Анна Литвиновы - Пальмы, солнце, алый снег
– И я… я призналась, что тоже не хочу ждать. И пустила его… – поникла Ярослава.
И все у них вроде бы получилось сказочно. А как иначе, если женщине тридцать с мелочью, а парню – едва исполнилось двадцать три? Самая, говорят, совместимость. А потом Ярослава уснула, очень крепко, как никогда не спала… и в районе пяти утра ей понадобилось выйти в ванную. А там – Антон с перерезанными венами, и никакой записки. Бр-р…
Не зря я считаю: все, кто ходит на психологические тренинги, – отчасти психи. Нормальный человек и с собою кончать не будет, и уж тем более не возьмется резать вены в ванной чужого номера.
Впрочем, логика самоубийцы мне, нормальному человеку, неведома.
Единственное, что меня смущало: Антон в числе остальных пятерых приехал на тренинг. Его проводит тот самый бородач, за которым я давеча наблюдала в ресторане. И как в этом случае понимать фразу, что обронил бородач, а я случайно подслушала:
…покойники. Все пятеро?
Ведь очень похоже, что относились эти слова к его подопечным. К участникам тренинга, которых зовут, я уже знала: Ярослава, Тося, Александра, Андрей Степанович и Антон.
Может быть, я плохо расслышала? Или бородач говорил о ком-то другом? Или это просто образное выражение? Нельзя же и правда допустить, что он собрал их всех пятерых, чтобы они здесь, один за другим, покончили с собой?
Впрочем, пусть с бородатым и с его тренингом разбираются менты – фразу бородача я им добросовестно процитировала.
Милиционеры поблагодарили меня за помощь следствию.
А Ярослава была явно недовольна: «Тебе что, Алена, больше всех надо?»
Но что она имела в виду – объяснять не стала.
Глава 4
Борис Борисович, директор гостиницы «Тропики»
О происшествии в триста втором номере ему доложили в семь ноль пять утра, тем самым отменив и привычную утреннюю зарядку, и даже неизбежный в столь ранний час кофе.
На рабочее место Борис Борисович прибыл задолго до начала рабочего дня – в семь сорок.
Проходя в свой кабинет, с неудовольствием отметил: в секретарском предбаннике опять бардак, в вазе засыхают вчерашние булочки, немытые чашки из-под вчерашнего же чая покрылись неприятным коричневым налетом. Но верный заместитель уже здесь, сутулится на краешке посетительского диванчика, волнуется, ждет…
Борис Борисович сухо поздоровался и тут же перешел к делу. Попросил:
– Рассказывай.
Заместитель и доложил во всех красках – была у него, несмотря на бесцветную внешность, склонность к цветистому, в стиле бульварных романов, живописательству. Про полную крови джакузи. Про истерику несчастной любовницы. Про обморок «забредшей на огонек» туристки, к тому же оказавшейся беременной, едва выкидыш от ужасного зрелища не случился…
– На каком она сроке? – прервал рассказ зама Борис Борисович.
– Этого не скажу, – смутился тот. И показал: – Но живот – во!.. Того и гляди родит.
– Внеси в список ограничений: с сегодняшнего дня беременных на сроке свыше тридцати недель в отель не оформлять.
– Сделаем, – кивнул зам. – А с этой-то что делать?
– А что с ней поделаешь? – поморщился Борис Борисович. – Отправь ей корзину с фруктами. За счет отеля. И врачу нашему скажи: пусть присматривает. А той, которая любовница, выдели другой номер. У нее обычный люкс был? Так определи ее в сьют. В качестве компенсации за моральный ущерб. И вот еще что. Посмотри по регистрационным карточкам – журналисты в отеле есть?
– А зачем нам журналисты? – не понял зам.
– Именно, что незачем, – поморщился Борис Борисович. И объяснил непонятливому: – Ты представляешь, какие могут быть заголовки? «Наш корреспондент оказался в отеле, где убивают»…
– А этого Антона вроде бы никто не убивал, – прищурился Костюня. – Сам по венам чикнул.
– Вот и надо эту мысль довести до журналюг. Если таковые у нас в отеле окажутся, – разжевал заму Борис Борисович. – Человек с расстройством психики, не выдержали нервы, то, се… Кто его, кстати, в отель оформлял? Похож он на ненормального?
– Оформлял его Миша Талалаев, – продемонстрировал осведомленность зам. – Он сегодня как раз в ночь, так что я спросил. Нет, говорит, нормальный мужик. Только смазливый. И подозрительно, что не просто отдыхать, а на психологический тренинг приехал.
– Это тот самый, как его… «Путь в бездну»? – нахмурился Борис Борисович.
– «Путь к себе», – со вздохом поправил заместитель. – Говорил ведь, не нужно психов в отель пускать!
– Ты? Это говорил? Когда? – усмехнулся директор.
– Ну, может, вам и не говорил, а думал. А на будущее – надо от таких справки из психдиспансера требовать.
– Справки – ерунда. Я тебя уверяю: этот парень ни на каком учете не состоит, – заверил Борис Борисович. И вновь поморщился: – Черт, но до чего же некстати!..
– Уже ментов понаехало. Немало, – подлил масла в огонь заместитель.
– Проследи, чтобы их всех покормили. За счет отеля, – велел Борис Борисович. – И предложи, кто захочет, – бассейн, сауна…
– Понял, – кивнул зам.
– И попроси: пусть тело заберут как можно быстрее. В триста втором номере сразу, как милиция позволит, – полную дезинфекцию. И приказ по отелю: все разговоры о самоубийстве запрещаются, нарушившему – немедленное увольнение. Нам такого пиара не нужно…
– Может, прикрыть этот их тренинг к чертовой бабушке? – выступил с очередной инициативой заместитель. – Пусть разъезжаются?
– А под каким предлогом? – пожал плечами Борис Борисович.
– Ну… придумаем.
– Нет, это не дело, – возразил Борис Борисович. – У них все оплачено, денег в ресторане и в СПА наверняка оставляют изрядно, никаких нареканий нет. Выгоним – будут наш отель на каждом углу славить, что мы договоренностей не соблюдаем, а это нам надо?.. Так что пусть уж их… репетируют дальше. Будем надеяться, что ненормальный в этой компании – только один.
Тренинг, день второй
Черного галстука в дорожном гардеробе не имелось, и потому Яков Анатольевич ограничился темно-синим. В сочетании с рубашкой цвета весеннего неба выглядело, как надо: в меру строго, но без трагизма.
– Да уж, трагизма нам совсем не надо… – бормотал Яков Анатольевич, стоя подле окна в ожидании, пока начнется тренинг.
Погода будто оплакивала Антона: свинцовое небо, поземка, тоскливый вой ветра. И психолог понимал: без тяжелых объяснений, к сожалению, обойтись не удастся.
Первой, как и вчера, явилась Ярослава. Она тоже попыталась соблюсти траур – облачилась в черную водолазку и темно-горчичные джинсы, но цели, по мнению Якова Анатольевича, не достигла: одежка сидит в обтяг, грудь выставлена вперед, попка обрисована, какие уж тут скорбные мысли… Одни глаза соответствуют ситуации: горестные, с красными ободками.
– Спасибо, что пришла, Ярослава, – тихо молвил психолог.
– Спасибо, что тренинг на после обеда перенесли, – слабо улыбнулась она. – Утром я бы не смогла, так тяжело было… Да и милиция налетела, объяснение пришлось писать…
– Сильно донимали… – Яков Анатольевич пощелкал пальцами, как бы подбирая слово, – местные копы?..
– Да нет, – вздохнула она. И невпопад добавила: – А у Антона, оказывается, невеста была… Они собирались на той неделе заявление подавать. – Она жалобно взглянула в глаза психологу: – Яков Анатольевич, ну зачем, зачем же он это сделал, вы мне можете объяснить?..
Ответ на этот вопрос психолог заготовил давно. И тон – отстраненный, в меру назидательный – тоже отрепетировал.
Яков Анатольевич подошел к пластиковой доске, взял маркер, нарисовал окружность, крупно вписал в нее «ТРИДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ». Объяснил:
– Видишь ли, Ярослава… Все человечество делится на три больших сегмента. Самый центральный, в нем тридцать процентов населения, – это абсолютно нормальные люди.
Он сделал паузу, уточнил:
– Ты, безусловно, относишься к этой трети.
«Сейчас она просияет».
Ярослава благодарно улыбнулась, а психолог продолжил:
– Следующий сектор – это те, чью психику можно назвать пограничной. Их – сорок процентов… – Он обвел первый круг вторым. – Ну, и оставшиеся тридцать процентов – это, как говорят в народе, конкретно ненормальные.
– Так много?! – ужаснулась Ярослава.
– Увы, – кивнул тот. – Психически больного ведь в отличие от других инвалидов за версту не видать.
– Кошмар, – поежилась собеседница.
– И вот ведь какая штука, – продолжал Яков Анатольевич. – Посмотри еще раз на картинку. – Он махнул в сторону трех вписанных друг в друга кругов. – Люди из первой окружности, из нормальных, к законченным психам попасть не могут ни в каком случае. Как, соответственно, и сумасшедшие – к здоровым. А вот пограничные могут мигрировать и туда, и сюда…