Фридрих Незнанский - Смертельный треугольник
Позвонил Денис Грязнов, сказал, что вечером уже можно будет заехать за киношным удостоверением.
— На что оно тебе, кстати? — уточнил директор «Глории». — Надеюсь, ты им пользоваться не собираешься?
— Как это не собираюсь! Я с ним в Испанию поеду.
— Тяжело тебе приходится, — посочувствовал частный сыщик.
Затем Гордеев позвонил Турецкому и прозрачно намекнул, что было бы славно, если друг, товарищ и брат по оружию и борьбе организовал ему доступ к материалам дела о гибели Людмилы Монаховой-Зингер.
Турецкий немного подышал в трубку, потом сказал:
— Дело я тебе, конечно, не принесу, сам понимаешь. Но сам заглянуть в него вполне могу. Затребую сегодня же из архива. Скажи мне, что конкретно тебя интересует, и я попробую отыскать.
— Я хочу знать, что она пила на сон грядущий, из которого ей не суждено было вырваться. — Гордеев вздохнул, понимая, что просит от своего друга слишком многого. Хотя кто знает. — Вещдоки, которые были найдены на месте гибели, и заключение судмедэкспертизы о содержимом желудка и крови.
— Ладно. — Турецкий вдруг хихикнул.
— Ты чего? — удивился Гордеев.
— У нас шеф новый.
— В смысле?
— Заместитель генерального. Ты что, телевизор не смотришь? Новый зам генерального прокурора.
— И кто же?
— Носков Михаил Павлович.
— Никогда про такого не слышал.
— Ну да, рассказывай! Бывший главный военный прокурор.
— Ах этот…
— Этот, этот! О Юрка, включи ящик прямо сейчас, он интервью дает.
Михаил Павлович Носков, представительный мужчина лет сорока пяти, давал пресс-конференцию.
В тот момент, когда Гордеев увеличил звук, Носков сказал:
«Я выступаю за то, чтобы скрывшиеся от следствия и суда несли уголовную ответственность — именно за то, что они скрываются. Мы не обязаны бегать за ними и искать: ты знаешь, что тебя обвиняют, приди и дай показания».
Гордеев засмеялся над этой абракадаброй.
— Нет, ну каков индюк, а? — пожаловался Турецкий. Разговор они еще не закончили. — Вообще, знаешь, смотрю и не верю. Похоже на сон. Неужели это все с нами происходит, а?
— Гегеля помнишь? — сказал адвокат. — «Все разумное действительно и все действительное разумно».
— Ты считаешь? — засомневался Турецкий.
— Саня, я надеюсь, он к следствию никакого отношения иметь не будет, — предположил Гордеев.
— Нет, Меркулов остается со всеми своими полномочиями.
— Так чем же тогда этот будет заниматься? У него такой решительный вид. Ему надо зоной какой-нибудь командовать.
— Да хрен его знает, ходят слухи, что кремлевский протеже. А насчет лагеря — хорошая мысль, надо подсказать генеральному.
— Ты бы поосторожней, по телефону-то…
— Плевать.
7
Гордеев позвонил в Киев семейному доктору Маевских — Михаилу Яковлевичу Рубину. Рубин подтвердил, что у Милы последние полгода были проблемы со сном, и он лично выписал ей снотворное. Причем старался, чтобы это не было нечто радикальное, к чему можно привыкнуть и затем тяжело отвыкать, — посоветовал феназепам. Весьма умеренными дозами. Конечно, ни о каких горстях не могло быть и речи. Вот и все. Бедная девочка мучилась, он искренне старался ей помочь. Депрессия? Нервные болезни? Ничего подобного! Может быть, небольшая усталость и большое недоедание — эти голливудские диеты кого хочешь угробят. Посмотрите на Шварценеггера — это же кожа да кости! Милочкину семью он знает не один десяток лет. Слава богу, ее отец не дожил до этого ужаса! Максимум — по полторы таблетки в 0,05 грамма на ночь. Ну в чем же здесь криминал? Может быть, кто-то собирается его в чем-то обвинить? Нет? Большое спасибо, ему нужно заниматься делами, принимать больных. Нет, из Московской прокуратуры его никто не беспокоил. Нет, из друзей Милы тоже. Ну а теперь он все-таки положит трубку…
Яна позвонила в половине девятого вечера, когда Гордеев уже подъезжал к «Пушкину», извинилась и сказала, что сегодня ничего не получится. Она плотно завязла на репетиции, которая переместилась в актерское общежитие. Но Гордеев, если хочет, может к ней присоединиться. Гордеев подумал и согласился.
Он включил радио в fm-диапазоне. Через минуту Земфира перестала петь и пошли всякие легковесные новости.
«Не удивит ли вас, если вы узнаете, что большинство людей в течение всей своей сексуальной жизни никогда не задавали себе вопрос, почему они это делают? Недавний опрос Диксона людей разного пола выявил такие ответы на вопрос о том, почему они занимаются любовью?
«Потому что это приятно» — 20%
Потому что я очень сексуальна (сексуален) — 16%
Потому что этого ждут от меня мужчины — 11 %
«Вы что, смеетесь?» — 53%
В общем, как можно обнаружить, никто даже не пытался вдуматься, почему он вступает в самые интимные отношения, какие только могут быть на свете…»
Гордеев выключил радио. Он приехал.
Ужин у Маевской в общежитии оказался ничем не хуже того, что мог бы быть в ресторане. Во всяком случае, подумалось Гордееву, в компании всегда есть кому заполнять паузы. Ибо хоть она и просто клиентка, но все-таки — ужин, все-таки — ресторан, все-таки — вдвоем.
А здесь все было просто и демократично. Большая комната, много народу, молодые лица, половина из них — смутно знакома благодаря телевизионной рекламе и непонятно чему еще… Сидели кто на диване, кто в продавленных креслах, кто просто на полу. Общались, сдержанно веселились — видно, устали после съемочного дня. Тарелки были на письменном столе, на шкафу, на ковре — везде. Кажется, каждый ел откуда хотел и пил так же. Гордееву было от этого немного не по себе. В роли главного оратора в основном выступал знакомый ему режиссер Сергеев.
С Сергеевым Юрий Петрович поздоровался как со старым приятелем и, улучив момент, задал вопрос:
— Сергей Юрьевич, ты же работал с Монаховой?
— Было дело… Давно довольно. На заре ее карьеры, так сказать. Когда она еще не брезговала в России сниматься.
— Ага. А потом, значит, брезговала?
— Сколько ни приглашал — бесполезно.
Адвокат подумал, что, возможно, дело было конкретно в Сергееве, но ничего по этому поводу не сказал.
— Ну так какая она тогда была?
— Я помню, у нас в съемочной группе говорили про Монахову примерно так: слишком открыта, слишком много хохочет, но подчеркивали: характер о-го-го! И добавляли: станет отличной актрисой, если внезапно свалившаяся слава не испортит. Не каждая молодая актриса получает «Нику» за лучшую женскую роль в своей второй картине.
— На призы-то ей везло, — заметил Гордеев.
— Это точно, — не без зависти подтвердил Сергеев. — Да плюнь ты на нее! Вот молодые таланты, — он плотоядно посмотрел на женственного молодого человека с серьгой, — это да!
Гордеев наклонился к уху Маевской:
— Яна, я должен вам сказать. Сегодня случилась одна вещь… Я думаю, вам нужно взять телохранителя.
Она посмотрела на него непонимающими глазами. Гордеев повторил. Она глянула на него теперь удивленно и медленно отрицательно покачала головой.
За окном вдруг громыхнуло так, что все невольно туда посмотрели. В этот момент Сергеев сказал, видно продолжая какой-то спор:
— Не так уж Бог и всемогущ: например, даже он не в состоянии побить козырного туза простой двойкой.
Ему ответил молодой человек с серьгой в ухе:
— Допустимо, однако, считать, что Бог не ограничен ни в чем…
— Черта с два! — возразил Сергеев. — Попробуй раскрыть понятие всесовершенного существа.
— Пожалуйста. Первый признак, конечно, всезнание. Второй — всемогущество. Пока — достаточно?
— Хватит. Является ли в самом деле всезнание признаком совершеннейшего существа?
Все слушали их диалог с таким выражением, будто присутствуют при рождении какого-то шедевра философской мысли.
Богема, твою мать, подумал Гордеев со смешанным чувством. В общем-то, тоже люди, конечно, как ни странно.
— По-моему, нет, — сказал парень с серьгой. — Всезнание — это несчастье, настоящее несчастье, и к тому же такое обидное и позорное. Вперед все предвидеть, все всегда понимать — что может быть скучнее? Для того, кто все знает, нет иного выхода, как пустить себе пулю в лоб. Есть ведь и на земле всезнающие люди. Они, конечно, не знают всего, и даже, в сущности, ничего, или почти ничего, не знают и только притворяются всезнающими, и то от них веет такой злой и удручающей скукой, что их можно выносить только в малых дозах и с большим трудом. Нет уж! Всесовершенное существо никак не должно быть всезнающим! Много знать — это хорошо, прекрасно, но все знать — ужасно. То же и с всемогуществом. Кто все может, тому ничего не нужно. И это мы можем запросто проследить: миллиардеры пропадают, буквально сходят с ума с тоски — их богатства им только в тягость, скажете — нет?