Вячеслав Курицын - Акварель для Матадора

— И эта баба имеет какое-то отношение к Акварели? — спросил Матадор. Какую-то жопу в утреннем эфире он, кажется, видел.

— Скорее, к тебе, — улыбнулся генерал Барановский. — Она нашла тебя у Политехнического музея, когда ты выпил из пузырька эту гадость. Пыталась погрузить тебя в свою машину. Хлопцы еле отбили. Вроде случайно там оказалась. Рундуков проверяет.

— Я сам проверю, — неожиданно решил Матадор. — Есть какие-то материалы?

— Кобыле, как говорится, легче, — Рундуков вытащил из портфеля небольшую папку, бросил её на одеяло.

— На букву «В» — выговор, — сказал Барановский, — За следственный эксперимент, не утверждённый начальством. То есть, мною. Если ты по своей инициативе ещё чего-нибудь левого съешь или выпьешь, отстраню от дела…

— Больше не повторится, господин генерал, — обещал Матадор, вытянувшись в кровати по лёжке «смирно».

— Буква «Ка», «Комсомольская газета», — продолжал генерал. — В редакцию пришёл человек, представившийся полковником Пушкарём из Силового Министерства. Такого полковника в штате министерства нет. Знал ли главный редактор, кто он на самом деле — неизвестно.

Матадор кивнул.

— Журналисту Огарёву поручили подготовить полосу про Акварель по имеющимся материалам. Сам Огарёв ничего не видел, не слышал, только списывал с Пушкарёвских бумажек. Вечером, накануне выхода газеты, Огарёву сказали, что он премирован туром в Лондон. Вылет рано утром. Любопытно, что ночью у Огарёва почему-то не работал телефон.

— Чтобы он не успел никому сообщить, куда уезжает, — предположил Матадор.

— Совершенно верно. Утром за Огарёвым приехала машина. Но в половине шестого его видел в подъезде сосед, пенсионер Печкин, который в это время выгуливает болонку. Ему Огарёв сообщил, что летит в Лондон. Печкина нашёл Караулов.

Рундуков гордо закашлялся. И при выведенном из игры командире их группа отрабатывала на двести процентов.

— Что в Лондоне? — спросил Матадор. Он был когда-то в Лондоне. Ликвидировал в Челси какого-то заикастого пердуна.

— Ходит, пьёт пиво, играет в колышки, — пожал плечами Барановский. — Как это называется?

— Дартс, — подсказал Шлейфман.

— Да. Наши ребята с ним разговаривали. Утверждает, что никаких выходов на Пушкаря у него нет. Теперь факс. Буква «Фэ».

— Какой факс?

— Твой факс. Который сообщил тебе, что я готовлю подлянку. А ты от меня это скрыл…

Матадор смутился. Всё правильно: листок с изображением маски и с текстом про коменданта у него лежал в бумажнике.

— Факс послан с центрального почтамта. Принят в семь часов вечера, передан, в соответствии с заказом, в два часа ночи. Концов не найти. Текст отправлен на графологическую экспертизу. Пока пусто. Маской занимается Сафин, о результатах на данный момент не докладывал.

— Ещё что-то? — Матадор поморщился. Отступившая головная боль вновь выпустила клешни.

— Фенциклидин, — сообщил Шлейфман. — Башка у тебя будет болеть несколько дней. Используется для общего наркоза. На выходе — кошмары. Характерны видения чёрной слизи и активных каловых масс. Были у тебя видения каловых масс?

Матадор промолчал.

— Буква «Че». Клуб «Чайная ложка». — продолжил генерал, — То же, что аптека номер один. Никакой Акварели. Напрашивается вывод: из откликнувшихся на объявление в газетке их интересовал только ты. Второе — они не собирались тебя убивать. Доза этого… фициклина была рассчитана только на сильное отравление. Они тебя пугают. Третье — они тебя предупреждали, что я готовлю подлянку. Вывод: они не хотят, чтобы ты занимался этим делом. Может быть, потому, что знают твои возможности. Но ты им нужен почему-то живым.

— Понял, — сказал Матадор. — Буду думать.

— Думай. Последнее на «Фэ»: формула. Формула Акварели. Это результат сложной лабораторной работы, которую нельзя проделать в домашних условиях. Такие ускорители нашим экспертам неизвестны. Это настоящее изобретение. В общем, Шлейфман теперь занимается только этим. А ты лежи, думай, подставляй задницу под уколы, а с утра — ко мне…

Матадор лежал, думал, подставлял жопу под уколы. Рыжая медсестра Нюра, похожая на белочку, ловко втыкала шприцы, а после ужина (макаронные изделия звёздочками, варёная курица, компот) принесла градусник.

— Лежите, лежите, Глеб Егорович, — Нюра наклонилась к Матадору и бережными пальчиками ввела ему подмышку термометр. Матадор представил, как она вводит этими пальчиками член в своё тёпленькое влагалище. Матадору стало жарко. Нюра наклонилась к Матадору, в вольном вороте халата закачались, как две маленькие бомбочки, круглые титьки с плотненькими, коричневыми орешками сосков.

Из папки, оставленной Рундуковым, вывалилось несколько фотографий. Арина Борисова садится в машину. Арина Борисова пьёт что-то через соломинку из узкого высокого стакана, а рядом — толстый еврей с толстой цепью на шее. Арина Борисова в прозрачном бельё, ноги крестом, сидит на большой кровати и щебечет с идиотской ухмылкой в телефон. На первых двух снимках Арина выглядела вполне симпатично — модная стрижечка горшочком, носик пуговкой. Третий был мерзок: алые, как миллион роз, губы, томные размалёванные глаза. Это и есть программа «Вставайте, ребята»… Н-да, а кто же этот толстый еврей? Знакомое лицо. Матадор углубился в досье.

За открытым окном раздался лёгкий задорный смех. Матадор выглянул во двор. Водитель фургончика с надписью «Вата и марля» болтал о чём-то с белочкой Нюрой. Ветер раздувал полы коротенького халата, обнажая загорелые ноги и голубые трусики. Матадор облизнулся.

Матадор вытащил телефон, заглянул в досье, набрал номер и с кем-то недолго поговорил.

Матадор привязал к батарее простыню, дождался, чтобы во дворе никого не было, спустился по простыне на козырёк, расположенный на уровне второго этажа. К козырьку протянулся толстый сук дерева, стоявшего у самой ограды лечебницы.

Матадор пробежал по суку и скрылся в зелёной кроне.

Глава пятая

Отрезанная голова лежала на столе.

Между шприцем, огрызком яблока, двумя пустыми водочными бутылками и чёрствой ржаной горбушкой лежала на столе отрезанная голова.

Не отрезанная — отпиленная. Её пилили ржавой двуручной пилой. По живому.

Пилили прямо на столе. Кадыров заснул за трапезой, упав бородой в закуску. Удобно пилить. В луже крови под столом плавали спичка и водочная пробка.

Матадор вышиб дверь ногой. Голова смотрела на опергруппу недружелюбно. Горловые связки и шейные мышцы болтались джинсовой бахромой.

Убийцы спали на топчане. Фотограф полыхнул вспышкой.

— Муть какая, — сказал Матадор. Он с большой неохотой пошёл на это задание.

Какой-то знаменитый французский фотограф раскатал губу на репортаж о доблестных буднях московских борцов с наркотиками. Фотографа втюхали группе Матадора.

Фотограф притащил тыщу баксов, скулил, чтобы взяли на интересненькое.

На серьёзную операцию его брать было нельзя. Промандячат ему дырку в черепе, разливай потом сопли перед начальством и посольством. Взяли парня на обычное дело: профилактическая зачистка одной чернушной квартиры.

И надо же было такому случиться: в гости к Степану Лысенко приехал из-под Харькова брат Мирон. Степан, продвинутый столичный житель, год торчал на героине, а провинциальный родственник хлестал по старинке горилку.

Решили братаны померяться силами: Степан всупонил себе двойную дозу герыча, а Мирон уговорил литр злодейки с наклейкой. Сосед Степана, Ренат Кадыров, успел на два фронта: укололся полкубиком, а сверху отполировал водкой.

Разгулявшиеся братья ночью вспомнили, как весело пилили когда-то вдвоём дрова на родном дворе. Ясное небо, пила звенит, жаворонок поёт, солнышко… Хорошо! Чего бы попилить? А вот — татар удобно лежит.

Оттяпали Ренату качан и легли спать. Фотограф ошалел от счастья. Снял голову и весь натюрморт в двадцати пяти ракурсах.

Фотографию поместили на фотобиеннале.

Голова татарина на столе.

Отпиленная голова татарина.

Игорь было полез в карман за сигаретами, но вспомнил, что он на выставке.

Игорь огляделся. Публика, пришедшая на вернисаж «История Москвы глазами русских и зарубежных фотографов», мало внимания обращала на развешанные по стенам снимки. Гости общались между собой, ожидая угощения: после церемонии открытия все должны были перейти через дорогу — из Малого Манежа в банкетный зал Дома Союзов, где уже накрывались столы.

Игорь, попавший сюда случайно, был вынужден рассматривать снимки.

Отпиленная голова татарина: Татаром был начальник стройуправления, в котором его мама работала главным бухгалтером. Начальник украл много денег и свалил недостачу на маму. Маму судили, приговорили к семи годам, она умерла от разрыва сердца в воронке, который вёз её из зала суда. Вор-татар занимает сейчас крупный пост в столичном правительстве.