Татьяна Устинова - Неразрезанные страницы
Алекса это бесило. Он не верил… в святость, а ему казалось, что Маню тянет быть святой.
…Наверняка она уже знает. Знает, страдает, торчит у телефона или, хуже того, дома у этого самого Балашова, предлагает свои услуги, всех утешает, возится с родственниками!..
Вполне возможно, все это было не так, но Алекс хотел прийти в раздражение – и пришел.
Фия продолжала рассказывать что-то о Балашове, и даже голос понизила, и даже придвинулась поближе – для того, конечно же, чтоб водитель не слышал секретов! – когда телефон у него опять зазвонил.
Звонила не Маня, трели были не ее, и на этот звонок он ответил.
– Алекс, душа моя! Все ли у вас в порядке?
– Благодарю вас, Анна Иосифовна! Вашими заботами и молитвами все отлично.
– Как долетели? Вас встретили?
– Все прекрасно.
– Что французы? Готовы вступить с нами в схватку за права на вашу новую книгу?..
Он улыбнулся и посмотрел в окно.
Этот разговор словно возвращал его в прежний мир – издательства, новых книг, особенных, «окололитературных» интересов, о котором он почти забыл в Париже.
И это было приятно.
– Я все расскажу, Анна Иосифовна, как только мы увидимся.
– Но издателя вы не намерены поменять?..
Она как будто пошутила, и он засмеялся, но беспокойство чувствовалось, ох чувствовалось!.. Генеральная директриса издательства «Алфавит» была умна, осторожна и очень расчетлива. При этом она оставалась женщиной, время от времени, очень редко, но все же – нуждающейся в поддержке и утешении.
И Алекс сказал, что никаких перемен в его жизни пока не предвидится.
– Ну и слава богу, – резюмировала Анна Иосифовна таким тоном, словно он сказал нечто абсолютно ожидаемое и ничего не значащее. И в этом тоже было возвращение – он узнавал ее пируэты, заходы, пассы и тихонько радовался им.
– Подробнее мы поговорим при встрече, – сказал он.
– Алекс, душа моя, не смею настаивать, знаю, что вы с самолета, но не могли бы вы подъехать прямо сейчас? У меня… достаточно серьезный и безотлагательный разговор.
Он помолчал.
– Что-то случилось?
– Не знаю, что вам ответить.
Вот таких ее выкрутасов он терпеть не мог!.. Чертова бабка с ее чертовым политесом!..
Алекс глянул на Фию, которая тут же мимолетно ему улыбнулась.
– Анна Иосифовна, что случилось?
– Мы должны обсудить некоторые проблемы, связанные с Мариной Покровской. – То, что она назвала Маню придуманным книжным псевдонимом, могло означать все что угодно – и то, что в ее кабинет кто-то вошел, и то, что она очень сердита или встревожена. – И мне не хотелось бы это откладывать.
– Хорошо, – согласился Алекс, хотя обсуждать сейчас с Анной Иосифовной какие бы то ни было Манины проблемы ему решительно не хотелось. – Я как раз на Ленинградке и могу заехать.
– Дела? – посочувствовала Фия, как только он сунул телефон в карман. – Вот поэтому я всегда и оставляю себе денек, как говорится, чтоб отдохнуть немножко! Всегда нужно отдыхать! Мой психотерапевт говорит, что, если долго не отдыхать, в мозгу образуются такие зоны, через которые уходит вся энергия!
Потенциальная или кинетическая, спросила бы Маня Поливанова, если бы, приехав домой, он рассказал ей всю эту историю.
– Ведь правда хорошо, что мой водитель опоздал? – спросила Фия и коснулась его руки, очень легко, очень нежно. – Мы бы с вами тогда не встретились, я бы уехала, и ничего бы не было!..
– Не было? – переспросил Алекс. Ему по глупости казалось, что ничего и нет!..
– Мы бы не встретились, – повторила она с осторожным нажимом.
Все же слишком давить на него не стоит – писатель, что с него возьмешь!
Ее последней большой любовью – нет, нет, ее недавно научили, что говорить «последней» нельзя, нужно говорить «крайней», чтоб не сглазить! – ее «крайней» любовью был владелец супермаркета «экономкласса», считай, бывшего продуктового рынка. Вот тому надо было конкретно и четко, и еще желательно громко и по-матери, иначе не понимал ни шиша!.. А этот – тонкая натура. И волосы, и ресницы, и щетина… м-м-м… И книжку написал, она в Париже продается!..
В подъезд за ней он все же не пошел, отправил водителя. У нее была всего одна сумка, и это показалось Алексу странным.
Он проводил ее глазами – длиннющие ноги, тонкие щиколотки, летящая походка, распахнутая шубейка, ридикюльчик, заброшенный на плечо изящным жестом, – и напоследок, прежде чем скрыться, она ему улыбнулась лукавой, призывной, точно рассчитанной улыбкой.
Он вяло улыбнулся в ответ, хотя из-за тонированного стекла она точно не могла его видеть. И достал телефон.
Он должен позвонить Мане и сказать, что прилетел. Прилетел и едет в издательство. В издательство его позвала Анна Иосифовна, и она встревожена. Она встревожена и собирается говорить именно о ней, Мане.
Впрочем, он никому ничего не должен!..
Если Маня станет беспокоиться, позвонит сама. Она уже один раз звонила, позвонит еще. Ничего страшного.
И спрятал телефон.
В издательстве ему сообщили, что за те два месяца, пока его не было в Москве, писательница Покровская не написала ни строчки, и позавчера в магазине «Москва» на нее напал какой-то ненормальный.
– Я бы не узнала, – сказала Анна Иосифовна озабоченно, – Марина Леденева никогда бы мне не сказала, но Катюша Митрофанова тем же вечером виделась с Манечкой и наутро мне позвонила. Алекс, я лишь прошу вас… быть повнимательнее. Она явно переживает сейчас какой-то кризис, а тут еще этот ненормальный!
Он молчал, обдумывая услышанное.
Ему и в голову не приходило, что он теперь каким-то образом отвечает за Маню, а генеральная директриса, кажется, имела в виду именно это.
– Жаль, что вас не было так долго, – сказала она с нажимом.
Он хотел что-то возразить, но она остановила его повелительным жестом:
– Нас нельзя оставлять наедине с нашими проблемами, да еще так надолго! Никак нельзя. Хорошо бы, чтоб вы поняли это, Алекс!..
Он собирался было спросить, кого это «нас», но передумал.
Решили действовать сразу в нескольких направлениях.
Во-первых, нужно съездить в дом погибшего Сергея Балашова и расспросить всех, кого удастся найти, о том, что происходило в тот вечер, когда он погиб.
Во-вторых, дождавшись от полковника Никоненко номера телефона для экстренной и секретной связи, следует договориться с ним, чтобы он устроил Береговому свидание – ну хотя бы с адвокатом. Для этого надо найти адвоката.
За это все отвечала Маня Поливанова.
В-третьих, и это, наверное, самое главное, нужно немедленно начать кампанию в прессе – кажется, полковник назвал это «биться в падучей». Для чего необходим Дэн Столетов и все его связи. Этим должна заняться Митрофанова.
– И мать надо как-то успокоить, – сказала Маня. – У Берегового мать в больнице. Знаешь, в Химках?.. Триста девятнадцатая клиническая больница! Я однажды его искала, и мне в отделе сказали, что он по средам с утра всегда к матери ездит. Ты бы съездила, Кать!
– И что я ей скажу?! Что ее сына за убийство в тюрьму забрали?!
– Ну, ясен пень, так и скажешь, – мрачно подтвердила писательница. – Еще скажи, не забудь, что ему пожизненное светит!..
– Нет, а что сказать-то, да еще незнакомому человеку?! Я ее не видела никогда!
– Наври, что его в командировку услали!
– А почему он ей не позвонил?
– А потому что командировка в Анадырь, а там связи нет!
– А почему перед отлетом не позвонил?..
– А потому что лететь нужно было срочно, он прямо с работы в аэропорт уехал, а телефон на столе забыл!..
Митрофанова моргнула:
– Ну, здорова ты врать, Маня!
– У меня профессия такая. Ты что, не знаешь?.. Сидишь себе, врешь от души, а потом получается детективный роман. – Тут Маня вдруг остановилась, помолчала и добавила очень серьезно и грустно: – Только у меня в последнее время не получается… от души. У меня вообще никак не получается.
«Не получается» – это совсем другой разговор, вовсе не о вранье и не о детективах, и продолжать его сейчас никак нельзя.
– И вот еще что я думаю, Кать!.. Найди там, в больнице, Дмитрия Долгова. Я ему позвоню, и он тебя примет, если на месте.
– Кто такой Дмитрий Долгов?
– Великий русский врач, – пояснила Маня охотно. – Он меня три года назад оперировал. Ну, помнишь, я в больнице лежала и все ко мне приезжали? Я вообще там провела лучшие мгновения своей жизни! За мной все ухаживали и меня все любили!..
– В больнице лежала – помню, а про великого Долгова не знаю ничего!
– Ну, он правда великий врач. Ну вот как… – Маня подумала, с кем бы сравнить врача Долгова, и сравнила: – Ну, как Пирогов!..
– Иди ты!..
– Нет, правда. Я ему позвоню, договорюсь, и ты к нему сходи. Может, он эту мамашу Берегового посмотрит. Она там много месяцев лежит, а дело ни с места. Ее то выписывают, то обратно кладут, но ей только хуже…
Екатерина Митрофанова, заместитель генерального директора издательства «Алфавит», деловая женщина, умница, пусть и не красавица, а грамотный руководитель с нервами – стальными канатами, пришла в неописуемое раздражение.
