Вячеслав Курицын - Акварель для Матадора
Зажёгся зелёный. Малыш отвалил в сторону, под мост, чтобы добраться до «Глазков и замков» другим путём.
Чёрная «Волга» вдруг рванула влево, под красный свет, прямо под носом у трамвая. Джип быстро среагировал на побег, но только ткнул в борт дружеское такси.
В подворотне было пусто, ни единого человека. Дверцы «Фольксвагена» были распахнуты, Малыш стоял рядом.
— Держите пузырь, — прыгая за руль «Волги», Малыш сунул что-то в ладонь Арине, — выпьете за моё здоровье.
На Ленинградском шоссе, у поворота на Химки, такси и джип догнали бежавшую «Волгу». Разъярённый водитель джипа попытался сбросить «Волгу» с трассы. Малыш ушёл от удара, но тут же врезался в такси с «Русским бистро». Три машины взорвались одновременно. Десятиметровый столб огня и дыма вознёсся к небу. Из пламени выскочило и долго катилось по шоссе пылающее колесо.
Спустя несколько секунд мимо места аварии проехал серый незаметный «Фольксваген».
— Он просил выпить за его здоровье. А получилось, что мы его поминаем…
Арина разжала ладонь. Матадор увидел пузырёк с ярко-красной жидкостью. Капля упала в стакан минералки и расцвела там причудливым багровым цветком.
Двигаясь по посадочной трубе в салон самолёта, Матадор подумал, что труба похожа на тюремный коридор. А человек в зелёном пограничном кителе у поворота — на надсмотрщика…
Руки Матадора превратились в мощные крылья боинга, два глаза слились в один фонарь на носу самолёта.
Матадор низко летел над взлётной полосой, так низко, что хорошо видел трещины в бетоне. Сквозь трещины пробивалась трава. В одном месте он заметил засохший одуванчик.
Матадор резко ушёл вверх, аэродром превратился в футбольное поле, в хоккейную площадку, в носовой платок.
Арина сдвинулась вниз по сиденью, рука Матадора легла поверх лобка. Сквозь колготки и трусы он начал гладить пальцами Аринины губы, нащупал клитор. Арина замурлыкала. Между ног у Арины стало влажно, отрадно и горячо.
Щёлкнула задвижка туалета. Арина рывком стянула трусы и колготки, оперлась руками о стенку. Горячие ягодицы прижались к брюкам Матадора. Он отстранился, схватил в каждую ладонь по румяной булочке и несколько раз сильно сжал. Несколько раз сильно сжал, пытаясь достать оттопыренными указательными пальцами до лакомой щели.
Матадор стал идеальным обтекаемым серебристым снарядом, мчащимся по бесконечной магистрали. Сзади, в возбуждённых соплах, трепетали языки реактивной пыли. Языки реактивной пыли слились в один, превратились в блистающий член, который оставлял в бетоне глубокую борозду.
Арина ползла через пропасть по толстому живому бревну. Внизу возникали: пенный ручей, зелёный луг, пыльная автострада. Живое бревно ходило ходуном, Арина еле удерживалась на его скользких боках. Впереди бревно утолщалось и меняло цвет. Арина рывком достигла спасительного утолщения и тут же утонула в белой пахучей жидкости.
Арина гладила рукой шершавое тело пальмы. Небо в стране, в которой они приземлились, было огромным и голубым. По небу летали три раскалённых солнца. Арина сама стала пальмой, ловя широкими листьями горячее дыхание ветра.
Вокруг бассейна стояли лимонные деревья, качели в форме мягкого диванчика, два деревянных шезлонга. На круглом крошечном столике — ваза с фруктами. Под одним деревом Арина заметила ведёрко со льдом, из которого выглядывало несколько бутылочных горлышек. В бассейне бил крохотный фонтан.
Ртутное тело Арины струилось в лучах водомёта. В зеркальном теле отражались небо, вода, солнце и Матадор. Арина легла на воду на спину, широко раздвинула ноги. Во влагалище одно за другим таяли зеркала, каждое со своим отражением.
Ветер и дождь вдруг обрушились с небес. Арина расплющила нос о стеклянную дверь, ведущую из дома во двор. Маленькие смерчи раскачивали качели, играли брошенными трусами: большими пёстрыми — Матадора и маленькими розовыми — Арины. Красный персик спрыгнул со столика. Ветер быстро загнал его в воду.
Матадор слился с зелёными узорами на боку пуфика. Он стоял над пуфиком и смотрел вниз, но видел вверх, как если бы смотрел изнутри узоров. На потолке играли ломаные тени. Это дождь, песок и ветер, разбиваясь о дверное стекло, продолжали свой танец на матовом экране потолка.
Арина лежала с плотно закрытыми глазами. На обратной стороне век сливались в клубках пёстрые ленты. Змеи сливались в клубках, выходили из кожи, входили упругими лентами в Арину. Влагалище выплёвывало их обратно: в виде пучка тонких светящихся волокон.
Матадор вдруг взлетел высоко-высоко. Низко-низко, за много километров лежала под ним Арина.
Огромное, сдобное, румяное тело лежало, раскинувшись, на странах, морях и горах. Голова прижала к земле смятое солнце. Вдоль бёдер валялись раздавленные города, похожие на детские конструкторы. Под мышкой дышал вулкан: он даже подпалил кучерявые волоски. У самых врат сладострастия щипали травку чёрно-белые коровы. Через ноги беспорядочно проросла, как лиана, железная дорога.
Матадор резко понёсся вниз, пробил облака, обжёгся о потоки горячего воздуха.
Матадор вошёл в Арину, как к Христу за пазуху. Арина резко подняла ягодицы над простыней. Жёлтая магма потекла по ляжкам. Во влагалище взорвалось маленькое плотное солнце.
Буря за стеклом утихла. Мокрый песок разметало по всему дворику. Три или четыре бледненьких солнца клубились на самом краю горизонта. В бассейне плавали Аринины трусы и два больших персика. Последний порыв ветра сорвал с пальмы охапку брызг и окатил Арину и Матадора с ног до головы.
Матадор внимательно посмотрел на небо, пытаясь понять, в какой стороне находится Россия. Но России, похоже, не было ни в какой стороне.
— Я люблю тебя, Арина, — сказал Матадор.
— Я люблю тебя, Глеб, — сказала Арина.
