Александра Маринина - Имя потерпевшего - никто
Еще четыре дня он провел в привычных скитаниях, ночевал где придется, когда с компанией, а когда и один. Через неделю после ухода из дома Бахметьевой он впервые подумал о том, как же старуха там без него. Он-то без нее нормально, можно даже сказать - отлично, а вот она... Старая же совсем, даже в магазин с трудом ходит. Почему-то вспомнилось, что Софья Илларионовна просила его оконные щели утеплителем проложить, зима на носу, в комнате холодно. Он обещал, но не сделал. В выходной собирался.
Ему было страшно признаться себе, что он скучает по своей хозяйке. Он никогда в жизни ни по кому не скучал, даже по матери-алкоголичке. Решение вернуться зрело трудно, он боялся гнева старухи, выговоров и нравоучений. Последней каплей стало появление того типа, которому Сергей задолжал деньги.
К Софье он приполз избитый, с кровоточащей губой, в разорванной куртке. Старуха ни слова не сказала, отправила его в ванную, потом снова, как раньше, уложила в постель и поила своими чудодейственными отварами. Наутро только спросила:
- На работу пойдешь или как?
- Не знаю, - осторожно ответил
Сергей. - Если не выгоните - пойду.
- А если выгоню?
- Тогда не пойду. Какая ж тут работа, когда ночевать негде.
- Иди, работай, - сухо сказала Бахметьева. - Если тебя, конечно, за прогул не уволили. Вечером поговорим.
Его не уволили. Какой смысл увольнять грузчика? Можно подумать, на эту работу кандидаты в очереди давятся. Из зарплаты вычли, это само собой, но рады были до смерти, что вообще вернулся. Чувствовал себя Суриков не очень хорошо, все-таки неделя вольной жизни сказалась, но доработал до закрытия магазина и поплелся домой, ожидая взбучки.
Взбучки как таковой, однако, не последовало. Но это было еще хуже. Софья молча подала ему ужин и села напротив за стол, подперев рукой подбородок.
- Значит так, Сереженька, - сказала она почти ласково. - Есть вещи, которые можно делать только один раз в жизни. Можно, конечно, их совсем не делать, но это трудно. Мало кому удается. Все их делают. Вопрос в том, сколько раз. Так вот, те вещи, о которых я говорю, стыдно и глупо делать дважды, а то и трижды. Один раз - это нормально и простительно. Но не больше. Ты понимаешь, к чему я клоню?
- Нет пока, - пробормотал он с набитым ртом. Обыкновенные макароны с сосисками казались ему самой чудесной едой на свете.
- Если ты ошибся в первый раз - ты просто слишком доверчивый или легкомысленный. Если во второй раз - ты дурак и подлец. Я тебе поверила - и ошиблась. Ты меня обманул. Но я тебя прощаю. Второй раз этого не будет. Ты, конечно, можешь обмануть меня во второй раз, да только я тебя больше прощать не буду. И помни, Сереженька: я до тебя как-то жила и не пропала. Да, мне трудно одной, я старая и слабая, но я жила и справлялась. Я без тебя не пропаду. Лучше одной жить, чем иметь под боком существо легкомысленное и ненадежное. А вот ты что без меня делать будешь? Опять по подвалам таскаться и на лавках валяться, когда сердце прихватит? Подумай об этом. И не заставляй меня больше к этому возвращаться.
Сергей молча жевал, не зная, что ответить. Дурак он, дурак, пожалел старуху, думал, как она там одна, беспомощная, без него? А она вон видишь какая, мол, и без тебя проживу, не очень-то ты мне нужен. Ну и пожалуйста, ну и не хотелось вовсе у нее жить, подумаешь, очень надо. Сейчас вот доест и уйдет. Совсем. Тоже мне, нашлась тут... Старая карга.
Он пытался разозлить себя, но ничего не получалось. А Бахметьева, помолчав, добавила:
- Это хорошо, что ты мне сразу не отвечаешь. Сразу-то никогда нельзя отвечать, не подумавши. Ты подумай над моими словами, взвесь все как следует. Может, тебе и вправду вольная жизнь слаще, так я тебе не навязываюсь, ты человек взрослый, сам решаешь, как тебе жить. У меня ты пожил, почитай, месяц, на воле тоже погулял, так что подумай, прикинь, сравни, где тебе лучше. Как решишь - так и будет. А мое слово твердое, я его не изменю: если проживем мы с тобой до моей смерти душа в душу, квартира твоя будет.
Сказала - и ушла в свою комнату.
Суриков торопливо доел ужин, вымыл за собой посуду и тоже юркнул к себе. Быстро разделся и лег в постель, хотя было-то всего часов восемь вечера. Через стенку доносились приглушенные голоса - Бахметьева включила телевизор, она всегда смотрела информационные программы, да не одну, а несколько, на разных каналах. Этого Сергей тоже не понимал. Зачем? Дурь какая-то. Еще старуха питала пристрастие к криминальным новостям и исправно смотрела "УВД Санкт-Петербурга сообщает", "Дорожный патруль" и "Человек и закон". Тут Сережа был с ней солидарен и с удовольствием присоединялся. Про трупы и разборки ему и самому было интересно. Но новости... Еще чего.
Он закутался в одеяло и отвернулся к стенке. Сегодня он еще здесь переночует, а завтра... Что - завтра? Где он будет ночевать?
Ответ пришел легко и естественно. Как это где? Здесь, конечно. Чего думать-то? Бабка - золото, не орет, ничего не навязывает, денег за жилье не берет, да еще и готовит. Вольная жизнь, конечно, дело хорошее, да только накушался он ею досыта, с самого детства. Родителям вообще до него дела не было, он, считай, с самого рождения был предоставлен сам себе. В ясли и садик, конечно, еще водили, да и то не каждый день, на пятидневку спихнули, а как в первый класс пошел, так сразу стал сам себе хозяин. Мать с отцом ни разу про уроки не спросили, дневник не посмотрели, им по фигу было, как он учится, какие отметки получает. Даже на родительские собрания не ходили, так что и не слышали, как учителя его ругают. Всю жизнь делал только то, что хотел. Хватит, надоело. Права была старуха: хорошо, когда ты кому-то нужен и кому-то до тебя есть дело.
Он и не заметил, как заснул. А утром встал в семь часов, умылся, позавтракал, постучался в комнату к Софье.
- Софь-Ларионна, я пошел на работу. На обратном пути покупать чего надо?
- Мне ничего не надо, - раздался из-за двери ее голос. - А себе купи масла сливочного, оно у тебя уж кончилось. Там на один раз осталось, я тебе на ужин окорочок поджарю.
На работу Суриков отправился с легким сердцем. Простила его бабка Софья и мораль читать не будет. Ну и слава Богу.
Глава 4
В это декабрьское воскресное утро Настя проснулась ни свет ни заря и с удивлением прислушалась к себе. Ранний подъем всегда был для нее мучительным, особенно если за окном еще темно, а тут сама глаза открыла, хотя на часах еще только без четверти семь. Она полежала минут десять в размышлениях, то ли попытаться снова уснуть, то ли встать, и внезапно вспомнила, что вчера еще решила встретиться с Заточным. Потому и проснулась так рано.
Она осторожно выскользнула изпод одеяла, надеясь, что удастся не разбудить мужа, но номер не прошел. Алексей спал чутко и при первом же ее движении в сторону от теплой постели пробормотал:
- Подъем, что ли?
- Ты спи, солнышко, а я пойду с Иваном погуляю.
- Это дело хорошее, - одобрительно отозвался он, перевернулся на другой бок и укутался поплотнее одеялом. - Оденься тепло, а то замерзнешь. Вчера синоптики какието минусы обещали вместе с заморозками.
Через пять минут он уже крепко спал, сладко посапывая.
Настя пила кофе, поглядывая на часы, чтобы не опоздать. Накануне она так и не собралась позвонить Ивану Алексеевичу, чтобы договориться о встрече, а звонить ему сейчас не хотелось - она боялась опять разбудить Лешу. Надо выйти пораньше и постараться поймать генерала у входа в Измайловский парк Если упустить момент, то потом Настя его в огромном парке не разыщет. "Какая же я все-таки балда, - корила она себя, торопливо отпивая горячий кофе, - ну почему я вчера не позвонила Ивану? Буду теперь нервничать".
Генерала она увидела издалека.
Лицо в темноте было не различить, но Настя сразу узнала его сухощавую невысокую фигуру в куртке и без шапки. Генерал Заточный головных уборов не признавал, в крайнем случае мог при необходимости надеть форменную папаху.
- Анастасия? Вот не ждал. Вы в последнее время непростительно разленились, совсем перестали со мной гулять.
Он глядел на Настю насмешливо, но она видела, что Иван Алексеевич рад встрече.
- Я вам не помешаю? Хотела вчера позвонить, но пришла очень поздно, не решилась, - соврала Настя.
Они не спеша пошли по темным аллеям. Настя любила эти воскресные прогулки с генералом Заточным. Если бы еще не вставать так рано! Но Иван Алексеевич был непреклонен и ни за что не соглашался выходить в парк попозже. У него уже сложилась многолетняя привычка, и ломать ее ради ленивой Анастасии Каменской он не собирался.
- Ну, рассказывайте, - потребовал он. - Не просто же так вы вскочили в такую рань.
- Иван Алексеевич, вы помните давнее дело Сергея Бахметьева?
- Это икорно-бриллиантовый король? Начало семидесятых?
- Он самый.
- Не в деталях, но что-то помню. Его называли Золотой рыбкой.
- Вот как? Почему?
- Ну как же, с одной стороны, икра и рыба, с другой - драгметаллы и камни. Вот и получилась Золотая рыбка. Универсальный был тип. Откуда у вас интерес к нему?
