Дети из детского дома напротив - Юлия Июльская
— Я тоже так думаю.
Послесловие.
Случаются неслучайности
Весенний день, нежный и переменчивый, легкий и воздушный, ожил на экранах старой памяти. Пробуждение — самый важный процесс после долгой зимы, самый центр весны. Расцветали все вокруг — листья просыпались и прорастали из своих темных домиков. Из почки выглядывали ростки, ростки превращались в листья — и так начиналась новая жизнь. Новую жизнь ожидали не только растения.
Молодая девушка, как подснежник из-под снега, появилась на пороге детского дома весной. Ей было слегка за двадцать, она только окончила педагогический институт, была полна энергии и желания работать. Эту вакансию ей из самых лучших побуждений подарила родная тетка, стоявшая на высоких ступеньках, на лестнице педагогики.
Коллектив, сугубо дружный, поскольку полностью женский, встретил девушку на удивление хорошо. Тамара не хотела задерживаться надолго — ей нужен был старт, опыт. Она так мечтала жить ярко, быстро, стремительно, громко и в этих скучных стенах ей было этого просто не добиться. Но внезапно старая директриса заявила о своем уходе и карьера Тамары быстро взлетела в гору из простой воспитательницы до директора. Как ей это удалось — пусть останется за границами повествования.
Тамара Петровна была умелым управленцем. Она резво взяла борозды правления и быстро ощутила вкус власти. И эта власть ей безумно понравилась. Она стала меняться. Из девочки в незатейливом платье в деловую даму — Тамара носила красивые костюмы, а волосы ее навек были туго уложены во французскую ракушку как у советского министра. Больше никто не увидел ее пушистых волос, свободно рассыпающихся по плечам.
Новоиспеченный директор стремительно обзаводилась связями. Она выступала на благотворительных мероприятиях, городских концертах, присутствовала на собраниях и съездах политических лидеров, была вхожа в круг элиты города. Можно представить, что женщина изо всех сил рвалась помочь своему детскому дома, но это было не так. Под маской деятельного руководителя она скрывала другие мотивы.
Тамара Петровна быстро поняла, что кресло директора принесет ей много пользы. Помимо властных полномочий, которые любого человека поднимают в глазах окружающих и собственных, бывшая студентка пединститута сможет выбиться в люди. Смогла и выбилась.
Личная выгода и никакого сочувствия, сострадания.
Тамара сумела наладить и свою личную жизнь. Ее видели в машине с помощником главы из администрации города, она водила крепкую дружбу с мелкими бизнесменами, ей приписывали любовные связи с заезжим адъютантом.
И тут появился Громкий Виктор Леопольдович.
Их связала дружба, инициатором которой в большей мере была Тамара. Она претендовала и на большее.
— Тамара Петровна, рад, что могу быть вам полезен, но признаюсь честно времени совсем мало…
Они ужинали в одном из самых дорогих ресторанов. Был поздний вечер, за окном сгущались сумерки.
— Что мы все о делах? Я подумала, мы можем посидеть, поговорить, поделиться…
— Тамара Петровна, скажу честно, не думаю, что я буду интересен вам со своим бизнесом. А меня не интересуют хлопоты детского дома.
Громкий четко дал понять, что никакой любви между ними быть не может. Директриса других попыток не предпринимала. Впрочем, деловые отношения сохранились и были весьма плодотворными.
За считаные годы Тамара поднялась по социальной лестнице. Ее семейное счастье не слаживалось, романы вспыхивали и гасли, но благополучие было твердым и долговечным.
И хотя директор гордо поднимала голову над всеми — ее поданными, осталась у нее черта, привычка с тех времен — бедности и простоты. Тамара была жуткой сплетницей. Именно этого боялся и именно за это ее недолюбливал Виктор Леопольдович. Женщина, еще молодая, на удивление всем, водила дружбу с самой известной сплетницей района — Варварой Архиповной, одинокой старушкой. Они засиживалась до самой ночи в кабинете директора и под чай обсуждали всех и все.
Пусть это и было недостатком Тамары — чрезмерное любопытство, пожалуй, единственный грех, который ей можно простить.
Тамара, царица на троне, удерживала свою власть и быстро расправлялась со всеми недругами и недоброжелателями.
Однажды старая Фаина Карловна, вечно ходящая в соболиной шубе, что, к слову, ужасно задевало Тамару Петровну, полвека работавшая врачом, а на старости лет перекочевавшая в детский дом в роли медсестры, спросила:
— И за что вы так детей не любите?
Они стояли возле окна и смотрели на площадку, где носились подопечные детского дома. Фаина Карловна заметила взгляд директрисы — ненавистный, пренебрежительный, выражающий презрение.
— Я почти пятьдесят лет врачом работала с детьми, — продолжила она, — и сейчас вместо пенсии посвящаю себя детям. Бывшая директриса — она в такие тяжелые годы управляла домом, и всегда к детям с душой, с теплотой. А вы молодая, а такая злая…
Тамара не ответила. Она постояла еще пару минут, повспоминала, и ушла. А на следующее утро Фаину Карловну с почетом отправили на пенсию.
И больше никто не посмел сказать что-то Тамаре о ее надменности или злобе. А спустя пару годков коллектив обновился, прежних руководителей позабыли или совсем не знали, и Тамара Петровна окружила себя верными слугами.
Иногда возле того окна, где Фаина Карловна сказала ей честные слова, без лести, Тамара останавливалась и вспоминала.
— Посмотри, посмотри, дом рушится! Посмотри, посмотри! Рушится… Все падает!
Маленький мальчик кричал, дергал за руку девушку и показывал пальцем на совершенно целый и невредимый дом.
— Замолчи! Ты меня позоришь! Замолчи, с домом все в порядке.
Она грубо одергивала его. Она не терпела истерик.
А мальчик действительно видел, как многоэтажка складывается, словно карточный домик, как летят перекрытия, стены трескаются и кирпичи стираются в пыль. И через пару секунд остается пустошь.
— Это тебе кажется, дом целый, — уже спокойнее объясняла она. Но в глазах ребенка был такой неподдельный страх, а крик его был вовсе не детской шалостью, а зовом о помощи, что становилось страшно и тому, кто видел абсолютно невредимую многоэтажку.
— Ну почему? Почему я?
Она рыдала перед своей матерью.
— Это твоя кровь… Ты должна его принимать и растить, — женщина гладила дочь по голове.
— Нет! — она резко отстранилась. — Почему я должна губить свою молодость? Столько детей, а мне достался… Он словно от дьявола. Говорит такие вещи. Мне самой страшно! Что за ноша?
— Не ноша, а сын. Так угодно судьбе…
— А отец его? Что же он не мучается? Сбежал и оставил мне своего…
Она обзывала и ругала их двоих, а мать лишь укоризненно качала головой и молилась.
Ветер подул и как песок разлетелся маленький мальчик.
— Твоя вина, ты не уберегла, — с упреком говорила мать, обвиняя дочку
