Марина Серова - Альпийские каникулы
– Какой? – задала я естественный вопрос.
– Плевать! Давай левый.
Я сняла и подала ему.
Трое наших спутников как остановили свои мотоциклы, так и стояли, не шевелясь, спокойно наблюдая за нами. А может, они просто догадывались, что сейчас будет.
Я, правда, не догадывалась, но подозревала. Тео с моим ужасным сапогом подошел к застекленной двери, секунду помедлил, затем разбил каблуком стекло, отворил дверь изнутри и заскочил в магазин. По тихой улице засвистела сигнализация. Я продвинулась к рулю и завела мотоцикл. Тео выскочил, держа у груди что-то красное – хорошо был виден цвет при свете фар. Заревели моторы, и мы все помчались, поворачивая в разных направлениях. Ребятки были уже опытные и знали, с какой стороны скорее всего должна была появиться полиция. Тео прыгнул сзади меня, и я получила возможность порулить.
Покрутившись еще немного, мы остановились в маленьком скверике. Ездить на мотоцикле с одной босой ногой – очень необычное ощущение. Но я справилась.
Тео соскочил с сиденья и, подойдя ко мне, протянул две красные туфли. Тупой носок, средний каблук. Все хорошо, кроме цвета. Я поцеловала его в нос.
– Как ты сумел так быстро найти нужный размер? – спросила я, отползая на заднее сиденье.
– Секрет фирмы, – загадочно ответил Тео, но долго темнить не стал. – Я подрабатывал в этом магазине. Хозяин – сволочь, остался должен мне пять марок.
Когда мы подъехали к «Нахтфогелю», почти все уже были в сборе. Мы заглушили мотоциклы и прислушались.
– Герберт говорит, чтоб мы с тобою ехали первыми, – сказал Тео.
Я оглядела ландскнехтов – зрелище многообещающее: внезапно увидеть такие рожи, когда все располагает к лирике, – удовольствие то еще. Я прижалась к спине Тео, вынула пистолет.
– Вперед!
– Но пасаран! – почему-то заорал Тео и рванул так, что мы чуть не встали на дыбы.
Плавно перепрыгнув через порог, где трупа Фомы уже не было, мы помчались по коридору. Знакомая дорога: склад, кухня, а вот и выход в зал.
Маленькая официанточка, спешащая на кухню, увидев нас, завизжала и шарахнулась в сторону. Мы пронеслись мимо двух столиков, где тепло хихикали парочки. Слева на сцене под резкие звуки латиноамериканской музыки очень спортивная девушка порывисто освобождалась от излишков гардероба.
Мы свернули направо, к центральному выходу. Хотелось добраться до него без происшествий, но очень некстати один из служителей оказался у нас на пути. Взмахнув руками, он рухнул на столик, получив хороший удар колесом по ноге. У выхода выскочили двое вышибал. Первого я успокоила сразу же, второй, спрятавшись за колонну, открыл стрельбу в ответ. Завизжали женщины, заорали мужчины.
В зал врывалась вся наша банда. Тео, неудачно повернув мотоцикл, уронил его на мраморный пол. Мы успели соскочить. Вышибала из-за столба сумел достать ехавшую прямо за нами Берту, но она, то ли случайно, то ли в порыве, въехала прямо в него – не успел он заскочить обратно. Вовик, свалившись с мотоцикла, пополз под столами. Держа пистолет в поднятой руке, я бросилась к лестнице. Двое наших, добравшись до выхода, перекрыли его, как и планировалось.
Стриптизерка со сцены, пытаясь удрать от одного рокера – он въехал к ней по пандусу, – побежала в противоположную сторону и попала прямо в лапы к другому, с лицом, выкрашенным в зеленый цвет, и с хайром, напоминающим тайгу после падения Тунгусского метеорита. Она визжала ровно секунду, после этого замолчала: или потеряла сознание, или смирилась.
Эльза, подруга Герберта, прыгнув через стойку прямо на бармена, схватила его за бабочку и, плотоядно улыбаясь, тыкала ему в лицо шейкером. Бедный парень настолько ошалел от происходящего, что даже забыл про пистолет, который торчал у него из-за пазухи. Он раскинул руки в стороны и только открывал и закрывал рот.
Сам Герберт, как вождь апачей, вскочил на один из столов и, не обращая внимания ни на что, принялся вытанцовывать какие-то странные движения. Уже с полчаса ему было и так хорошо. Оркестранты в своем углу сбились в кучу, прикрылись инструментами и притворились деталью интерьера.
В зал въезжали опоздавшие, и так как здесь уже все сливки почти были смазаны, побросав мотоциклы, они устремились на лестницу. Так что добралась я до нее не первая. Тео не отставал. Второй этаж мне был неинтересен – я там даже жила, к тому же, заглянув в дверь коридора, я увидела, что шабаш там находился уже на стадии разложения. Студенты из братства святого Андреаса кто в чем, а кто и без всего вываливали из комнат, очевидно понукаемые любопытством, и тут же попадали к своим традиционным врагам на упражнения по рукопашному бою. Смотреть на это было бы скучно. Девчонки визжали, не понимая, что под видом страшных размалеванных рож к ним пришло освобождение. Скоро поймут.
Тео все было интересно, но он не отставал от меня – то ли Герберт так запугал его, то ли у него были какие-то свои соображения. Что касается меня, то мне хотелось побыстрее найти Зигрид и удрать до появления помощи. То, что сейчас ее вызовут, было уже несомненно.
На третий этаж мы с Тео добрались первыми. А там все было тихо. Мы, тыкаясь во все двери, шли вперед. Помещения были открыты, но людей мы обнаружили лишь в одном из соляриев. Там проходил сеанс массажа, весьма необходимый после порции искусственного загара. На низкой широкой кушетке, очень похожей на двуспальную кровать, раскинувшись, лежал толстый немец, седобородый, как Санта-Клаус, вокруг него ползали три девчонки и с приклеенными улыбками пробовали его на вкус в разных местах. Увидев нас, все трое остолбенели, Санта-Клаус, закинув голову, посмотрел, а кто это там пришел, и замахал рукой, объясняя, что этот аттракцион он не заказывал. Нет так нет. Зигрид среди этих троих не было, и мы вышли. Я не любительница портить удовольствие незнакомым мне людям – пусть это сделают другие.
Последняя дверь в конце коридора, по объяснению Вовика, была спальней. Туда мы вломились без стука и попали в полную темноту. Я в поисках выключателя принялась шарить по левой стене, а Тео – по правой. Выключатель не нашелся, но свет вспыхнул сам собою. Спальня для девочек представляла собой помещение метров в тридцать площадью, в котором стояло около двух десятков кроватей. Почти все были заняты. Что удивительно: щурясь от внезапного света, никто из работниц этого злачного места даже не высказал ни удивления, ни негодования. Просто посмотрели на нас и вновь накрылись одеялами.
Прямо напротив двери, через которую мы вошли, была еще одна. Сейчас около нее стояла дама лет тридцати, в розовой ночнушке с совершенно гадкими кружевными цветочками на ней. Прическа на даме – благородное каре. Никогда не думала, что так может быть – это каре смотрелось так вульгарно и не к месту, как сбившийся набок клоунский парик. Выключатель находился на стене рядом с дамой, она свет и включила.
– Вам что нужно, молодые люди? – спросила она у нас голосом недовольным и требовательным.
– Мне нужна Зигрид фон Цвайхольц. Где она? – сказала я.
– А кто вы? Как сюда прошли? – Эта церберша вышла на середину помещения. Ростом ниже меня на две головы, глазки крысиные, смотрит пристально, а мысли в них нет. Косолапая! Тьфу!
Из-за той же двери, откуда вышло это розовое позорище, показалась еще одна дама, имевшая быть гораздо шире во всех направлениях. А вот ее я знала: врачиха!
– Нинка! Да это та сучка со второго, помнишь, побитую всю привезли?! – заорала она.
Оказывается, передо мной стояла та самая Нина Шарова, о которой Вовик мне уже кое-что рассказал.
Нина так и набросилась на меня:
– Ты, тварь, как посмела сюда прийти?! А это что за гнойник с тобою? Щас я вам устрою!
Подбежала ко мне, вытянулась и попыталась влепить мне пощечину и одновременно ударить коленом в живот. Я перехватила ее руку и, сделав элементарную подсечку, услала ее вправо, прямо в спинку ближайшей кровати. Ткнувшись в нее мордой, Нина немного успокоилась, по крайней мере, вставать она начала не резко.
Никто из девочек уже не закрывался одеялами, все, вытянув шеи, смотрели на чудо, которое творилось у них перед глазами. Врачиха не бросилась на помощь своей товарке, она подскочила к пульту, висящему на стене, и начала нажимать на нем кнопки. Повернула к нам радостное личико:
– Щас-щас… Вам обоим так накостыляют, что пять раз под себя сходите, щас-щас.
Нина встала и, подозрительно глядя на меня, спиной не поворачиваясь, стала двигаться к своей толстой напарнице.
– Пожалеешь, курва, ой пожалеешь, – шипела она, показывая мелкие, торчащие в разные стороны зубки.
– Тетка, ты не тявкай, – это Тео не выдержал колоритности женского разговора, – слышишь: наши уже громят два нижних этажа. Хочешь остаться целой, говори, что спрашивают. А будешь ругаться, я тебе на язык наступлю, а за уши дерну. Ферштеен зи?