Бриллианты вечны - Бретт Холлидей
На ней снова был костюм из серого твида и на шее красный шарф. Когда она проходила по коридору мимо двери, шарф зацепился за торчащую щеколду. Резко остановившись, она невольно повернулась и оказалась в моих объятиях. Это случилось так быстро и неожиданно, что у меня не было времени для размышлений. Поблизости никого не было, и я крепко обнял ее, чувствуя, как ее волосы щекочут мое лицо. И тотчас весь мир перестал существовать для меня. Я начал страстно целовать ее. Но Сю как-то незаметно высвободилась и отошла от меня. Я безуспешно пытался что-то ей сказать, стараясь придать твердость своему голосу. Сердце мое колотилось, будто я долго бежал, и я жаждал вновь заключить ее в свои объятия. Но я боялся вызвать ее негодование.
— Простите меня!
Я придумывал дальнейшие извинения, но не мог найти слов.
Вдруг она заговорила тихим взволнованным голосом, какого я прежде не слышал у нее.
— Разве вы не собираетесь посмотреть на рояль Папы?
Кажется, я сказал "да". Мы снова вошли в ту же дверь, на этот раз ее шарф ни за что не зацепился. Вскоре мы добрались до Белой гостиной. Я открыл дверь и остановился.
— Здесь темно, — предостерегающе сказал я.
— Ну и что же? — ответила Сю. И мне показалось, что, несмотря на темноту, я увидел в ее глазах искорки смеха и что губы ее все еще пылали от моих поцелуев.
— Ну и что же? Откройте ставни!
Но когда она следом за мной вошла в холодную, темную комнату, смех ее замер.
— Как здесь холодно, — сказала она, вздрогнув, — и какой затхлый воздух.
Вместе со мной Сю подошла к окну и раздвинула шторы. Я распахнул окно и впустил в комнату струю свежего воздуха. Открыв ставни, я снова закрыл окно.
Тусклый свет нисколько не изменил мрачного уныния этой старинной комнаты. Даже цветы на ковре и позолоченные купидоны над каминным зеркалом казались выцветшими, заброшенными и уродливыми.
Краска сбежала с лица Сю.
— Здесь так безжизненно, — сказал я.
— Обстановка делает комнату еще мрачнее, — испуганно сказала Сю. — Однако вот рояль.
Он стоял в темном углу — этот черный огромный рояль, похожий на громадный гроб на ножках. Никто из нас не спешил подойти к нему.
Сю огляделась, подошла к длинному светлому столу, покрытому выцветшей бархатной скатертью, и остановилась в раздумье.
— Пыль, — сказала она, проведя по нему пальцем.
Затем она села в отделанное резьбой кресло с сильно изношенной серой атласной драпировкой. В этой старинной комнате, с ее витиеватым и претенциозным изяществом, Сю казалась миниатюрной и странно современной. Мрачная обстановка комнаты как-то повлияла на нее. Она была бледна, глаза ее казались более темными, а круги под ними от бессонницы проступили еще резче. Даже ее блестящие волосы, казалось, потускнели. Положив руки на колени, она с задумчивым видом смотрела на пыльный изношенный ковер с выцветшими гирляндами роз.
— Я полагаю, вам известно, что мистер Лорн изменил свое мнение, — задумчиво сказала она. — Теперь он хочет, чтобы я рассказала обо всем полиции и постаралась получить разрешение на выезд.
— Да, — ответил я.
Мой голос звучал громко и резко в этой комнате. В ее тишине было что-то, внушавшее мне тревогу. Я подумал, хорошо ли я поступил, придя с Сю в такую отдаленную часть старого отеля. Я снова осмотрелся кругом, но не нашел места, где кто-либо мог спрятаться. Следовательно, вновь появившееся ощущение чьего-то близкого присутствия не отражало реальности.
Я сел рядом с Сю, но так, чтобы мне была видна дверь в коридор. Имея в кармане револьвер, я чувствовал себя увереннее. Помню, как я совал руку в карман и с удовольствием трогал оружие.
— Надеюсь, вы последуете совету Лорна, — твердо сказал я.
— Вы считаете, что так будет лучше?
— Я всегда так считал.
Почему-то у меня появилось желание обернуться и посмотреть назад.
— Я думаю, что вы и мистер Лорн правы, — устало сказала Сю. Ее голос дрогнул, она изменилась в лице и быстро оглядела комнату.
— Что произошло с этой комнатой? — резко и нетерпеливо спросила она.
— Она долгое время была закрыта, и в ней холодно, — объяснил я прозаически, хотя прекрасно понимал ее ощущение.
— У меня такое чувство, будто в комнате присутствуют призраки всех обитавших здесь ранее людей, — неожиданно сказала она.
— Тогда уйдем и оставим ее призракам.
В комнате вдруг стало невыносимо находиться. Ее тишина сделалась угрожающей, холодный затхлый воздух казался удушливым, тени — зловеще мрачными. Мы стали чувствовать надвигающуюся угрозу. Инстинкт повелевал мне тотчас увести отсюда Сю.
В это мгновение произошло очень странное явление. Тишина нарушилась тяжелым вздохом совсем близко от нас! Это был продолжительный и невыразимо усталый вздох. Мы слышали его совершенно отчетливо. В мертвой тишине комнаты этот вздох вселял ужас.
Мы взглянули друг на друга и быстро встали. Никто из нас не произнес ни слова.
Затем я с револьвером в руке подошел к роялю. В углу было темно, но там никого не оказалось.
Я поднял огромную крышку. Взглянув, я положил револьвер в карман и осторожно дотронулся рукой до чего-то внутри рояля.
— Что?! — прошептала Сю.
Я опустил крышку. Значит, это действительно был гроб.
— Выйдите, пожалуйста. Выйдите немедленно!
Но Сю не двигалась. Я подумал, что человек, втиснутый в рояль, не мог издать этого вздоха. Он был уже давно мертв.
Глава 14
Тело, втиснутое в огромный черный рояль, напоминавший гроб, оказалось трупом человека, называвшего себя священником. Это было для нас новым ужасным событием.
Священник был отравлен, как и Стравский. Умудренный теперь опытом, комиссар сказал, что яд опять был никотином. На правой руке отца Роберта был найден маленький след укола, и яд был введен с помощью иглы. Лорн, рассказывая мне это, соглашался с такой версией и добавил, что яд обладал очень быстрым действием и священник умер, не успев даже позвать на помощь. И как следовало ожидать, убийство священника совершенно опровергло мои предположения. Мне казалось, что все обстоятельства указывали на виновность священника. Но теперь он сам оказался жертвой беспощадных преступников, убивавших, не задумываясь, ядом или револьвером.
Сначала произошло убийство неизвестного человека, личность которого была установлена лишь в последнее время. Убийство слуги было отвратительным преступлением, однако Марсель в глазах общества не был значительным лицом. Кроме того, как я полагаю, его убийство считали связанным с первым преступлением.
Но убийство священника — было другим
