Дом обнаженных страстей - Владимир Григорьевич Колычев
Тимофей кивнул, соглашаясь с ней. Подозрения, конечно, имелись, но начнешь объяснять, запутаешься в фактах и мыслях. Да и какие там факты? Одни сплошные предположения. На пьяную голову.
– У кого вымыло?
– У меня!.. У всех!.. Может, и не было ничего!.. Сам видишь, отца поминаем!
– Да, вижу… А Калугина не вижу.
– Сами не знаем, где он.
– Далеко уйти он не мог.
– Ищем, в бане смотрели, в подвале.
– А если все-таки была черепно-мозговая травма?
– А разве я говорю, что не была? По голове чем-то ударили, рана там на голове была… А куда Калугин делся, не знаю!
– Может, очнулся и к реке пошел. У вас калитка закрыта?
Тимофей качнул головой. Преступник мог сбросить Родиона, вернуться за топором и кружкой, а потом уйти, калитку за собой он запереть просто не мог. Но в то же время, возможно, Родион мог и сам выйти к реке, ничего не соображая. Вышел, свалился с обрыва и канул в воду…
– А что там открывать, засов сдвинул, – Галка в раздумье провела пальцем по щеке. – Замок был, куда-то делся, найти не можем.
– Забор у вас высокий, – кивнул Бутюгов.
– Профлист, так просто не перелезешь.
– И собака.
– Собака у Петровны.
– Ну да… А Калугин под мухой был?
Антоныч улыбался, давая понять, что ничего страшного не произошло. Ну напился мужик, ну свалился под куст, проспался, очнулся, встал и пошел.
– Ну да, он вчера хорошо поддал. Почти до утра сидел. Пьяный был, вышел во двор, упал, ударился… Несильно.
– Несильно… – кивнул, будто соглашаясь, Бутюгов и строго спросил: – Где он сейчас?
– Так не знаю! – вздрогнула Галка.
– А вы что скажете? – Антоныч резко развернулся к Тимофею.
– А что я скажу? – напрягся тот.
– Вы что-нибудь знаете об этом случае?
Галка едва заметно качнула головой, предостерегая от лишних слов. Но Тимофей не повелся. Сейчас он промолчит, а завтра за них всех возьмутся всерьез, правда всплывет, а с него спросят, почему он ее утаил.
– Знаю, конечно. Я Родиона нашел, он лежал там, за кустами.
– Живой?
– Не знаю, не проверял.
– И куда Родион делся?
– Не знаю. Мне кажется, его здесь на площадке ударили. По голове. Чем – не знаю. Он упал, его потащили к реке, потом бросили.
– Кто потащил, кто бросил? – спросил Бутюгов.
– Я не знаю.
– А тело куда делось?
– Не знаю. Возможно, его сбросили в реку, пока мы сидели на кухне.
– Кто сбросил?
– Кто-то наглый и отчаянный, – сказал Тимофей.
– И кто у вас тут такой наглый и отчаянный? – Бутюгов пристально смотрел на него и хищно улыбался.
– Не знаю. Мы все вместе были, когда тело исчезло. Из нас никто не мог его утащить и сбросить в реку.
– Все вместе держались, – кивнула Галка.
– А тело исчезло?
– А в бане остались мокрые следы… У вас какой размер ноги? – спросил Тимофей.
– У меня? – нахмурился капитан в отставке.
– Шутка!
– Шутка?
– Вы же думаете на меня, почему я не могу думать на вас?
Действительно, Родион – подполковник полиции, большая шишка, а руководство городского управления не смогло, как говорят в таких случаях, изыскать возможности направить полноценную группу на место преступления, задействовало отставного капитана, которому, возможно, и заказали убийство подполковника Калугина. Может, Родион собирался сдать своего начальника в руки правосудия, а его за это решили убрать. И Бутюгов лучший для этого вариант. Живет поблизости, место знает, раньше служил в милиции, силовым способам воздействия на человека обучен.
– А вы можете думать на меня?
– Я человек здесь, в общем-то, посторонний, Родиона Калугина толком не знаю, общих точек соприкосновений с ним не имею. Так же как не имею намерений его убивать.
– А я, значит, имею?
– Не знаю.
– А ведь вы правы… Насколько я помню, вы муж Полины?
– Ткачев Тимофей Иванович.
– Вы правы, Тимофей. Как вы говорите, намерений убивать? Я тоже не имею намерений, но подозревать можно и меня. И я буду себя подозревать. И себя, и вас… И всех! – Бутюгов улыбнулся Галке, давая понять, что подозревать ее будет милостиво, по-соседски. Но будет.
– Я-то здесь при чем? – нахмурилась она.
– Ты-то, может, и ни при чем, а муж твой…
– Что муж? – голос у Галки дрогнул.
Полина, конечно, хотела знать правду относительно происхождения их с Пашей сына, но во всеуслышанье претензий не выдвигала. Не выносила сор из избы, но вдруг Бутюгов что-то знал. Если да, то у него имелся повод подозревать Пашу.
– Ничего! – отрезал Антоныч. – Не будем об этом… Сначала найдем тело.
– Ушло тело!
– Вопрос, как оно ушло? Своим ходом или… Я могу осмотреть дом?
– Ну, если вас уполномочили.
– Да, да, именно уполномочили! – улыбнулся капитан в отставке. – Хорошее слово поднимает настроение… Ну что, пойдем?
Бутюгов обошел дом, побывал на чердаке, спустился в подвал, заглянул во все шкафы и кладовки, осмотрел гараж, сараи. Этого ему показалось мало, он велел открыть багажники машин. Тело Родиона не нашли, зато в салоне его машины Тимофей заметил початый блок «Парламента».
– Что вы там про баню говорили, Тимофей Иванович? – спросил Антоныч.
– Нет там ничего.
– А какого размера вы там видели следы?
– Думаю, следы уже высохли.
– Сразу надо было идти?
– Я этого не говорил.
– Но мы пойдем сейчас!
Отпечатки подошв действительно исчезли, высохнув, но лужица под скамейкой осталась.
– Человек здесь какой-то сидел, – сказал Тимофей. – Мокрый от дождя. Насквозь мокрый. Сидел, долго сидел. Капало с него.
– Да, вижу, – кивнул Бутюгов, пытаясь разглядеть отпечатки ноги.
– Промок очень, пока Калугина высматривал.
– Высмотрел?
– И убил!
– А сюда зачем вернулся?
– Что-то вспугнуло его, – пожал плечами Тимофей. – Хотел труп в реку сбросить, но не смог.
– А потом, выходит, смог?
– Потом, выходит, смог. А затем в баню вернулся. С мокрыми ногами… Мокрые ноги у него были, но чистые, водой всю грязь смыло. Думаю, мелкая фракция осталась, щебень, песок, глина. Но тут и без этих следов песка хватает.
– Ну да, пол, скажем так, не совсем чистый.
– Не совсем, – присаживаясь, кивнул Тимофей.
Осматривая пол, у самой ножки стола он увидел желтенькую таблетку, осторожно поднял ее, осмотрел, прочел надпись на ней.
– Что там?
– Да таблетка.
– Чья?
– Но-шпа ни от чего не помогает, – усмехнулся Тимофей. – Особенно не помогает от боли в животе.
А ведь преступника могло скрутить от боли в животе. Тащил труп, перенапрягся, опять же, перенервничал. Убить человека – сильный стресс. Скрутило мужика, он бросил труп, вернулся в баню переждать приступ, наглотался здесь таблеток, одна выпала из склянки.
– Ваша таблетка?
– Почему моя?
– А как
