Екатерина Гринева - Соблазнитель, или Без пяти минут замужем
Шалимов стоял и смотрел на меня. А я – мимо него. В сторону. Встречаться с ним глазами я не хотела. Так же в абсолютном молчании я развернулась к нему спиной, ощущая на себе его тяжелый взгляд.
Я вышла на улицу и посмотрела на небо. Погода была жаркой, солнце грело вовсю, а мне почему-то хотелось, чтобы пошел дождь.
Идти на пляж не было никакого настроения, я вообще не знала, что мне хотелось в данный момент. Может быть, посидеть в кафе за бокалом вина и покурить, напиться до умопомрачения. Но каким будет мой досуг в ближайшее время, за меня уже решили.
Чьи-то грубые руки втянули меня в машину, и мои размышления по поводу шалимовского предательства прервали самым бесцеремонным образом.
– Ну, слушай! Вот теперь мы и поговорим.
Я дернула головой и посмотрела вправо. Я была зажата между двумя мужчинами в одинаковых черных кепках. А спереди сидел незнакомый мне тип: молодой, лет тридцати, смуглый, с черными усами и шрамом на правой щеке. Смотрел на меня с прищуром, как будто решая в уме сложную задачку: прирезать сразу или пока все-таки оставить.
– Кто вы? И что хотите? – Я пыталась говорить твердо, но от страха и волнения мой голос сел.
– Алар Абаджи. Я не буду вокруг тебя вытанцовывать, девочка! Мне нужно знать одно: зачем ты крутишься около того мужика с раскопок? Кто он тебе?
– А… – Картина понемногу прояснилась. – Это мой муж… бывший. Но вообще-то я не обязана перед вами отчитываться.
– Что ты делаешь на этих раскопках? – Вопросы резали, как бритва.
– Там человека убили, – произнесла я с некоторым вызовом. – Я пришла поддержать своего бывшего мужа в тяжелую минуту. – Мой голос взлетел до патетического пафоса.
– А ты не врешь?
Я пожала плечами.
– Нет. А зачем мне врать?
Абаджи посмотрел на меня тяжелым взглядом, но ничего не ответил.
Сидевший около меня мужчина крепче сжал мой локоть, словно боялся, что я сбегу.
Я ощутила тошнотворный страх. Если я не смогу убедить этих отморозков в своей искренности, мне крышка!
– Я не вру. – Я старалась говорить как можно убедительней. – Я там вообще случайно оказалась. Игорь меня просто позвал. И все. Он испытал шок, когда убили его студента, и поэтому обратился ко мне…
– Когда? – Абаджи не сводил с меня глаз.
Я решила, что правда в данном случае – лучшая защита.
– Когда труп обнаружил. Он нашел его поздно вечером. Почти ночью.
– И позвал тебя?
– Да.
– Зачем? Что ты могла сделать?
– Не знаю. Просто он обратился ко мне как к человеку, которого когда-то хорошо знал. Ему нужна была поддержка, утешение.
Мои психологические штучки не произвели на Абаджи никакого впечатления. Он скептически хмыкнул.
– Ну… и что?
– Я приехала в лагерь. – Я задержала вздох. – Труп уже увезли. Игорь был в шоке. Костя был одним из его лучших студентов.
– И все?
– Все!
Я понимала, что Абаджи прощупывает меня, пытается найти уязвимые места, несостыковки. Если бы он обратился к Игорю или его окружению, то фига с два получил бы какую-нибудь информацию! Это точно. Через меня Абаджи хотел узнать обстановку и решить, как ему действовать. Я была в его власти, и он понимал это. Он не мог не видеть страх в моих глазах, и это его подстегивало. Он задавал вопросы без передышки, надеясь, что я сломаюсь и выдам ему ценные сведения.
Я вспомнила слова Шалимова, что Абаджи ему угрожал и советовал убраться с земли, которую считал своей.
– Дальше!
– Это все.
Меня пробуравили взглядом.
– Ты ничего не утаила?
– Нет.
– В противном случае… – Он не закончил.
Так же неожиданно, как втянули в машину, меня из нее и вышвырнули.
Я оказалась посередине небольшой улицы с низкими домами. Я посмотрела на свою юбку. Она была порвана в двух местах. В трех метрах от меня валялась моя сумка. Я подобрала ее и поехала домой. В горле у меня стоял здоровенный комок. Я понимала, что все случилось не просто так. И между всеми этими событиями существует непонятная связь, которую мне необходимо установить. Фигурки, найденные Игорем на раскопках, и такие же предметы в доме моего отца… Я их нигде не находила. Похоже, что их унес грабитель, забравшийся в дом к отцу…. Он взял их случайно? Или… Дрожь прошла по моему телу… В Москве я должна пойти к следователю и попытаться поднять старое дело, узнать те факты, которые, возможно, были скрыты от меня.
Но я не могу никому рассказать о своих сомнениях и подозрениях, пока все не узнаю сама. До конца.
Борис встретил меня злой и раздраженный.
– Где ты была? Мы пришли, а тебя нет!
– В магазине. Ходила за покупками.
– И где же они?
– На меня наехал мотоцикл. Случайно… – фантазировала я на ходу. – И продукты оказались на дороге. Видишь… одежда порвалась, – показала я ему на юбку, порванную сбоку.
– Вижу. Тебя даже из дома страшно отпустить. Вечно ты попадаешь во всякие истории!
– Не сочиняй!
– Я говорю сущую правду.
Раньше я подыграла бы Борису и попыталась сгладить возникшую ссору. Сегодня я была такой усталой и раздавленной случившимся, что даже не захотела ничего делать. Я понимала, что ничего не могу рассказать Борису, он все поймет не так, разорется, будет искать Абаджи, чтобы выяснить отношения… словом, все напортит. А в конце концов во всем обвинит меня, как это случалось и раньше. Я вдруг поняла, что устала от этих отношений, и впервые подумала, что, возможно, Борис – не тот мужчина, который мне нужен. И честно говоря, я теперь не представляла, как буду с ним жить дальше. Наши отношения держались на мне. На том, что я без конца подстраивалась под Бориса. Когда мы с ним познакомились, мне позарез была нужна передышка от Шалимова, от бесконечной нервотрепки и слез. Я получила эту передышку… и что дальше? Я старалась гнать эти мысли от себя, так как никакого выхода из этой ситуации пока не видела.
Через три дня мы уехали в Москву. Мои две недели отпуска закончились; Бориса тоже ждали дела. Он без конца звонил Росторопше и после этих разговоров ходил мрачный и недовольный. И только Кристи весело щебетала; ей хотелось поскорее похвастаться перед подругами своим загаром и раздарить им ракушечные сувениры.
В Москве нас встретил пустой холодильник, куча рекламного хлама в почтовом ящике и счет за квартплату.
– Совсем коммунальщики озверели, – покачал головой Борис, взглянув на счет.
– Вот и кончились мои каникулы, – вздохнула Кристинка.
– Не совсем, – нажала я на кончик ее носа. – Я тебя еще к тете Рите отправлю на месячишко.
Ритка Лебедева, мамина двоюродная сестра, обычно соглашалась принять Кристи, попыхивая сигареткой и смачно чмокая губами.
– Ладно, пусть эти лягушата пасутся у меня. Только чтобы… – Дальше следовал длинный перечень, чего делать нельзя: нельзя уходить за калитку, шалить, путаться под ногами, приставать к деревенским детям. И так далее сплошное «не». Но, в сущности, стокилограммовая Ритка была доброй бабой. Бессменная воспитательница детского сада вот уже без малого тридцать лет.
Они с мужем владели шикарной дачей по Рижскому шоссе, куда я каждый год отправляла Кристинку. Там был зеленый английский газон, сад, огород, стол для пинг-понга, бассейн и скульптура смешной зеленой лягушки величиной со взрослую кошку. Лягушка сидела на задних лапках на листе кувшинки и улыбалась во весь рот. Эту скульптуру Ритка купила на выставке товаров для дачи, и она валялась у нее в сарае среди прочего хлама, пока я не откопала ее там и не поставила около бассейна.
У Риты обычно гостили две внучки шести и девяти лет. И племянник, учившийся в третьем классе. Словом, для Кристи это была отличная компания.
Поужинав, Кристина легла спать. Мы с Борисом сидели на кухне и молчали. Никому из нас не хотелось начинать неприятный разговор: обсудить планы на ближайшее время. Но похоже, начинать все же мне… Как я обратила внимание, мужчины обычно делятся на два типа: первый – те, с которыми в принципе невозможно обсуждать никакие проблемы. Они сразу начинают либо обрывать и переводить разговор на другую тему, либо лезть на стенку и демонстрировать все признаки настоящего гнева. Как Шалимов. Ко второй категории относятся мужчины, с которыми хоть как-то можно договориться. Борис принадлежал ко второй категории. И это меня грело.
Мы пили чай, купив в магазине пирог с повидлом. Борис отрезал себе кусок побольше и теперь заглатывал пирог, стараясь не смотреть мне в глаза.
Я отщипывала от пирога маленькие кусочки и пила чай, который от волнения пересластила.
– Что ты будешь делать дальше?
– Это ты о чем? – грубовато спросил Борис.
– Не делай вид, что ты – чукча. Моя твоя не понимай.
– А я и есть настоящий чукча, – с неожиданной грустью сказал Борька. – Получается, что я ничего не понял в бизнесе и поэтому сел на мель. Со всего размаху.
– Ты не виноват. И ты не один. В таком положении оказались многие. Кризис есть кризис.