Гильермо Родригес Ривера - Четвертый круг
На шоссе ветер усилился. Но они так и ехали с опущенными стеклами. Сьерра глядел на небо, которое теперь немного расчистилось – можно было даже различить кое-какие звезды, – и чувствовал на своем лице обжигающий ветер.
– Видимо, то, что мы ищем, в каком-то другом грузовике, – сказал он, повернувшись к Роману.
– Может быть, – согласился лейтенант. – Я подброшу тебя домой. Поспи немного, а завтра приходи пораньше. Я вздремну в кабинете.
Сьерру подмывало сказать, что Роману тоже стоило бы поехать домой, но он промолчал. И снова высунулся в окно, ощущая дыхание холодной ночи.
5 часов 25 минут
Сантьяго был в прекрасном настроении. Начинало светать, а на дне его лодки плескалось восемь или девять довольно крупных рабирубий и два красавца луциана – по правде говоря, он не надеялся наловить столько в такую неподходящую для рыбалки погоду.
Можно было бы удовлетвориться таким уловом, во Сантьяго решил еще разок попытать счастья. Своими толстыми шершавыми пальцами он стал насаживать на крючок приманку – плавник лобана; выцветшие голубые глаза рыбака глядели вдаль, туда, где мерцали огни Санта-Фе.
Море было холодным, неспокойным. Волны с силой били в борта лодки, но Сантьяго как никто чувствовал пульс моря и знал, что должен подчиниться ему. Поэтому он безропотно отдался во власть качки, пригнувшись словно тонкое деревце под напором ветра.
Уже рассвело, но солнца не было видно. Лишь слабое сияние просачивалось кое-где сквозь плотную свинцовую завесу и веером расходилось над горизонтом. «Дождя не миновать», – подумал Сантьяго, насадив кусочек полусгнившего мяса вместе с плавником на толстый крючок. Он встал на колени на дно лодки, и крючок с грузилом в его худой, но жилистой руке завращался над головой все быстрей и быстрей. В точно рассчитанный момент он отпустил леску – как выстрелил. Крючок без всплеска погрузился в воду метрах в десяти-двенадцати от лодки.
Сантьяго привязал веревку, которой кончалась леска, к одной из уключин, вытащил из сумки, валявшейся у него в ногах, бутылку и сделал несколько глотков, допив все, что еще оставалось на донышке. Кофе был горький и холодный: он сварил его в два часа ночи перед самым отплытием. Сунув пустую бутылку обратно в сумку, он достал пачку «Вегерос». Затем снял висевший на корме керосиновый фонарь, приподнял стекло и быстро, чтобы ветер не задул пламя, закурил сигарету, уже слегка отсыревшую в его пальцах. Потом осторожно убрал фонарь в деревянный ящик с ветошью, у которого лежал ночной улов, намотал конец лески на руку и зевнул.
Сигарета почти мгновенно скурилась на сильном ветру. Сантьяго, обжигая пальцы, выбросил в воду тлеющий окурок и для пробы подергал леску, но не встретил сопротивления: очевидно, рыба еще не почуяла приманку.
И тут метрах в пятнадцати от носа лодки Сантьяго увидел темный предмет, который плыл в сторону берега.
В свои пятьдесят лет Сантьяго сохранил острое зрение: у него были зоркие глаза рыбака, способные мгновенно распознать акулу по мелькнувшей вдали спине. Но то, что сейчас видели его маленькие выцветшие глазки, не было акулой.
Леска на его руке начала разматываться и стремительно уходила под воду, но он не замечал этого. Его пересохшие, потрескавшиеся губы мелко подрагивали. Он несколько раз зажмуривался, словно хотел избавиться от видения. Но оно не исчезало: Сантьяго по-прежнему видел плывущий навстречу мешок, из которого что-то торчало.
Это был распухший труп человека.
7 часов
Роман наклонился над телом, лежавшим на носилках под деревьями, метрах в тридцати от берега. Он вспомнил, что всего сутки назад так же рассматривал труп Эрасмо Суаснабара. Юноша ничем не был похож на сторожа, зато как две капли воды походил на того, кого лейтенант разыскивал последние двадцать четыре часа и кого он недавно видел на фотографиях. Сомневаться не приходилось: перед ним был труп Теодоро Гомеса в рубашке в черно-голубую клетку, синих хлопчатобумажных брюках, но босой. Роман поднял голову я посмотрел на врача.
– Смерть наступила вчера вечером, не очень поздно, – сказал тот, – примерно между восемью и девятью часами. Как видите, у него прострелена теменная кость.
Врач присел на корточки и осторожно повернул голову Тео Гомеса. Роман увидел отверстие диаметром в три-четыре дюйма чуть выше затылка, в ободке запекшейся, почерневшей крови. Сьерра и Кабада придвинулись поближе, чтобы рассмотреть рану.
– Выходного отверстия нет, – сказал врач, – так что пуля должна находиться внутри. По тому, как произведен выстрел, полагаю, что она застряла недалеко от сосцевидного отростка. А кроме того, взгляните сюда, лейтенант. – Врач показал на темя. – Перед тем как убить, ему нанесли удар по голове, – сказал он. – Возможно, когда в него выстрелили, он уже был без сознания.
Роман закурил сигарету и вспомнил о зверском ударе, которым раскроили череп Эрасмо Суаснабару.
– А может, даже мертв? – спросил он.
– Нет, лейтенант, это исключено, – возразил врач. – Обратите внимание: здесь лишь гематома, череп не поврежден. Удар был нанесен палкой или еще чем-то твердым, он не мог привести к смертельному исходу.
Затянувшись, Роман бросил сигарету.
– Когда я смогу получить результаты вскрытия, доктор?
– Часам к двенадцати они будут у вас на столе, – ответил врач, засовывая руки в карманы плаща.
По знаку врача Кабада осмотрел карманы Тео Гомеса и аккуратно уложил их содержимое в полиэтиленовый пакет. Подошли санитары и подняли носилки.
Потом все направились к санитарной машине, молчаливые, сосредоточенные, окоченевшие от холода. Сьерра жестом подозвал одного из агентов, который стоял у «фольксвагена» Романа с каким-то пожилым человеком. Агент и мужчина подошли. Санитары вдвинули носилки в машину.
– Лейтенант, – Сьерра кивнул в сторону пожилого мужчины с обветренным лицом, горестно смотревшего на труп юноши, – это рыбак, который его обнаружил.
Роман протянул рыбаку руку. Тот был очень взволнован, но четко ответил на немногие вопросы лейтенанта.
Спустя десять минут берег снова опустел. Санитарная и обе патрульные машины уехали. Роман, Сьерра и Кабада сели в «фольксваген».
Никто из них не проронил ни слова вплоть до самых пляжей Марьянао. На площади Ла-Эстрелья они развернулись и выехали на Пятый проспект.
– Зверское убийство, – произнес наконец Сьерра.
Руки Романа еще сильней сжали руль.
– Ты прав, Сьерра, здесь действовал настоящий убийца, не останавливающийся ни перед чем.
Сьерра и Кабада почувствовали, что голос лейтенанта дрожит от негодования.
– Что же будем делать? – спросил Сьерра.
Роман помедлил, прежде чем ответить.
– Это убийство многое меняет. Думаю, единственное, что мы можем сейчас предпринять, – это начать поиски субъекта, о котором рассказывал друг, а вернее, бывший друг Тео – Рауль Трухильо. Этот Ястреб был как-то связан с Тео Гомесом.
– Пожалуй, пока это единственный след, – согласился Сьерра. – А что нам о нем известно?
– Ему должно быть около двадцати пяти лет. Он мулат, худой, но сильный и крепкий. Похоже, имеет обыкновение прогуливаться в районе Прадо, рядом с кинотеатром «Фаусто».
– Угол Прадо и улицы Колон, – уточнил Кабада.
– Его называют Ястреб, и, возможно, он и есть преступник.
Роман вынул сигарету из пачки, но не закурил.
– Поищи дополнительные Сведения в отделе идентификации, Сьерра, может, он числится в картотеке. А ты, Кабада, займись его поисками у «Фаусто», в помощь себе бери людей, сколько понадобится.
Машина стремительно промчалась по туннелю и выехала на Кальсаду. На перекрестке с 12-й улицей они остановились у светофора. Сьерра наблюдал через стекло, как ветер гонит, по тротуару опавшие листья и бумажки.
– А вы сами чем займетесь? – спросил он вдруг у Романа.
Роман искоса взглянул на него, но ответил не сразу.
– Тем, чем мне меньше всего хотелось бы заниматься, – пробормотал он. И, помолчав, добавил: – Поеду к матери Тео Гомеса.
Зажегся зеленый свет.
9 часов 10 минут
Нельсон Барреро вразвалочку шел по Прадо. Миновав перекресток с улицей Нептуно, он бросил взгляд на одного из черных львов, беззвучно рычавших у входа на бульвар.
Кое-где на скамейках сидели люди. Очень разные люди, и пришли они сюда тоже по разным причинам. Старики вышли погреться на солнышке, подышать свежим воздухом или просто-напросто поболтать с приятелями, такими же одинокими старичками, скоротать с ними время. Женщины, отправившиеся за покупками, ждали открытия магазина поблизости. Мужчина беспокойно озирался, высматривая свою знакомую, а она все не приходила. Были еще и такие, что вряд ли захотели бы рассказать, зачем они здесь сидят. Что он мог знать об этих людях? Единственно достоверным было то, что они сидят на скамейках и ему придется прибегнуть к их помощи, чтобы найти человека, которого он ищет. «Его называют Ястреб. Мулат. Лет двадцати пяти, худой, но крепкий. Часто бывает в районе Прадо, около кинотеатра «Фаусто». Это было все, и вот он пришел сюда. Но кинотеатр «Фаусто» закрыт, и на улице не было никого, кроме этих людей, что сидели на скамейках и на каменном парапете Прадо – каждый со своими делами, со своими заботами. «Иголка в стоге сена, – подумал Нельсон Барреро, – и надо ее найти».
