Луковые кольца в сахарном сиропе - Катя Тева
Плащ шуршал в такт шагов, что действовало успокаивающе. Ветра почти не было, так что она положила ручку зонта на плечо, придерживая ее расслабленными пальцами.
Прошла почти неделя со дня того ужасного происшествия в школе, а ей все не удавалось прийти в себя. Похороны дались особенно тяжело. Светлана Игоревна была прекрасной учительницей и хорошим человеком, поэтому проститься с ней пришла почти вся школа, включая детей среднего и старшего звена. Семья у нее оказалась большой, да и друзей было не мало.
Ей, не так давно пережившей одни похороны, тяжело было присутствовать на вторых, но не прийти она не могла. Да и как можно?
Школа тоже погрузилась в траур, никому не удавалось начать работать в прежнем режиме. Учителя, потерявшие коллегу, только и делали, что вспоминали о ней на переменах, в столовой за обедом или встречаясь в коридорах школы.
«Как жаль», «Такая молодая, еще жить и жить», «Ребенок остался», «А муж то как плакал, вы видели?», «Родственники приехали из далека, это сестра ее, одно лицо» и прочие сплетни наполняли стены школы и готовы были вылиться за ее пределы, стекая тихим шепотом по ступенькам.
Людмила Сергеевна то и дело пыталась внести поправки в конкурс, который теперь, при новых обстоятельствах, пришелся совсем не кстати. Сначала она захотела совсем его отменить, потом пошла к директору с предложением сделать заочно погибшую победительницей и вручить ее семье денежный приз, но директор, поразмыслив, решил ничего не менять.
«Коллектив ни в чем не виноват. А значит оставляем двух финалистов и заканчиваем с этим всем поскорее», — передала на пятиминутке завуч его слова. Урны с голосами опустошили и велели процедуру голосования повторить, но уже без лишнего энтузиазма и радости. Девятый «Б» единогласно воздержался от участия.
Заключение экспертизы оказалось и так всем очевидным — неосторожное падение с лестницы. И все бы так и закончилось, если бы кое-кто непонятно зачем не побежал в отделение полиции с предположением, что падение могло быть не случайным и несчастный случай мог быть убийством, которое непременно требовалось расследовать. Кто этот «кое-кто» Ирина, как и ее коллеги, догадалась без особого труда. За что Тамара Сергеевна, дай Бог ей здоровья, временно стала изгоем их трудового коллектива.
Теперь все учителя поочереди должны были явиться на допрос и ответить на ряд вопросов, которые могли пролить свет на это, по мнению некоторых, темное дело.
Туда и направлялась Ирина после работы, прячась под своим цветастым зонтом.
Здание полицейского участка предстало перед ней, едва она завернула с центральной улицы. Серые мокрые стены трехэтажной советской постройки заведомо нагоняли страх. Деревянные окна походили на зубы, выбитые через одного. Старое кирпичное крыльцо требовало ремонта, ибо на нем сломалась не одна нога несчастных гражданских, которые заходили внутрь, как на каторгу. И кто мог идти туда добровольно, даже если ни в чем не виноват? Разве что дурак, которому нечего терять.
Ирине предстояло оказаться там не в первые, однако тот раз она помнила плохо. Когда умер муж, ей нужно было забрать документы, что она и сделала. Только состояние, в котором она тогда пребывала, не позволило ей запомнить ни одной детали, которую она могла бы припомнить теперь.
Сегодня же она шла туда в трезвом уме и смогла заметить многое: ядовитую синюю краску на стенах, коричневые квадраты еще советского кафеля, заклеенную скотчем трещину на окне, старый стол с аккуратно сложенными стопками образцов заявлений.
Оказавшись в обшарпанном широком коридоре, Ирина подошла к окошку, за которым сидели несколько сотрудников в форме, копошась в бумагах. Она держала в руках мокрый зонт и ждала, пока кто-нибудь обратит на нее внимание. Но этого не произошло. Сотрудники, бросив в ее сторону короткий взгляд, вернулись к своим делам. На проходной, прямо перед турникетом, сидел молодой паренек в форме.
— Чего вам? — спросил он слишком писклявым для полицейского голосом.
— Мне звонили. Сказали прийти, — Ирина тут же подошла к нему поближе.
— Насчет чего? — он начал ковыряться под ногтем, словно перед ним никого не было.
— На допрос по поводу смерти учительницы, — ответила она, поборов желание стукнуть его по руке.
— А, подозреваемая, — он как-то странно ухмыльнулся, перекосив рот на одну сторону. — Паспорт.
Ирине его ухмылка совсем не понравилась, однако она молча достала документ и протянула ему.
— С сумкой нельзя, оставьте в шкафчике, — пробурчал он под нос, склонившись над огромной тетрадкой.
— У меня там ничего такого нет, можете проверить, — Ирина открыла сумку пошире, доказывая только что сказанное.
— Нельзя! — он поднял на нее глаза, полные раздражения. — Шкафчик за вами.
— Но он без ключа, — Ирина обернулась и потрогала шатающуюся дверцу. — вы последите?
— Вы думаете мне заняться больше нечем? — он протянул ей паспорт. — Вы сами сказали, что у вас там ничего нет.
— Ничего запрещенного, я имела ввиду. Но это не значит, что в ней нет ничего ценного. Разницу чувствуете? — Ирина разозлилась.
— Дамочка, хватит мне голову забивать. Кладите, все кладут, никто не жаловался. Второй этаж тринадцатый кабинет.
Она сунула сумку, закрыла деревянную дверцу поплотнее, выхватила у юнца свой паспорт и прошла через турникет.
Лестница, что вела наверх, оказалась слишком крутой, а ступеньки — непривычно высокими, как будто предназначались для великанов.
Найдя нужный номер на двери, она робко постучала. Сердце, почему-то, бешено заколотилось. Предчувствие не обещало ничего хорошего. Жаль, что Ирина не очень умела к нему прислушиваться.
Не услышав ответа, она осторожно толкнула дверь и заглянула в кабинет.
Женщина невысокого роста, полная и грузная, сидела за огромным столом и внимательно изучала документы.
— Можно? — полушепотом спросила Ирина.
Та, ничего не ответив, повернула голову в ее сторону.
— Вас стучаться не учили? — густой и хриплый голос пробирал до мурашек.
— Я постучалась, но вы не ответили, — принялась оправдываться Ирина.
— И теперь вы торчите в проеме? Вам особое приглашение нужно? — женщина медленно повернула голову обратно и вернулась к чтению.
Поколебавшись, Ирина зашла и тихо прикрыла за собой дверь.
— Что у вас? — снова как раскат грома зазвучал голос.
— Меня вызвали, насчет Светланы Николаевны Беловой, вот я и пришла.
— А, это, — она бросила бумагу на стол и сложила руки, как первоклассница. — Сколько же вас там, в этой школе? Вы кто?
— Чернышева.
— Чер-ны-ше-ва, — женщина открыла тетрадь и принялась что-то искать. — Садитесь, если не боитесь, — она оскалилась,
