Наталья Андреева - Фобия
— Мариша? Добрый день.
— Кто это?
— Удивилась? А это я, Наталья.
— Какая Наталья? Ах, да…
— Что ж ты, Мариша, семью наследства-то большого лишаешь?
— А какое вы имеете к нему отношение? К наследству?
— Я не имею, а вот отец твой по закону со всеми правами.
— Можете подать в суд.
— В суд. Как же! В суд! Судами-то нас не напугаешь, только… Адвокатишка этот ушлый все уж предусмотрел. Думаешь, он для тебя старается? Глаза-то разуй.
— Какое вы имеете право так со мной говорить?
— Ты, девонька, жизни не знаешь. Как растили тебя в пробирочке чистенькой, так крышечку-то до сих пор и не открыли. Приоткрыли только. А ты уж и потерялась. Я тебе по-хорошему говорю: делись. А не то…
— Что не то?
— Узнаешь.
— Как же мне делиться?
— Бумагу ту недействительной признать. И все пополам.
— А сколько этого всего, вы знаете?
— Знаю: мильоны.
— Я не знаю, а вы знаете.
— Да уж приходили, интересовались.
— К вам?
— Хоть бы и ко мне.
— Должно быть, акции хотят купить. Странно, что ко мне не обращались.
— А зачем к тебе? Ты на все глазами адвокатишки своего смотришь. А ты поинтересуйся у него, продал он акции или же они у него дома преспокойно лежат. Или еще где. Только тебе их не видать, если меня не послушаешь да не будем мы с тобой заодно.
— Да не хочу я! С вами заодно быть не хочу!
— А ты не кричи. Тут не криком надо, а…
— Как вы мне все надоели!
— Значит, не хочешь по-хорошему? Со мной договориться не хочешь?
— Ничего я не хочу! Ничего!
— А ты не ори. Я тебя предупредила.
— Скажите, это вы делали ему укол?
— Какой укол?
— Тот, последний.
— А вот это не твое дело.
— Я теперь понимаю… Вас попросили, да? А он все понял. Бороться уже не хотел. Он хотел поскорее к этой своей… Анне? Или к маме? К кому?
— Сергей, что ли, чего ляпнул?
— Вы не сами это придумали. За этот завод в городе, наверное, идет настоящая война.
— За какой еще завод?
— За фабрику. Умирающий человек, у которого на руках контрольный пакет акций, ничего не мог сделать. Ничего. Но зачем мне все это? Зачем?
— Ты, Мариша, послушай меня. Там и без акций имущества хватает. Договориться надо по-хорошему, а адвокатишку твоего побоку. Он и так руки хорошо погрел. Поняла? А то есть люди…
— Кто эти люди? Про кого вы говорите?
— Так как?
— Нет. Я никого не хочу видеть. Никого.
— Что ж ты, девонька, со мной делаешь? Я ведь до этих денег все равно доберусь.
— Почему? Откуда вы такая? Откуда?
— А ты поживи с мое да всю жизнь копеечку считай. Поработай в больнице-то да поживи на мою зарплату. Дите в сорок лет роди да каждый день думай, чего бы ему в рот положить при таком мужике. Засыпай — думай, просыпайся — думай. Сын у меня. Я за него кому хошь глотку перегрызу, чтобы у него такой жизни, как у меня, не было. Чтобы в сытости да в тепле, да в армию бы не пошел. Один он у меня. Вот ты откуда такая взялась: с братом единокровным не хочешь поделиться?
— Я ненавижу вас. Всех вас ненавижу.
— Ох ты какая!
— Не звоните мне. Я не буду с вами разговаривать. Никогда. Не звоните.
Звонок.
— Да?
— Кто это?
— А вам кого нужно?
— Кто говорит?
— Рина.
— Какая еще Рина? Она давно умерла.
— Что-о-о?!!!
Длинные гудки.
— Алло?
— Ника? Это ты, Ника?
— Что это с тобой?
— Ничего. Просто у меня зубы стучат. От страха, должно быть. Мне сейчас сказали, что я умерла.
— Кто сказал?
— Не знаю.
— Когда?
— Только что.
— Интересно.
— Это ты, Ника?
— Может быть.
— Значит, я действительно умерла? Да, у меня именно такое чувство. Руки-ноги холодеют. Наверное, это уже ад. Да, это ад.
— Послушай, ты сейчас разговариваешь со мной…
— А кто это?
— Как кто? Ника, твоя подруга. Ты только что набрала мой номер.
— Разве?
— Рина, да ты, похоже, не в себе!
— Будь прокляты эти деньги! Все из-за них! Послушай, я не смею тебя обременять…
— Чем обременять?
— Этими деньгами. Как бы мне так сделать, чтобы ничего этого не существовало? Я просто не знаю, как бы это сделать?
— Да ты не о самоубийстве ли говоришь?
— Ах, да! Вспомнила! Спасибо тебе! Огромное спасибо! Жаль, что я такая страшная трусиха. Жаль.
— Рина, ты бы выпила таблетки. Помнишь, я доставала тебе рецепт?
— Ах, да! Таблетки! Хорошо: я приму таблетки.
— Помни: больше двух пить нельзя.
— Да-да… Больше двух… Но у меня еще есть одно дело.
— Какое дело?
— Не так все безнадежно. Я еще подожду.
— Чего?
— Ника, это действительно ты?
— Ну конечно!
— Странно. Как странно. Ты не могла бы ко мне приехать?
— Видишь ли, я страшно занята сейчас.
— Понимаю. Именно сейчас ты страшно занята.
— Как ты себя чувствуешь?
— А почему это тебя интересует?
— Я же твоя единственная подруга.
— Разве?
— Тебе что, плохо?
— Представь себе. Кто-то планомерно разрушает мою жизнь. Мое сознание, мою психику. Я это чувствую. Мое состояние трудно описать. Кажется, что душа моя настолько избита, что какое бы слово к ней ни прикоснулось, все больно. Слова, слова… Все говорят, говорят… У меня, кажется, больше нет нервов. Их все повыдергали, причем дергали так больно… Как врач коренные зубы дергает без наркоза. Страшно.
— Ложись спать, Рина.
— Разве я могу уснуть? Ночью звонит телефон.
— И кто тебе звонит по ночам?
— Не знаю. Сначала ошибались номером, а теперь говорят, что я умерла. Может, мне все это только кажется? И нет никаких звонков?
— Ты выходишь из дома хоть иногда?
— Со сломанной ногой? Куда же я пойду?
— Ты совершенно беспомощна.
— Да. Я совершенно беспомощна. Ты бы на моем месте выползла бы из подъезда, даже если бы у тебя не было костылей, на одних руках. Так, Ника?
— Ложись. Выпей лекарство и ложись.
— Кажется, я умираю.
— Что, сердце?!
— Не знаю.
— Рина?
— Да?
— Мне в самом деле жаль.
— Жаль? С каких это пор тебе меня жаль? Думаешь, я не поняла?
— Что ты поняла?
— Правду, вот что! Тебе всегда хотелось, чтобы это со мной случилось. Ты об этом мечтала. Долго мечтала, Ника?
— Не понимаю, о чем ты.
— Чтобы мне было так плохо, как сейчас. Это не зависть, нет. Обида? Так? Почему я ничего не делаю и все имею? Но всем дано поровну, пойми. Тебе одно, мне другое. Я не выбирала. И поверь, если бы он был, этот выбор, я бы выбрала твою внешность, твой ум, твою волю к жизни, твою силу… Ты ведь сильная женщина, Ника?
— Не знаю.
— Ты сильная. Ты умная и сильная. Ты просто не понимаешь, во что хочешь ввязаться, когда мечтаешь об этих деньгах.
— Да с чего ты взяла, что мечтаю?
— Жадность в голосе трудно скрыть. Когда я сказала о том, что хочу завещать тебе деньги, у тебя голос дрогнул. Что, тоже жила в нищете? Тоже копейки считала? А муж? Почему он тебя бросил, твой муж? Ну ладно я, толстая, страшная, глупая тетка. А ты? Такая красивая, такая утонченная. Почему?
— Я думала, что ты не способна бить по больному.
— Как видишь, способна.
— Я тебе скажу правду. Придет время, и скажу. Не сейчас. Сейчас ложись спать, ты совершенно измотана.
— Ничего, вам так просто меня не победить. Я тоже научусь быть сильной. У меня нет никаких галлюцинаций. Это все происходит на самом деле. Все, что происходит со мной, происходит на самом деле.
— Спокойной ночи.
— Ника! Не бросай меня, Ника! Не бросай!!!
Звонок.
— Да?
— Дочка, это ты?
— Что-о-о?!
— …
Длинные гудки.
— Приемная врача-психотерапевта Анисимовой Ольги Павловны.
— Мне врача, пожалуйста.
— Как вас представить? Вы пациентка?
— Да. Скажите, что звонит Рина.
— Как-как?
— Ри-на.
— …Здравствуйте, Рина. Я была уверена, что вы мне позвоните.
— Да-да. Извините меня. Я перечислила деньги на счет вашей фирмы.
— Почему вы не хотите приехать?
— У меня нога сломана.
— Но это же не смертельно! Вы вполне можете ко мне подъехать. Мы незамедлительно начали бы с вами сеансы гипноза. Вам стало бы легче. Вы все мучаетесь?
— Хуже. Я умираю.
— Да что такое случилось?
— Кажется, у меня начались галлюцинации. Теперь я точно уверена, что это галлюцинации. Никакого звонка не было.
— Почему?
— Потому что повторилось все точно так же, как в детстве. Я услышала телефонный звонок, сняла трубку, а там тихий женский голос: «Дочка, это ты?» Это звонила моя мама.
— Голос старый, молодой?
— Что?
— Какой голос был у женщины?
