Елена Михалкова - Дом одиноких сердец
— Ваш паспорт, пожалуйста, — с легким раздражением повторила дама в золоте, протягивая руку за документом, который Даша успела убрать в сумку.
Даша ощутила, что речь к ней вернулась, но в голове словно качнулся маятник, заняв положение, полностью противоположное прежнему.
— Нет, — заявила вдруг она, вставая и ловя на себе недоуменные взгляды. — Я передумала. Я не собираюсь ни от чего отказываться. Во всяком случае, в вашу пользу. — Она посмотрела прямо в лицо младшему брату, Олегу, и заметила на нем растерянность. — Если бы у вас хватило такта хотя бы сказать мне спасибо… — продолжила Даша и запнулась. — Впрочем, неважно. Всего доброго.
— Одну минуту, — остановил ее уже в дверях голос нотариуса. — Для вас есть еще кое-что.
Поскольку Даша, не двигаясь, смотрела на него от дверей, конверт взяла у него девушка и передала Даше. Знакомым почерком на нем было выведено: «Дарье Андреевне Прониной». Даша сунула конверт, оказавшийся неожиданно большим, в сумку, сказала: «Спасибо» — и вышла из кабинета, не уточнив ни одной формальности по оформлению квартиры. Вслед ей загудели голоса, хлопнула дверь, но она уже выбежала на улицу и быстро пошла к метро. В голове у нее было только одно: «Домой. Быстрее домой!»
Глава 5
Дома ее встретил у дверей Проша, ожесточенно молотящий обрубком хвоста, но Даша мимоходом погладила его по голове и начала раздеваться, не говоря ни слова. Поняв, что прогулки не предвидится, загрустивший пес свернулся клубком на паласе, а Даша села на диван и достала конверт. Он был почти таким же большим, как и тот, с завещанием. Коричневая бумага пахла чем-то непривычным, и Проша настороженно потянул носом.
Даша аккуратно отстригла ножницами тонкую полоску по краю конверта, а внутри, как в матрешке, оказался еще один, маленький. Она зачем-то рассмотрела его, но это был совершенно обычный конверт без марки, в верхнем углу которого был нарисован яркий цветок и подписано: «Пион». Кто-то карандашом добавил в начале букву «Ш», и у Даши не было ни малейшего сомнения, кто именно.
— Шпион, значит… — произнесла она вслух и распечатала конверт.
Простой лист бумаги в клеточку выпал ей на колени. Даша была слегка разочарована — ей казалось, что в конверте непременно будет длинное письмо на нескольких страницах. Она перевернула листочек и стала читать:
«Уважаемая Дарья Андреевна! Мне жаль, что обстоятельства сложились таким образом, что Вам приходится читать это письмо. С другой стороны, для кого-то, безусловно, оно и к лучшему. Мы с Вами много беседовали, Дарья Андреевна, и у меня сложилось впечатление, что в чем-то мы с Вами очень близкие люди. Поэтому я возьму на себя смелость просить Вас закончить начатую мной книгу. Возможно, по определенным причинам Вам будет весьма трудно. Решайте сами, когда Вам остановиться. Я же, со своей стороны, могу лишь немного компенсировать Вам затруднения, с которыми, полагаю, Вы неизбежно столкнетесь.
Признаться, различного рода пожелания в письмах я всегда считал банальными и глуповатыми, но не могу удержаться напоследок — желаю Вам, друг мой Дарья Андреевна, любви Ваших близких. Прощайте. С уважением и благодарностью, Боровицкий П.В.».
Даша дочитала до конца и несколько минут смотрела на слова, которые никак не хотели заново складываться в осмысленные фразы и выхватывались ею по одному. Обстоятельства. Беседовали. Близкие. Книгу. Остановиться. Затруднения. Любви. Боровицкий.
Подумав, Даша разыскала в сумочке телефон, который дал ей следователь по имени Артем Викторович, и набрала номер. Путаясь и сбиваясь, она наконец объяснила, зачем звонит. Следователь кратко ответил и, не прощаясь, повесил трубку. Даша посидела на диване, слушая гудки в телефоне, потом спохватилась и нажала «отбой». В ноутбуке Боровицкого, найденном в его кабинете, не было никаких текстовых файлов. «Пусто там», — сказал следователь. Значит, или они не нашли текст начатой Боровицким книги. Или не там искали. Но это же глупо! Зачем держать в пансионате ноутбук, если ты на нем не печатаешь?! Боровицкий был не тем человеком, который пытался бы таким незамысловатым образом производить впечатление на окружающих. «Закончить начатую мной книгу…»
Даша походила по комнате, рассеянно погладила по голове подвернувшегося Прошу и снова села на диван. Книга…. Какая книга? Взгляд ее снова упал на коричневый конверт, она заглянула в него и увидела то, чего не заметила сразу, — листы альбомной бумаги внутри. Она потрясла конверт, и листы, сколотые сверху большой канцелярской скрепкой, выскользнули ей на стол. Отогнула первый, чистый, лист и прочитала выведенное знакомым почерком: «Семья у Лены с Романом была счастливая. Не просто хорошая, или крепкая, или нормальная, как принято говорить сейчас, а именно счастливая. В том простом понимании счастья, когда утром хочется идти на работу, а вечером хочется идти домой…»
Она быстро пролистала до конца — листов оказалось совсем немного — и уставилась в окно. Похоже было, что книга нашлась.
— Зачем? Зачем делать записи на бумаге, если есть ноутбук? — задумчиво спросил Максим, сидя вечером в кресле и разглядывая листы. — Может, твой Боровицкий от старости впал в легкий маразм?
Даша с негодованием отмела такое предположение — Петр Васильевич от маразма был далек так же, как она от титула «Самая богатая женщина мира». Максим почесал в затылке.
— Дашка, это же полная глупость, — заметил он, — передавать тебе какие-то непонятные листочки. Да не просто передавать, а завещать! Какую книгу ты можешь написать? О чем? По-моему, моя идея насчет маразма не так уж далека от истины.
— Папа, ну ты ничего не понимаешь! — подала из угла голос Олеся, по-взрослому пожимая плечами. — Во всех фильмах так делают — прячут что-нибудь у нотариусов, если узнают о преступлении. А потом кто-нибудь другой помогает то самое преступление раскрыть. А у нас «другим» будет мама. Она теперь свидетель, и за ней тоже начнут охотиться. А может быть, и за мной тоже!
Даша с Максимом, оторопев, воззрились на дочь, которая с выражением полного довольства собой отложила клубок в сторону и растянула перед глазами шарф ядовито-синего цвета.
— Тьфу, Олеська, что ты несешь? — опомнилась Даша. — Какой свидетель, какое охотиться! И вообще, хватит взрослые разговоры слушать — марш в постель!
— А мне и оттуда слышно, — логично возразила Олеся, — так что лучше я здесь останусь.
— Знаешь, Олеськина голливудская версия напрашивается сама собой, — продолжил разговор Максим, — но ведь все очень легко выяснить — достаточно знать, что написано в его рукописи. Ты ее прочитала?
— Прочитала, — кивнула Даша. — Потом буду еще перечитывать.
— И что там?
— Вот в том-то все и дело, Максимушка, что ничего. Ни-че-го! Просто истории. Истории из жизни. Более того, я даже не понимаю, какое отношение они имеют к его работе.
— Ты хочешь сказать, — нахмурился Максим, — что они не о доме престарелых?
— Вот именно, — медленно ответила Даша. — Ни одна история не имеет к пансионату «Прибрежный» никакого отношения.
Максим просмотрел листы, отложил первые четыре и начал читать.
* * *«Семья у Лены с Романом была счастливая. Не просто хорошая, или крепкая, или нормальная, как принято говорить сейчас, а именно счастливая. В том простом понимании счастья, когда утром хочется идти на работу, а вечером хочется идти домой.
Поначалу Ленка делала глупость — сообщала кому ни попадя о своем счастье. Так и выпаливала при каждом удобном случае: счастлива я, мол, с мужем. И он со мной. И становилось сразу понятно, что говорит она правду, причем говорит, не хвастаясь, а как ребенок, который со всеми делится: мне сегодня экскаватор подарили! От избытка этого самого счастья.
Ленке понадобилось несколько месяцев, чтобы она наконец поняла: если есть у тебя счастье — держись за него двумя руками и цепляйся зубами. Главное — зубами, не столько потому, что так удержишь крепче, а потому, что рот у тебя тогда будет закрыт. И не будешь ты первому встречному рассказывать, как славно тебе живется с любимым мужем.
Ей, наивной, и так иногда казалось, что приятельницы и знакомые, на которых она вываливала свое счастье, как ребенок любимую манную кашу на стол — размазываяложкой для большей красоты, — слушают ее как-то… странно. То в сторону косятся, то кивают, но без особого интереса. А то и просто переводят разговор на другую тему. Правда, некоторые, как, например, Алиска Машнова из соседней квартиры, слушали внимательно, с любопытством, иногда и вопросы наводящие задавая. Впрочем, в вопросах Ленка особенно не нуждалась — убедившись, что ее слушают, разливалась соловьем, расхваливая своего Ромочку на все лады. И ведь не сказать, что глупая она была, а вот поди ж ты!
Глаза у Лены начали раскрываться после одного случая. Двери у нее и Алиски были рядышком, и обе отделены тамбуром от основного коридора. По утрам Алиска выползала в тамбур сонная, разомлевшая и напоминала Лене то ли кошку, наевшуюся сметаны, то ли саму сметану, на которую кота еще не нашлось, — белую, жирную, домашнюю сметанку. Позвонив Ленке в дверь и узнав у нее, не пойдет ли та сегодня в магазин, ленивая Алиска давала ей поручения — то-се купить, так, по мелочи — и уползала обратно. Обе в результате были довольны — и Алиска лишний раз носу из дому не показывала, и Ленка получала дополнительную возможность потрепаться на любимую тему. Жила Алиска весело, проедала сбережения, оставшиеся от бабки, но время от времени устраивалась в магазин продавщицей, и около ее отдела всегда крутились мужики, что бы она ни продавала — хоть мясо, хоть канцелярщину всякую. Заведя новый роман, Алиска отдавалась ему вся, без остатка, и на пару месяцев у нее обосновывался новый хахаль, как презрительно называли очередного избранника подъездные бабки. Сама Алиска говорила — красавец, делая ударение на последнем слоге. Получалось — красав?ц.
