Станислас-Андрэ Стиман - Шестеро обреченных
Инспектор обратился к консьержу:
— Вы сказали, что, когда подходили к своему месту, то услышали, как захлонулась внутренняя дверца. Скажите, а если бы открылась внешняя дверца, звук был бы таким же?
Консьерж почесал затылок:
— Черт возьми! Да, месье, такой же или приблизительно такой же...
— Ну ладно, — сказал месье Ванс.
Достав из портсигара сигарету, он закурил, полностью поглощенный своими мыслями. Сантер, Перлонжур и консьерж, стоящие рядом с ним, также молчали. На лестнице снова послышались быстрые шаги, на площадке появился полицейский, остановившийся на верхней ступеньке и не проронивший ни слова.
— Убийца, несомненно, хорошо знаком с планом здания, который он, возможно, изучил еще во время убийства вашего друга Жернико, — продолжил месье Ванс.
— Я полагаю, он вошел черным ходом и спрятался в вестибюле, где находился до тех пор, пока Грибб не вошел в кабину лифта. Тогда он тоже вошел туда под каким-то предлогом. Отвлечь на секунду внимание своей жертвы, а затем нанести смертельный удар — это уже детские шалости...
— Вы так полагаете? — возразил Сантер. — Какой отвагой нужно было обладать этому человеку, чтобы...
— Но все говорит о том, что это весьма отважный человек. И потом, не так уж он и отважен! Если бы консьерж обнаружил его еще до убийства, то он мог бы назвать чье-нибудь имя, сказал бы, что вошел сюда черным ходом и попытался бы проведать кого-то из жильцов верхнего этажа.
— Ну и что затем? Что было затем? — настаивал Сантер. — Ведь Грибба я увидел сидящим на сидении в кабине, голова его была прислонена к перегородке, а шляпа — глубоко надвинута на глаза... Так что он никак не мог...
Месье Ванс воскликнул:
— Конечно же, он не мог!.. Один вопрос, месье Сантер: когда вы открыли дверцу лифта, кабина уже остановилась на этаже?
— Теперь, когда вы меня об этом спрашиваете... нет! Спеша обнять Грибба и заинтригованный его неподвижностью, я открыл внешнюю дверцу еще до того, как кабина остановилась.
— Ну вот! — отметил детектив с явным удовлетворением. — Кабину, значит, остановили вы! Так что сама она не могла остановиться!
— А какая разница?
— Большая!
Сантер позволил себе слегка пожать плечами:
— Предположим, лифт действительно остановил я. Но ведь не я его отправил, верно? Так объясните, мне, нам, каким образом он поднялся.
— Охотно, — парировал месье Ванс. — По крайней мере, если вы не против, попытаемся это восстановить. Вы, — обратился он к полицейскому. — Вы станьте возле трупа. Что бы вы ни увидели в последующие пять минут, не двигайтесь с места. А вы... — обратился он к консьержу, — вы спуститесь вниз вместе со мной и месье, который будет выполнять роль жертвы во время следственного эксперимента. — Он указал на Перлонжура.
— Ну, наконец, вы, — продолжал он, обращаясь к Сантеру, — вы вернетесь в гостиную и будете ждать звонка консьержа... Затем вы впустите месье Перлонжура, когда кабина доедет до нужного этажа... Да, и не очень торопитесь снимать трубку... Не делайте этого и сейчас.
Месье Ванс закрыл дверцу лифта. Вместе с Перлонжуром и консьержем спустился вниз. Первого он посадил в кабину, а последнего отвел на его рабочее место.
— Вот вы убиты, мой дорогой! — сказал он Перлонжуру. — Хотя вы и живы, но теоретически вы мертвы. Потерпите минуточку... Скоро вы покинете этот мир...
Приблизительно в этот момент Сантер услыхал телефонный звонок и прошел в гостиную, направляясь к аппарату. Выходя на лестничную клетку, как и в первый раз, он услышал шум поднимающегося лифта. Затем, когда лифт поднимался, он увидел, как Перлонжур сидит на том самом месте, где сидел Грибб. Сантер рванулся к дверце лифта, открыл ее, когда кабина достигла этажа...
— Я ничего не понимаю! — сказал Перлонжур. — Месье Ванс поприветствовал меня через решетку и затем исчез. Я даже не притрагивался к кнопкам. Кабина вдруг начала сама подниматься.
— Где же Ванс? — спросил Сантер вместо ответа.
— Здесь! — послышался чей-то голос.
Сантер, крайне удивленный, обернулся и увидел спускающегося по лестнице инспектора.
— Теперь вы понимаете? — спросил тот, подходя к Сантеру. — Убийца вовсе не нажимал кнопки на первом этаже. Он вызвал лифт с четвертого этажа...
— О боже! — только и мог произнести Сантер, вспоминая пророческие слова Жернико: «Почти что адская сила...».
— Ловко, однако здесь все зависит от воли случая, — сказал Сантер, глядя на своего собеседника.
— Это вам сейчас так кажется. Но вы же видите, что эксперимент дал отличные результаты, если позволите так выразиться...
— А почему убийца не удрал просто-напросто через черный ход? — возразил Перлонжур.
— Это известно ему одному! Быть может, он так и хотел сделать, но тут же заметил вас? Не стоит забывать, что вы появились здесь почти сразу после совершенного преступления. Быть может, он боялся, что консьерж, позвонив, сразу же встанет со своего места, и, заметив его, подойдет к лифту и поднимет тревогу?.. А возможно, он действовал таким образом исключительно из любви к опасности или же привык делать все заранее рассчитав. Так сказать, «убийство с доставкой на дом», извините, за сравнение... А теперь, прошу прощения, я должен вас оставить на несколько минут, мне срочно необходимо попытаться обнаружить тот путь, которым он смог уйти.
Сантер и Перлонжур увидели, как детектив, запустив руки в карман своего пиджака, начал подниматься вверх по лестнице.
Долгое время они стояли неподвижно, затем Перлонжур подошел к телу Нестора Грибба, возле которого полицейский нес бдительную службу. Какое-то время он смотрел на труп молча, а затем прошептал:
— Бедняга!
Сантер, в свою очередь, подал голос:
— Жан... — нерешительным, дрожащим голосом сказал он.
— Что? — спросил Перлонжур, оборачиваясь.
— Нам нужно... Нам нужно защищаться. Жернико оказался прав. Наступит и наш черед... Нам нужно защищаться, Жан.
Месье Ванс уже возвращался.
— Да, как я и думал, — сказал он, делая жест рукой. — Он ушел по крышам...
Вид у него был удрученным.
— Мне трудно поверить, что все произошло именно так, как вы нам это только что объяснили, — неожиданно сказал Сантер. — Неужели действительно не существует никакого иного объяснения?
Месье Ванс внимательно посмотрел на него.
— Есть, — неожиданно сказал он. — Можно было бы подыскать и иное объяснение... Но оно настолько ужасно, что я даже отказываюсь рассматривать его...
Выбросив сигарету, которую он не выпускал изо рта, месье Ванс машинально загасил ее каблуком и подытожил :
— По крайней мере, в настоящий момент.
Глава XIII
Фриде на всю жизнь
— Может быть, молока?
— Нет, спасибо.
— Тогда лимон?
— Да, благодарю.
Сказав это, Сантер наклонился, вперед, глядя на Асунсьон.
Молодая женщина подошла к нему с чашкой в руке. Пять лет странствий, в окружении чаще всего гнусном, не помешали Сантеру в условиях городской жизни снова стать тем светским мужчиной, каким он был когда-то. Взяв из рук Асунсьон чашку, он поставил ее на маленький покрытый красным лаком круглый столик, который ловко придвинул к своему креслу носком туфли, и прежде, чем она могла предвидеть его жест, он притянул ее к себе, взяв за запястье.
Сантер, находясь во власти своего восхищения, не торопился говорить. На Асунсьон была надета темно-красная юбка и блузка из белого шелка. Ожерелье из яркого жемчуга выделялось на ее матовой коже, словно оковы.
Она, как всегда, выглядела серьезной и вместе с тем спокойной и уравновешенной, и этим сбивала с толку молодого человека. Уже в который раз он спрашивал себя, испытывает ли эта женщина печаль по пропавшему, а возможно, и погибшему жениху. Вот уже час, как он находится у нее в гостях, и за все это время она ни разу не произнесла имени Марселя... Помнит ли она еще о нем?
Ах! Как бы ему хотелось обнять ее, прижать покрепче, так крепко, чтобы она застонала, и только тогда прокричать ей наконец о том, что он любит ее!
Мысленно представляя себе все это, Сантер тем не менее не двигался с места, будто какая-то сила накрепко приковала его к креслу. «Как жаль, — подумал он, — что я не знаю, жив ли еще Жернико...».
Он отпустил руки Асунсьон, и она спокойно отошла и села напротив него по другую сторону стола. Вполне возможно, что эта женщина так же, как и он, терзается вопросом, по-прежнему остающимся без ответа, и так же, как и он, находится пока что в безвыходном положении,
«Она наверняка уже разлюбила Марселя, — подумал Сантер. — Я чувствую, что она больше его не любит». Да и вообще, можно ли сказать, что она его любила, человека, с которым она так мало была знакома... Не лучше ли предположить, что она полюбила ею же самой придуманный образ? И этот образ сразу же был развеян бесславным возвращением его друга...
Он попытался припомнить все свои встречи с невестой Марселя, начиная с той самой, когда она нанесла ему свой первый визит и кончая тем вечером, который она согласилась провести с ним в первое воскресенье сентября, когда их потревожил своим вторжением Перлонжур. Он вспоминал ее жесты, ее слова, пытаясь найти в них определенный смысл, отвечающий его чаяниям, смысл, хоть минимально свидетельствующий в его пользу. Все те немногие слова и жесты, которые выглядели бы, если и не признанием, то, по крайней мере ободряющими знаками. Будучи человеком откровенным не только с окружающими, но и с самим собой, Сантер вынужден был признать, что Асунсьон не проявляла к нему иных чувств, кроме дружеских, да и те были косвенные, поскольку причину этого дружеского расположения следовало искать в ее любви к Марселю... Но сейчас она уже наверняка не любит Марселя, а значит...
