Ксавье Монтепен - Кровавое дело
— Действительно, все это кажется совершенно логичным и весьма правдоподобным, — сказал следователь.
— Но в таком случае девушка видела убийцу и может сообщить нам его приметы, — заметил начальник сыскной полиции.
— Без сомнения, если только ее состояние позволит ей говорить, и вообще, если она останется в живых после своего ужасного падения, — сказал товарищ прокурора. — Говорят, она ранена очень опасно.
— Последняя депеша была успокоительного свойства, — проговорил инспектор.
— Мы сейчас телеграфируем в Сен-Жюльен-дю-Со, чтобы добиться хоть каких-нибудь подробностей и объяснений, — продолжал барон де Родиль. — Скажите, мать этой девушки была здесь сегодня утром?
— Да, она ожидала дочь, — ответил супрефект. — Я даже хотел, с вашего позволения, сообщить вам одно наблюдение. Почем знать, может быть, оно и имеет какое-нибудь значение?
— Какое же это наблюдение, сударь?
— Дама присутствовала при открытии вагона, в котором было совершено преступление.
— Ну и что же?
— Увидев лицо мертвеца, она испустила крик ужаса…
— Этот ужас кажется мне вполне естественным. Уж не заключаете ли вы из этого, что она знала покойного пассажира?
— Я действительно сделал это заключение.
— Спрашивали вы об этом мать девушки?
— Да, сударь.
— Что же она вам на это ответила?
— Что только вид трупа, покрытого кровью, был единственной причиной ее ужаса.
— Ничто не может быть более правдоподобно и как раз совпадает с тем, что я вам только что сказал.
— Так-то так. Но она ответила таким странным и смущенным голосом, что это только подтвердило мои подозрения, вместо того чтобы рассеять их.
— Она еще придет сюда?
— Да. Она придет к поезду, который отходит в двенадцать часов, чтобы ехать к дочери в Сен-Жюльен-дю-Со. Но я просил ее прийти несколько раньше, полагая, что вы захотите допросить ее.
— Вы отлично сделали. Я действительно хочу ее видеть. Что, это уже пожилая женщина?
— Нет, сударь, она еще молода и замечательно хороша собой.
— Вам известно ее имя и адрес?
— Как же! Она живет в Батиньоле, на улице Дам. У нее лавка лекарственных трав, а зовут ее madame Анжель.
Услышав это имя, барон де Родиль не мог удержаться от резкого движения и совершенно изменившимся голосом повторил:
— Madame Анжель?
— Да, сударь.
— И никакой фамилии?
— Увы, нет.
— Я поговорю с этой дамой, — снова сказал товарищ прокурора, лицо которого продолжало оставаться необыкновенно мрачным.
Помолчав с минуту, он обратился к начальнику сыскной полиции:
— У вас нет ни малейшего указания, которое помогло бы вам напасть на след убийцы?
— Ни малейшего.
— А для признания личности убитого?
— Также нет.
— В таком случае надо отправить тело в морг, выставить его, а в толпу пустите двух агентов, переодетых в штатское.
— Хорошо, сударь.
Спичка, ограничивавшийся до этого времени внимательным молчанием, заговорил:
— Я буду иметь честь попросить господина товарища прокурора разрешить мне вымолвить одно словечко.
— Говорите, я вас слушаю.
— Мне кажется, что до сих пор никто не поинтересовался узнать, был у убитого путешественника с собой какой-нибудь багаж или нет.
— Действительно, — ответили почти все в один голое, переглянувшись.
— Если окажется какой-нибудь багаж, — продолжал Спичка, — то, по всей вероятности, найдется и средство установить его личность.
— Мы сейчас же все узнаем, — проговорил начальник станции. — Малуар, пойдите в багажный зал.
Обер-кондуктор поспешно вышел, а инспектор тем временем велел приготовить носилки.
Светляк также выскочил из вагона и обратился к своему начальнику с просьбой дать ему осмотреть нож. И принялся разглядывать его с глубочайшим вниманием.
Спичка тщательно обнюхивал и обшаривал внутренность вагона, поднимал половики и подушки на скамьях, лазил под скамьи, но поискам его, по-видимому, было не суждено увенчаться ни малейшим успехом.
Барон де Родиль совершенно изменился с той минуты, когда узнал, что раненая девушка — дочь женщины, которую зовут madame Анжель. Глубокая складка пролегла у него между бровей, а лицо имело нервное, беспокойное выражение.
Эта видимая тревога барона, совершенно необъяснимая для окружающих, действовала на них крайне неприятно.
Но товарищ прокурора энергично старался подавить свою внутреннюю тревогу и овладеть собой.
«Это просто слабость, — думал он, — даже хуже — это безумие! Почему имя Анжель произвело на меня такое глубокое, странное впечатление? Почему это имя, даже через семнадцать лет, так перевернуло меня? Анжель! Мало ли женщин носят это имя? Что же из этого следует?»
Он поднял глаза и увидел, что на него устремлены глаза всех присутствующих. Тогда барон постарался придать своему лицу свойственное ему холодное, безучастное выражение.
— Каков бы ни был мотив преступления, — сказал он наконец, — очевидно, что убийца не новичок. Он доказал свое искусство и ловкость тем, что не оставил ни малейшего следа.
— Господин товарищ прокурора простит меня, если я позволю себе сказать, что не совсем разделяю его мнение, — заметил Светляк. — Мне думается, что убийца, напротив, сделал сильнейший промах, оставив нож в ране жертвы. Этот нож непременно выдаст его.
— Почему вы надеетесь, что нож приведет нас к цели?
— На лезвии этого ножа вырезано имя.
— Какое имя?
— То есть название того города, где он был сделан. Видите: Бастиа.
— Ну и что же? Это только доказывает, что это корсиканский нож, и ничего больше. Очень ничтожное сведение.
— Мне достаточно узнать, кто купил его, если только, разумеется, начальник поручит мне розыски…
— С завтрашнего же дня, Казнев, я вас приставляю к этому делу. Неужели вы думаете ехать на Корсику?
— Надеюсь, что мне не понадобится отправляться в такую даль; я думаю ограничиться поездкой в Марсель. Кажется, нож был продан в Марселе, ну, а вид у него такой внушительный, что продавец сразу узнает его.
В это время показались два железнодорожника с носилками, начальник станции и обер-кондуктор Малуар.
— Ну что? — с живостью обратился к ним барон де Родиль.
— Весь багаж, который я вез с поездом, сударь, — отвечал Малуар, — выдан пассажирам. В багажном и таможенном залах не осталось ничего.
— Вот у нас и еще одним шансом меньше, — как бы про себя проговорил барон де Родиль и прибавил: — Положите труп на носилки! А господин начальник станции, вероятно, не откажется дать нам какую-нибудь пустую комнату, куда мы поместим его до тех пор, пока за ним не приедет фургон из морга.
Носилки в это время поднесли к самому вагону.
Двое служителей не без труда вытащили труп.
— Мы находимся в глубочайшем мраке, господа! — заговорил барон де Родиль, обращаясь ко всем присутствующим. — Никогда до сегодняшнего дня мне не приходилось еще приступать к делу до такой степени таинственному. Человек убит. Кто он? На какой станции сел? Кто другой пассажир? Что послужило мотивом преступления? Алчность или месть? Сколько вопросов, столько и загадок, которые нам предстоит решить. А когда мы найдем ключ ко всем этим загадкам, убийца, вероятно, будет уже вне пределов досягаемости.
— Задача может быть решена очень скоро, — заметил начальник сыскной полиции.
— Каким образом? И кем?
— Да той самой молодой девушкой, которая сидела в одном отделении с убийцей и жертвой.
Лоб товарища прокурора снова омрачился.
— Если даже допустить, что она будет в состоянии говорить, все же еще ничто не доказывает, что ее показания наведут нас на что-либо определенное.
— Она, наверное, видела убийцу, так как, без сомнения, и она его жертва.
— Ее допросят, — глухо заметил барон де Родиль. — Первое, что нужно сделать, это снять умершего и выставить фотографии на всех станциях линии. Неужели же не найдется ни одной души, которая будет в состоянии сказать: я знаю этого человека!
Начальник сыскной полиции поклонился.
— Можно унести тело? — спросил полицейский комиссара.
— Можно.
Служители подняли носилки и пошли, следуя указаниям начальника станции и инспектора дороги.
Комната, в которую они пришли, была довольно велика; ее освещало большое окно со стеклянной рамой, выходившее в одну из залов вокзала.
В комнате стояли стол и два стула, на столе находилось все необходимое для письма.
— Господин судебный следователь сделает первый и краткий допрос, — сказал товарищ прокурора. — Поэтому я попрошу тех лиц, которых будут допрашивать, держаться невдалеке, с той стороны, откуда уходит поезд.
Все присутствующие немедленно удалились. В комнате остались только барон де Родиль, судебный следователь, супрефект, комиссар, начальник сыскной полиции с двумя агентами и труп.
