Джозефина Тэй - Исчезновение
Лиз продолжала перебирать в мыслях слова Лавинии и собственные ощущения. Она вспомнила, что один пункт Лавиния в своих обвинениях упустила — пренебрежение Тоби Таллисом. Интересно, подумала Лиз, тетка не упомянула об этом по неведению или просто потому, что ей не было дела до страданий Тоби? А Тоби, как было известно всей деревне, испытывал утонченные танталовы муки. С безразличием, которое даже трудно вообразить, Сирл отказался прийти посмотреть Ху-Хаус или принять участие в каком-нибудь другом мероприятии, которое Тоби с радостью готов был организовать для него. Он даже не проявил никакого интереса, когда Тоби предложил отвести его в Стенуорт и представить хозяевам. Такого с Тоби не случалось никогда. Право свободно бывать в герцогском великолепии Стенуорта всегда было его козырной картой. До сих пор он никогда не разыгрывал ее впустую. С американцами этот трюк удавался особо успешно. Но не с этим. Сирл не хотел ничего принимать от Тоби Таллиса и дал это понять самым очаровательно-вежливым образом. Он устроил изящную обструкцию, за которой, несмотря на ее едкость, забавно было наблюдать. Интеллектуальный Сэлкотт следил за ней с откровенным восхищением.
Это-то и сдирало кожу с Тоби.
То, что Лесли Сирл пренебрегал им, было достаточно плохо само по себе, но сознавать, что об этом знает вся деревня, — это была пытка.
Честно говоря, приезд Лесли Сирла не был таким уж радостным событием для Сэлкотт-Сент-Мэри, подумала Лиз. Из всех людей, с которыми он соприкоснулся, вероятно, только мисс Юстон-Диксон была искренне рада его появлению. Сирл был очень мил с мисс Диксон, добродушно и терпеливо отвечал на ее бесконечные вопросы, как будто сам был женщиной и ему была интересна болтовня о мире кино. Он выложил ей весь свой небольшой запас сплетен о делах Голливуда и обменивался с ней мнениями о фильмах хороших и фильмах плохих до тех пор, пока Лавиния не сказала, что они похожи на парочку домохозяек, обменивающихся рецептами.
В тот вечер, когда у них обедала Марта, в какой-то момент Лиз, наблюдавшую за Сирлом и мисс Диксон, охватил ужасный страх, что она может влюбиться в Лесли Сирла. Лиз до сих пор благодарна Марте, что та помогла ей успокоиться. Потому что потом, когда Марта реквизировала Сирла и увела его за собой в темноту, а Лиз не почувствовала при этом ни малейшей дрожи, тогда она поняла, что как бы велика ни была привлекательность Сирла, она не пала ее жертвой.
Теперь же, записывая действия «идиотки Сильвии», Лиз решила, что последует совету Лавинии и найдет способ успокоить Уолтера. Пусть он отправится в путешествие с радостью в сердце и не держит зла на Сирла. Когда они вернутся из Мер-Харбора — а они уже стали обладателями двух каноэ и организовали их доставку в Отли, где лодки будут их дожидаться, — Лиз придумает что-нибудь специально для Уолтера, какой-нибудь особенный tete-a-tete.[13] A то последнее время слишком часто образовывался треугольник.
А может быть, слишком часто tete-a-tete оказывался неудачным?
Глава 7
Уолтер приветствовал идею плавания на каноэ не потому, что предвкушал удовольствие от того, что придется скрючиться в маленькой неудобной лодке, а потому, что это даст ему «сюжет». Чтобы книга имела успех, в ней должны быть «приключения», а необычный способ передвижения — самый легкий путь обеспечить их. Трудно ожидать оригинального происшествия, если едешь в комфортабельной машине. А ходьба пешком утеряла свой престиж, превратившись во всеобщее увлечение. Теперь это называлось «совершать экскурсии». Уолтер, который прошел пешком изрядную часть Европы с зубной щеткой и запасной рубашкой в кармане плаща, был бы рад прогуляться по долине Рашмер, но понимал, что таким образом он не может надеяться удовлетворить ожидания современных приверженцев подобных прогулок. Способ «зубная щетка плюс рубашка» только вызовет недоумение у энтузиастов-мазохистов, которые бредут нагруженные, обутые в тяжелые, иногда даже подкованные сапоги, уставившись остекленелым взглядом на горизонт, похожие больше на Атласов, чем на Одиссеев. А проехать по долине в качестве случайного попутчика кукольного театра Панча и Джуди — это могло бы весьма плодотворно сказаться на книге, но несколько унизило бы собственное достоинство человека, сделавшего сферу «Свежий Воздух» почти своей монополией.
Поэтому Уолтер приветствовал идею каноэ. А за последнюю неделю он стал приветствовать эту идею и по совершенно другой причине.
В машине или пешком, ему пришлось бы день за днем находиться бок о бок с Лесли Сирлом, а в каноэ он практически будет избавлен от него. Уолтер достиг той стадии, когда сам звук спокойной тягучей речи Сирла раздражал его настолько, что приходилось постоянно следить за собой. Даже смутно понимая, что смешон, он не мог подавить это чувство раздражения. Последней соломинкой было то, что Лиз стала добра по отношению к нему, Уолтеру. Он никогда не анализировал отношение Лиз к себе, оно всегда представлялось ему безупречным. Иначе говоря, Лиз проявляла спокойную, нетребовательную преданность, а после восьми месяцев отношений с Маргерит Мэрриам Уолтер считал это идеалом поведения женщины. И вот Лиз стала выказывать доброту. Сам с собой Уолтер называл это «снизошла». Если бы не его новое видение Лиз, он мог бы и не заметить перемены. Но Лиз теперь вышла в мыслях Уолтера на передний план, и он анализировал малейшее ее слово, каждое мимолетное выражение ее лица. И поймал ее на том, что она старается быть доброй с ним. Доброй! С ним. С Уолтером Уитмором.
Это переворачивало все имеющиеся представления, это было неприлично, и ничего этого не произошло бы, если бы не присутствие Лесли Сирла. Когда он думал о Лесли Сирле, Уолтеру постоянно приходилось держать себя в руках.
Они собирались каждую ночь разбивать лагерь, если позволит погода. И этому Уолтер тоже был рад. Не только потому, что таким образом он получал возможность смотреть на Большую Медведицу сквозь густеющие кроны дубов или описывать ночную жизнь полей и реки. Это позволяло ему избегнуть совместного пребывания с Сирлом в тесной компании какой-нибудь крошечной деревенской гостиницы. С бивака можно уйти побродить одному, ничего не сказав, а с постоялого двора не уйдешь.
Каноэ окрестили «Пип» и «Эмма»: Рашмер, считал Сирл, — место, где время застыло на послеполудне;[14] и миссис Гарроуби была очень недовольна, обнаружив, что «Эмма» досталась Сирлу. Но гораздо сильнее ее приводил в уныние еще один факт: она внезапно поняла, что избавиться от Сирла не удастся и после окончания путешествия. Похоже, ради книги придется прибегнуть к маленькому жульничеству. Дело в том, что для фотографирования больших панорамных пейзажей требовалось аппаратуры больше, чем можно было погрузить на каноэ, где уже лежали спальный мешок и палатка. Поэтому решили, что позже Сирл вернется и сфотографирует необходимые для панорам куски.
Однако, какие бы подземные толчки ни сотрясали Триммингс — дурные предчувствия Лавинии, обиды Уолтера, ощущение вины у Лиз, ненависть к Сирлу у Эммы, — на поверхности жизнь текла гладко. Солнце сияло с невероятной силой, что так характерно для Англии ранней весной — до того, как деревья оденутся листвой. Вечера были безветренными и теплыми, как летом. И Сирл, стоя однажды вечером, после обеда, на каменной террасе, сказал, что Эта Англия вполне стоит Той Франции.
— Напоминает летний вечер в Вильфранше, — пояснил он. — До сих пор это был мой критерий волшебства. Блики на воде и последняя лодка, где-то между часом и двумя ночи торопящаяся к кораблю.
— К какому кораблю? — спросил кто-то.
— Все равно к какому, — лениво отозвался Сирл. — Я не знал, что вероломный Альбион может быть таким волшебным.
— Волшебство! — воскликнула Лавиния. — Ну, тут мы фирма, держащая пальму первенства с доисторических времен.
Они немного посмеялись и почувствовали, что они снова друзья. И ничто не нарушало этого чувства до самого момента, когда Уолтер и Сирл в пятницу отправились путешествовать по Англии. Уолтер, как обычно, провел передачу, вернулся домой к обеду (который в «радиодень» всегда откладывался часа на полтора), и они все выпили за успех «На каноэ по Рашмер».
Был теплый весенний вечер, и Лиз отвезла путешественников миль на двадцать вверх по течению Рашмер к месту их старта. Они собирались провести ночь в Грим-Хаус — пещере в холмах над выгоном, где начиналась река Рашмер. Уолтер заявил, что очень удачно, если они начнут свой рассказ с места, связанного с доисторическими временами, но Сирлу глубокая древность именно этого места казалась сомнительной. Вряд ли, заявил он, большая часть Англии призошла от Грима, кем бы он ни был.
Лиз довезла их до места, где проселок кончался, и вместе с ними прошла около сотни ярдов по заросшей травой тропинке, желая посмотреть их убежище на эту ночь. Все трое были очень веселы, тем более после хорошего обеда, и немного пьяны от волшебства ночи. Мужчины сбросили сумки с едой и спальные мешки и пошли проводить Лиз обратно к машине. Когда все на какое-то мгновение замолчали, их поразила тишина вокруг. Они остановились и прислушались, стараясь уловить хоть какой-то звук.
