михайловна переглянулись.
Таня уловила эту возникшую неловкость и сказала с отрывистым горьким смешком:
— Конечно, вы не можете мне доверять! Ведь то, что произошло, случилось по моей вине, правда? Безусловно, это я во всем виновата! Я.
— Таня, успокойся, — сказала Анастасия Михайловна.
— Нет, я не смогу, — помотала Таня головой. — Я уже, наверное, никогда не смогу жить спокойно, зная, что по моей вине случилась беда и я ничем не смогла вам помочь!
Она вскочила со стула и прошлась по комнате.
Потом подошла к окну и, обернувшись, резко и отрывисто спросила:
— Он ведь вам позвонил, правда?
Вика кивнула.
— И куда он просил положить чертовы деньги?
Вика объяснила.
— Ну, что ж. Я все равно туда пойду. Я выслежу этого гада и…
Она не договорила — слезы помешали ей. Махнув рукой, она направилась к выходу.
— Подожди, Танечка, — мягко остановила ее Анастасия Михайловна. — Мы не говорили, что перестали тебе доверять. В том, что произошло, нет твоей вины. Точно так же можем считать себя виноватыми мы все! Понимаешь?
Таня упрямо продолжала молчать, не реагируя, как казалось, на слова, обращенные к ней.
— Ну, хорошо, отнеси эти деньги ты, если так тебе будет легче, — сказала Вика и сама себе поразилась.
Почему она вдруг решила доверить это дело посторонней девчонке, у которой к тому же в голове бушуют ветры любви?
Ведь это же ко всему прочему может быть связано с риском для Таниной жизни!
Но увидела, как мгновенно преобразилось Танино личико, как его осветила улыбка, и девушка выдохнула:
— Спасибо…
Что ж, может быть, так будет лучше, устало подумала Вика. Тем более что они смогут сразу поехать к театру. И забрать оттуда Алису!
— Это тебе спасибо, — сказала Вика.
В конце концов, в отличие от Лямина Таня принимает такое участие в Алисиной судьбе!
Лямин же скорее всего напился, как свинтус, и изливает душу какой-нибудь из своих пассий.
Мысль о Лямине пришла некстати. Вика знала, что от этих дурацких мыслей в ее душе появляется злость, но странная злость — вместо того, чтобы прибавить Вике сил, она отнимает их.
Поэтому сегодня нам о нем надо забыть, приказала она себе. Сегодня силы нужны.
Как и вера в дурацкую фразу «Все будет хорошо!».
* * *Без десяти десять.
Она посмотрела на девочку.
Та уже проснулась и теперь сидела, разглядывая ее с недоверчивым любопытством.
Он уже давно ушел, и теперь все предоставлено ей.
Откуда он сможет узнать, что она не выполнила его волю?
Если все должно быть именно так, как он ей говорил, вряд ли он бросится проверять, куда она отвела ребенка!
— Пойдем, — решительно произнесла она.
Девочка продолжала сидеть, испуганно глядя на нее.
— Вы меня… убьете? — почти шепотом спросила она.
Женщина энергично замотала головой.
— Пойдем. Я отведу тебя к матери, — объяснила она. — Единственное, о чем я тебя попрошу, — забудь мое лицо. Впрочем, я думаю, ты и так вряд ли его вспомнишь!
Она подождала, пока девочка оденется, и они вышли на улицу.
Ее рука сжимала хрупкую ручонку Алисы.
— Солнце, — улыбнулась девочка, немного сощурив глаза.
У женщины защемило сердце. Девочка была такой трогательной и беззащитной, что она невольно сжала ее ручонку крепче, когда мимо них промчалась на всех парах машина и девочка, повинуясь инстинкту, прижалась к женщине, а та, тоже повинуясь инстинкту, прижала ее к себе.
«Господи, — взмолилась она. — Позволь мне исправить то, что мы натворили!»
Глава 8
В одиннадцать ноль-ноль я уже подошла к «арене военных действий».
Двор был совершенно обычный. Тихий, безлюдный и грязный. Грязью в нашем мире никого не удивишь, а что до остального — так ведь вряд ли кому-нибудь захочется по доброй воле находиться рядом с мусорным контейнером!
Чтобы не вызывать подозрений, мы решили, что деньги ровно в двенадцать положит кто-то из Аржановых. Я, кстати, до последнего пыталась отстоять идею «куклы», но на меня свирепо рыкнули — на кон была поставлена жизнь ребенка, хотя…
Ну, в общем, мне почему-то казалось, что за всеми этими мрачными играми стоят очень несерьезные люди. Скорее всего это их дебют, бросились они на преступную тропу с отчаяния, а посему я заранее прилепила им кличку «недальновидные лохи». Утром я все-таки созвонилась с Ванцовым, и тот рассказал мне о том, как ведут себя полноценные злодеи. Просто мурашки по коже бегают. Может быть, я просто пыталась себя успокоить?
На всякий случай я заявилась в избранный мной подъезд пораньше. Сначала я немного покрутилась вокруг, пытаясь разведать обстановку, но там царила такая полусонная тишь да благодать, что даже мысль о возможных потрясениях этого болота казалась кощунством.
Выяснив, что местные жители двор с вонючкой-контейнером посещают исключительно по надобности, то есть выбрасывают мусор, или у них нет иной возможности попасть в цивильный мир, кроме как, зажав нос, быстренько пробежать по двору, я немного успокоилась. Без десяти двенадцать вошла в подъезд, уселась на ступеньке так, чтобы меня не было видно, а я могла бы лицезреть как можно больше, и затихла, ожидая появления артистов на сцене.
Где-то притаился Ларчик, и это меня успокаивало. Честно говоря, самой себе я уж никак не напоминала героиню. Мне было все-таки страшновато. И рука моя сама собой держалась за револьверчик, поскольку один вопрос все-таки мешал мне ровно дышать.
