Анатолий Степанов - Привал странников
Казаряновская "восьмерка" стояла с выключенным мотором. Милицейских свистков не было слышно.
— Такой уж молодец, что прямо деваться некуда! — уже успокоенный Казарян сказал это всего лишь с легкой укоризной. Смирнов хлопнул его сзади по плечу:
— Дурашка, она гениально отрубила хвост!
— А был? — быстро спросил Казарян.
— На Ярославском ждали. У поворота на Алькину дачу. Оттуда и повели.
— Ребята, вы о чем? — спросил окончательно проснувшийся Алик.
— О том, дорогой товарищ Спиридонов, — ответил Смирнов, — что игроки той команды знают, где находится твоя дача. Поэтому и хвостом за нами не последовали в безмашинные места. Откуда знают — вот вопрос.
— Ничего не понял, — признался Алик.
— После поймешь, — прекратил Алькину болтовню Казарян. — Саня, зачем им так пристально за тобой следить?
— Контакты контролируют. А у меня сегодня никаких контактов. Галочка, вези нас домой.
Осторожно, еще опасаясь милиции, выехали на бульвары. Неторопливо доехали до Алькиного дома. Вылезли все — прощаться.
— Мы с Галочкой — в Дом кино, поужинать, — сообщил Казарян, — а часов в одиннадцать я вам позвоню.
Так и расстались. Алик и Смирнов пошли домой, а Казарян с Галочкой поехали в Дом кино.
Не соврал Казарян, ровно в одиннадцать позвонил. И не просто так — с новостями:
— Я, Санек, совместил приятное с полезным. Бармен твой, Денис, в нашем ресторане гулять изволил.
— Ты его щупал?
— Зачем же молодому человеку вечер портить. Но главное не в этом, Саня. Главное, в какой компании гулял. Занятная компания… Если б надо было, я, конечно, этого Дениса за пищик пощупал. Но больно компашка перспективная. Думаю с нее начать.
— Завтра утром, — посоветовал Смирнов.
— Или днем. Или вечером. А в общем, с тобой надо посоветоваться.
И короткие гудки — конец разговору.
Творческие работники и пенсионеры спят до упора — пока не выспятся. Так делали и Смирнов с Аликом. Но довести до конца это дело им не дал телефонный звонок.
— Ромка, что ли? — догадался криком из кабинета Смирнов.
— Сейчас узнаем, — пообещал из спальни Алик и босиком пошлепал к телефону. Помолчал немного, сняв трубку, потом сказал недоуменно:
— Саня, тебя.
— Здравствуйте, Александр Иванович! — раздался в трубке молодой жизнеутверждающий голос. — Это Леонид Махов беспокоит. Мне бы повидаться с вами надо.
— Чудеса! А я сегодня собирался тебе звонить, просить рандеву.
— Так я приеду?
— Обязательно! Когда будешь?
— Через пятьдесят минут.
— Прелестно. К завтраку поспеешь. — Смирнов положил трубку.
— Ты хочешь поведать милиции о субботнем происшествии? — тихо поинтересовался Алик, почесывая голое толстое пузо.
— Нет, Алька. Пока нет.
— По-моему, правильно, — успокоился Алик. — Пойду под душик, а потом завтрак готовить. Милиционера кормить.
Ровно через пятьдесят минут прибыл лощеный, одетый с иголочки капитан Махов, очень похожий на артиста Абдулова. Но и старички к этому времени были ничего себе: умыты, бриты, приодеты с позволительной для старичков шикарной небрежностью.
Уселись, естественно, на кухне, и с неожиданной жадностью — все трое — набросились на пищу. Первым опомнился Махов, смущенно признавшись:
— Я сегодня позавтракать не успел.
— Ты не стесняйся, ты рубай! — приободрил его Смирнов, продолжая рубать. Замели все: огурцы, помидоры, жареную колбасу, макароны. На чае сбавили темп и приступили к разговору.
— Я с вами, Александр Иванович, посоветоваться хочу, — начал Махов и оглянулся на Алика.
— Чай допью и уйду, — пообещал ему тот.
— Да вы не мешаете, я из вежливости, только из вежливости, — заверил его Махов. — Просто боюсь, что вам это будет неинтересно.
— Может, и интересно, но я ухожу. — Алик допил чай и поднялся. Махов, понаблюдав за тем, как уходит Алик, встал, прикрыл дверь и начал:
— У меня сомнения, Александр Иванович…
— Сомнения — это хорошо, — перебил его Смирнов. — Еще чаю хочешь?
— Если можно, — обиженно выразил желание еще попить чайку Леонид Махов. Смирнов налил ему покрепче и посоветовал:
— Пей и не торопись. — Сам свой чай допил, как водку, и стал смотреть, как элегантно обращается с чашкой Махов. Без звука поставив чашку на блюдце, Махов укорил Смирнова:
— Вот вы перебили, Александр Иванович, и не знаю теперь, с чего начать.
— Раз не знаешь, значит, действительно сомневаешься. Давай с конца, с результата.
— Взял я этого остоженского наркотического супербосса. Вчера с поличным.
— Ну и что это такое?
— Гнида, — коротко охарактеризовал наркобосса Махов. И признался: Особой моей заслуги тут нет. Шел по трындинской схеме. Просто Трындин не имел права давить свидетелей, а я в связи с находкой тайника такое право имел. Ну и, естественно, придавил слегка. А наркоманы, когда не в кураже, — материал податливый.
— Поздравляю.
— Еще не все, Александр Иванович. Поляков этот признался, что тайник на крыше — его.
— Вон как чистенько у тебя все получается!
— Чистенько, да не совсем. Товар, что при нем был, когда его брали, с московской базы аптекоуправления. Там у него единственный канал — два грузчика, щипавшие по самой малости. Товар же из тайника областной базы. А Поляков не знал об этом: очень подробно мне рассказывал, как он копил понемногу этот запасец за счет поступлений с московской.
— Прячет второй канал?
— Вряд ли. Мелок он, мелок для серьезного разворота.
— За хороший посул берет тайник на себя?
— Скорее всего, боюсь, скорее всего… Что мне делать, Александр Иванович?
— Да… — Смирнов встал и стал собирать посуду. Собрал, отнес в мойку, хотел было вымыть, но махнул рукой, вернулся, опять уселся и сказал: — Перспектива у тебя, конечно, заманчивая. За три дня размотал дело, арестовал крупного торговца наркотиками, нашел тайник, преступник во всем признался, и все яснее ясного. Ты — герой и молодец, а Трындин с крыши сорвался случайно.
— Что делать, Александр Иванович?
— Давай на крышу слазим, Леонид.
Смирнов обвязался толстой нейлоновой веревкой, вдвоем проверили узлы на растяжку, намертво закрепили конец. Смирнов, кряхтя, вылез через слуховое окно.
— Вы там поосторожнее с вашей-то ногой, Александр Иванович, присоветовал Махов.
— Ты, главное, страхуй меня внимательно, а то повисну над бездной, как парашютист, на смех остоженской общественности.
И покарабкался вверх, внимательно осматривая кровельные доски. Махов, высунувшись из окна и неудобно вывернув голову, следил за ним. Пробыл Смирнов на крыше недолго. Судорожно цепляясь за что придется, вернулся, неловко спрыгнул в окно, развязал веревку, отдышался и признался:
— А страшно.
— Нашли что-нибудь? — ревниво полюбопытствовал Махов. Сам ведь там был, ничего не нашел.
— Грамотно сработано, — непонятно ответил Смирнов.
— Что именно?
— Все, Леонид, все. Последний раз кровельное железо вокруг окна клали не кровельщики, а халтурщики-алкоголики. Вместо того, чтобы крепить листы по-настоящему, просто приколачивали гвоздями с прокладкой.
— А какое отношение кровельщики имеют к нашему делу? Из-за них разве сорвался Трындин?
— Не из-за них, просто они кое-кому облегчили работу. Гвозди, Леонид, вбиты по шляпку, за исключением одного. И все — без прокладок.
— Ну и что?
— А то, что должен быть зазор на толщину железа и прокладки. Его нет, Леонид. Кто-то сорвал прокладки и вбил все гвозди, кроме одного, до конца. После этого лист железа держался на соплях, на одном гвозде. Стоило ступить на этот лист… Как тебе известно, Трындин ступил на него. Хочешь проверить?
— Хочу, — ответил Махов и полез на крышу без страховки.
— Ленька, не балуй! — заорал Смирнов.
Махов не откликнулся, баловал. Побаловал, побаловал и вернулся обратно. Вернувшись, высморкался в чистый платок цвета электрик и признал свое поражение:
— Я проморгал это, вы правы, Александр Иванович. На шляпках гвоздей ржавчина сбита ударами молотка.
— Не казнись, Леонид. Если бы не разговор с Трындиным о "Привале странников", и для меня твой ход размышлений был бы единственным.
— Что делать, Александр Иванович?
— Пойдем к нам, там побеседуем.
Они вернулись в спиридоновскую квартиру. Алик ждал их, готовый к выходу.
— Я пошел, Саня, а вы располагайтесь. Ромку дождись обязательно, он звонил, через полчаса будет. Когда я вернусь, пойдем к нотариусу доверенность оформлять. Там до двадцати часов.
И ушел. Смирнов остался за хозяина.
— В кабинете посидим, поговорим? — решил он и, обняв Махова за плечи, направил его в кабинет. Усадив его за стол, сам сел в кресло и объяснил эту мизансцену тем, что: — Тебе писать надо будет.
