Гребаная история - Бернар Миньер
Подняв каяк на плечо, я взбираюсь по ступенькам, второй рукой держась за холодное дерево перил. Бросаю последний взгляд назад, на пролив, на море, на другие острова, которые едва угадываются сквозь метель, и мне приходится сдержать настоящую слезу. Обхожу пустое пространство, где был дом, и вижу в этом метафору своей нынешней жизни. Меня едва не тошнит. Я укладываю каяк, сажусь в машину, взятую в прокате, и возвращаюсь к Ист-Харбор.
Мой телефон звонит. Кто-то поменял звонок на песню «Прощай, дорога из желтого кирпича» Элтона Джона.
Не пора ли тебе приземляться, Возвратившись издалека? Надо было на ферме остаться, Вняв словам своего старика.«Джей, сукин ты сын», — думаю я. Безусловно, на линии никого нет. Но послание куда ясней.
* * *Когда я прибываю в Ист-Харбор, снег становится еще гуще. Я делаю поворот перед магазином «Кен & Гриль», чтобы спуститься по Мейн-стрит к порту, и у меня снова ком в горле. Я медленно еду по белой улице. Я отпустил бороду, на мне кепка, и я еду на машине из проката с запотевшими стеклами, вокруг которой кружится снег: маловероятно, что кто-нибудь меня узнает, но невозможно сказать наверняка.
Пока я неспешно продвигаюсь по обледенелому шоссе, каждая подробность, каждая новогодняя витрина пробуждают в памяти какой-то случай, воспоминание.
Я въезжаю на парковку и как раз здесь вижу его.
Чарли.
Еще немного, и я его не узнал бы. Забавно: он тоже отпустил бороду. И похудел. Чарли возвращается из бара «Чистая вода, мороженое, рыба» («Звоните и делайте заказ в нашем баре, 425-347-9823»), зажав в одной руке стаканчик с кофе, а другой держа под локоть девушку. Или скорее молодую женщину. Очень хорошенькую. Уверен, что не знаю ее. Они садятся в новенький внедорожник, Чарли за рулем. Он поворачивает голову налево и обращается к женщине, сидящей в соседней машине. Отсюда, где я нахожусь, за машинами, я едва различаю рыжие волосы и губы, которые двигаются. Кайла… Мой взгляд перемещается, рядом с ней я вижу затылок Джонни. Что-то в них обоих изменилось. Это видно даже отсюда. Они выглядят более взрослыми, безмятежно спокойными…
Они одержали победу в жизни, победу над несчастьем.
Я наблюдаю, как пассажиры машин переговариваются — и смеются. Как мы когда-то… Мой телефон звонит, я отказываюсь отвечать, он продолжает трезвонить. Наконец я его беру.
— Алло?
— Прекрасное зрелище, да? — говорит Джей. — Не садись на этот паром, Генри, слышишь? Возвращайся следующим.
Он разъединяет вызов.
«Пошел ты куда подальше, — думаю я. — Я не твоя собственность».
Как и приказал Джей, я пропустил машины, поднимающиеся на паром, и остался на парковке один. Ждать следующего. До него чуть больше часа… Мне не хотелось невзначай столкнуться с ними и рассказывать о своей сегодняшней жизни.
Ветер гуляет по пустынной парковке с моей прокатной машиной посредине, и силуэт парома удаляется по направлению к входу в бухту. Без сомнения, дрон, который кружит там, наверху, охватывает всю картину. Я представляю себе, как они сидят за тем столом, который мы всегда занимали. О чем говорят они — ставшие почти взрослыми?
И как долго я уже не разговаривал с кем-то своего возраста…
Благодарности
Я вспоминаю, как герой романа «Индейский киллер» Алекси Шермана (американского писателя, этнического индейца, родители которого принадлежали к народам кордален и спокан) высказывался о своем абсолютно неаутентичном бледнолицем профессоре по индейской литературе в университете в Сиэтле: «Как Уилсон мог демонстрировать такую подлинность и традиционность индейского народа, в то время как сам не был ни индейцем, ни приверженцем традиций? Здесь есть настоящие индейцы, которые пишут настоящие индейские книги: Саймон Ортиз, Роберта Уайтман, Люси Тапахонсо и другие».
Дело в том, что это не подлинный американский роман: это подлинная дань уважения американскому роману (а также американскому кинематографу), отданная французским автором. И в первую очередь это роман о подростковом возрасте и страхе перед взрослением — в некотором смысле это везде одинаково, где бы ни происходило. И в этом смысле он подлинный. Только в этом смысле — несмотря на приложенное усердие.
Чтобы создать свой вымышленный остров, я вдохновился четырьмя реально существующими островами: три из них находятся в штате Вашингтон: Оркас-Айленд, Сан-Хуан-Айленд и Уидби-Айленд. Четвертый — в каких-то восьмидесяти километрах на север, канадский, расположенный в Британской Колумбии, называется Бовин-Айленд. Это его рельеф с двумя небольшими горами более всего напоминает рельеф Гласс-Айленд, хотя на Оркасе тоже есть гора — гора Конститьюшн в государственном парке Морейн.
Здесь я должен поблагодарить всех, кто там — в Сиэтле, Белвью, Беллингхэме и Ванкувере — помог мне немного понять эти территории, просветил меня. Особенно хочу поблагодарить сотрудников правоохранительных органов — действующих и находящихся на пенсии, открывших мне двери и захотевших поделиться своим опытом: у них у всех разные мнения и точки зрения относительно своей страны, профессии, роли и деятельности правительства. Также они не несут ответственность за мнения и высказывания, которые я вложил в уста своих персонажей. Никоим образом.
Итак, спасибо Марвину Е. Скину, главному следователю по уголовным делам, руководителю ССРУ (Системы слежения в расследовании убийств) при офисе генерального прокурора штата Вашингтон.
Спасибо Майку Кейту, бывшему следователю полицейского департамента Белвью, президенту и председателю ордена «Голубые рыцари»; Верлину Л. Джадду, бывшему члену полицейского департамента Сиэтла, его супруге Донне Ли; спасибо им за прогулки по изумрудному городу и его окрестностям. Спасибо Бернду Киршнеру, сотруднику полицейского департамента Сиэтла, за многочисленные истории, Джиму Риттеру, который позволил мне забраться в патрульную машину. Я признателен Элисон Каль, бывшей нашим экскурсоводом в Беллингхэме; я перед ней в неоплатном долгу, так как
