Светлана Алешина - Мир мечтаний
— Леша, жертв можно понять!
— Можно. Так вот, оставшаяся пара у нас — некий Исмаилов Рафик и Тараканова Елена. По моим сведениям, в Тарасове их нет. Вряд ли после того, как они нарисовались два года назад с похищением и убийством некоего Рахмана, они бы находились тут.
— Они могли объявиться?
— Не знаю, но… Чем черт не шутит! И если они объявились, Саша, я бы не хотел, чтобы ты с ними повстречалась.
Я и сама бы не хотела. Но что делать, если сейчас действуют именно они? Значит, они напрашиваются на встречу!
— Они жестокие?
— Они убийцы, — тихо проговорил Ванцов. — Жестокие и совершенно беспринципные. Особенно мадам Тараканова. Если тебе будет интересна эта дама, я многое про нее расскажу. Вот уж мразь так мразь… Бабу ничего не волнует, кроме баксов. Если учесть, что сия особа выучилась стрелять не где-нибудь, а в ГБ, получишь весьма опасную соперницу, Сашка!
Посмотрим, подумала я, достав из пачки сигарету. В ГБ меня стрелять не учили, но наш тир тоже ничего себе школка!
* * *Лешенька обещал мне предоставить все имеющиеся у него сведения.
Правда, высказал надежду, что сия пара к этому никакого отношения не имеет. Потом последовала лекция про легкомыслие жертв киднепинга, которые обращаются за помощью к маленьким девочкам, — я пропустила это мимо ушей, чтобы не обидеться, поскольку обижаться я буду, когда все кончится и у меня появится время на обиду.
А потом он вспомнил и про свое дело. Вернее, напомнила ему об этом я сама.
— Так что там тебе спать мешает?
— Ох, лучше бы не напоминала, — горестно вздохнул Ванцов. — И так от этой мерзости на душе тошно!
— Ну, если тебе нужна моя помощь…
— Нужна, девочка, еще как нужна! Поскольку лишь ты мне, похоже, и можешь помочь. Да еще твой Пенс.
— Не интригуй. Выкладывай.
— Банда байкеров, Сашка! Ты ничего не слышала о подобном?
— Леш, сто раз, честное слово! От мирных обывателей… Ну, куда деться ребятам, а? Даже чтобы уехать за город, надо сначала из него выехать и, прости меня, по нему проехать! Не оправдываю я их, только зря так вот сразу называть нас бандитами! Ты еще нас всех в тюрьму посади, что ли!
— Да я не про вас! Я про других. Какая-то тепленькая компания «раздевает» крутые машины. Устраивает идиотские гонки, насмотревшись дебильных американских киношек, и косит под «одиноких ковбоев». То есть они устраивают эту гонку, и, если человек их обгонит, они его отпускают, а если… Понимаешь? Обогнать их, по моим сведениям, еще никому не удалось!
— Та-ак…
Это уже интересно!
И кто бы это мог быть? Наших я знаю хорошо. Они вряд ли станут развлекаться подобным образом! Конечно, если их круто накачать пивом, они способны на самые неожиданные подвиги, но на такое — вряд ли!
— И ты уверен…
— Да, я уверен, что это байкеры, причем ребята не с улицы, что называется! Очень навороченные пацанчики! Все при них — и косухи какие-то сногсшибательные, и шиповки!
— Какие познания-то у тебя, Ванцов, — не удержалась я от насмешки. — Про банданы забыл. Банданы как у них, приличные?
— А они в касках. И шапках с прорезями. А каски у них, между прочим, фашистские. Как в кино.
— Деньги есть — на навороченность особых сил не нужно тратить, — заметила я. — И шиповки, и банданы, и даже фашистскую каску сейчас купить — раз плюнуть! Это раньше ты сам «пацифик» себе придумывал и изощрялся в оригинальности! А теперь… Пойди в «Готику», и ежели есть деньги, так приоденешься, что сами «коренные» тебя за своего примут! Не только лохи! Но я знаю наших ребят, вряд ли они будут такое вытворять!
— А «Ангелы»?
— Ну, эти сами богатеньким попки лижут! Впрочем, я постараюсь выяснить, что смогу. Подошлю Пенса, пусть приглядится! А описания у тебя есть?
— Откуда, крошка? Шапки с прорезями, и никаких отличительных признаков. Одеты по шаблону, одного примерно роста и комплекции… Придется обойти тысячу байкеров, чтобы найти эту парочку!
— Значит, они вдвоем?
— Мне кажется, нет. Но кто их знает? Может быть, их десяток, просто на дело идут парой?
— И сколько машин они раздели?
— Три.
— Мало, — рассмеялась я. — Медленно работают!
— Одну вообще угнали, Саш. И где она сейчас — понятия никто не имеет!
— Ладно, Лешенька, я тебе помогу. Только дай мне время на мое дело.
— Конечно, я же понимаю! Понадобится, кстати, моя помощь, звони, не стесняйся!
А скорее всего понадобится, подумала я. Кто знает, что нас ждет там, около этого мусорного бака?
* * *За окном уже начинался рассвет. От бессонной ночи мои веки были свинцовыми, и жизнь воспринималась мной в приглушенных тонах.
Я прошлепала на кухню. Мама еще спала. Сварив кофе, я сделала глоток и поняла, что это все-таки именно то, что мне было нужно.
Мир начал приобретать более четкие очертания. Хотя в голове еще царил полный сумбур и больше всего на свете мне хотелось забраться в постель, накрыться с одеялом головой и вывесить табличку — Александра Данич намерена отоспаться, просьба не будить ее ближайшие сто лет.
Но увы! Жизнь была ко мне жестока, и мои желания для нее ни черта не значили!
За окном послышались первые утренние голоса.
Шаги.
Черт, как все у них мирно-то! Какая-то Римма вопрошала Аглаю, купить ли ей молока. Мне бы так хоть пять дней пожить! Вся забота — купить молока!
А тут мысли кружат вокруг мусорного бака, да и вся моя жизнь протекает по подворотням и мусорным бакам!
Еще и эти непонятные байкеры спешат обрушиться мне на голову, и как тут Лешке отказать? Он мне никогда еще в помощи не отказывал!
Вот и получается — сидели мы с Ларьком целую неделю, в ус не дули, пусть без денег, но в полном и безоблачном покое, так нет! Напросили на свою задницу приключений!
Короче, день у меня начался, и начался с мыслей мрачных, пессимистических и глухих, как колодец.
Вернее, как мусорный бак, вокруг которого должно было сегодня произойти столько событий, что и чертям в аду было бы тошно там поучаствовать!
* * *«Неужели у нас нет другого выхода?»
Она слишком устала от нищеты.
Нищета преследовала ее повсюду — ею пропах мир. Мир вокруг нее вонял бедностью, как плесенью.
Но — так тоже нельзя!
Она боялась.
— Я пошел.
— Еще рано…
— Мне надо подготовиться.
По его лицу она никогда не могла ничего определить. А уж последнее время его лицо вовсе не выражало никаких чувств. Иногда ей казалось, что их, этих чувств, у него теперь не было совсем.
Словно он выключил их — потому что без них становилось легче.
— Поджарить тебе яичницу? — спросила она.
Господи, как он на нее посмотрел!
— Некогда, — бросил он.
Порою ей начинало казаться, что она его ужасно раздражает. Собственно, все было из-за нее.
Он не виноват, что никак не может заработать.
— Ты помнишь, что ты должна сделать?
— Да, — кивнула она и повторила, как прилежная ученица выученный назубок текст: — Отвести девочку к театру. Оставить там.
— Будь осторожна, — сказал он. — Надеюсь, завтра мы будем уже далеко отсюда и забудем эту историю!
— Надеюсь, что забудем, — повторила она как эхо, хотя и знала — этот кошмар она не забудет никогда.
Он ушел, еще раз обернувшись.
Она была готова поклясться, что на его лице появилось слабое подобие улыбки.
— А ты отстегнул эти ужасные кандалы? — спросила она.
— Да. Не забудь ее покормить. И… Попроси у нее прощения, ладно?
Она усмехнулась.
За это?
За то, что они сделали?
Может быть, девочка еще не до конца соображает, что с ней произошло, но она-то прекрасно понимает, что за то, что они проделали с этим ребенком, господь не простит их никогда!
Дверь хлопнула.
Она тихо вошла в комнату, где спала их маленькая узница. Руки ее разметались, и на губах застыла безмятежная улыбка — малышке снилось что-то приятное.
Она дотронулась до ее светлых кудряшек.
— Сегодня все закончится, — тихо прошептала она. — И слава богу…
Глава 7
Как собираются на работу нормальные девушки двадцати трех лет?
Они накладывают макияж. Одеваются в легкие, шуршащие одежды и, «дыша духами и туманами», несутся на свои рабочие места подобием пушинок одуванчиков. Прелестные и милые.
Я родилась явно ненормальной.
Потому как на работу собиралась совсем не так.
Напялив джинсы, я надела поверх просторный свитер грубой вязки. Ни о каком макияже не могло быть и речи — слишком плотно моя голова была занята мыслями совсем иного характера. Потом я надела куртку, во внутреннем кармане которой лежал револьвер — подарок Лешеньки Ванцова.
Лариков протестовал против Лешкиного дара, утверждая, что я начну палить почем зря во все движущиеся мишени.
