Питер Аспе - Дети Хроноса
– Как я уже сказал, комиссар, я бывал там крайне редко. Убийца наверняка это знал.
– Я тоже так думаю, – согласился Ван-Ин. – Подобные случаи подробно описаны в специальной литературе. Чтобы избавиться от жертвы, преступник чаще всего ищет пустынное место. Во Фландрии такие места – редкость, из чего мы можем сделать вывод, что убийца знал район в общем и вашу собственность в частности.
– Мне это кажется вполне допустимым тезисом, комиссар. Мне бы хотелось помочь вам в дальнейшем.
Ван-Ин допил свою чашку кофе и встал. Теперь он наконец-то смог посмотреть на Вандале сверху вниз.
– Господин Вандале, – произнес он слащавым голосом. – Вы мне чрезвычайно помогли.
Это был старый трюк, которому он научился еще в полицейской школе. Он заключался в том, что полицейский всегда должен производить впечатление, будто он знает больше, чем считает противная сторона. Ведь сомнение – это семя, которое быстро прорастает и которое иногда подталкивает подозреваемого к необдуманным шагам.
– Я буду держать вас в курсе того, как протекает расследование, – пообещал Ван-Ин.
– Я буду ждать с большим нетерпением, комиссар.
Старик поковылял вперед и проводил Ван-Ина до входной двери. Он казался чуть менее самоуверенным, чем час назад. Или Ван-Ину это только показалось?
В большинстве путеводителей простодушным туристам советуют не бродить в одиночестве в Неаполе. Вилльям Артс не стал пренебрегать этим мудрым советом. Он взял такси до порта. В кармане его брюк лежал бумажник с пятьюдесятью банкнотами по сто долларов и четыре миллиона лир в крупных купюрах. Несмотря на невыносимую жару, во время поездки на поезде из Рима в Неаполь он не вынимал руку из кармана. Это был район мафии, и здесь всего лишь за часть такой суммы людям перерезали горло.
Бухта Неаполя – прежде экзотическое направление – смотрелась как серая подмышечная впадина умирающего организма, который назывался городом. Свирепо сигналящий водитель такси с истинным презрением к смерти вез Артса через хаос. Ему было наплевать на светофоры, и он, ругаясь, протаривал себе дорогу через битком забитые улицы. Можно было назвать маленьким чудом то, что, несмотря на все препятствия, он доставил своего клиента к месту назначения в целости и сохранности.
В портах всегда воняет, но в Неаполе вонь тухлой рыбы и испаряющейся мочи сравнима по своей силе с более приятным запахом нефтетоплива и дегтя. С этим неудобством Артсу поневоле пришлось смириться. Если все будет благополучно, через час он сможет сесть на борт.
Паром в Палермо был набит до отказа. Артсу пришлось довольствоваться незащищенным местечком на носовой части палубы. Ему было все равно. В случае необходимости он бы совершил поездку в гробу.
– Прощай, Линда, прощайте, ублюдки, – сказал он тихо, когда от стука корабельных двигателей стала бурлить грязная вода. Через полчаса ветер обвевал его потное лицо. Вдали манил горизонт. Казалось, что мальчишечья мечта наконец-то сбывается.
Лодевейк Вандале покинул свой офис через пять минут после ухода Ван-Ина.
– Остальную часть дня меня не будет.
Его секретарь протянула ему соломенную шляпу и трость.
– Ясно, господин Вандале. До завтра.
– До завтра, Лисбет.
Лисбет подержала ему дверь, а затем просто продолжила свою работу.
Обычно Вандале обедал в эксклюзивном ресторане на краю города, но сегодня он поехал прямо в свою виллу на канале Дамсе-Ваарт. Разговор с Ван-Ином не давал ему покоя. Его беспокоило не столько содержание разговора, сколько то, каким образом комиссар поднял тему решетчатых ворот. Он опасен, и с этим надо было что-то делать.
В гостиной Вандале взял из бара бутылку «Эксшо» и щедро угостил себя коньяком двадцатилетней выдержки. Потом он сверился со своей записной книжкой и набрал номер министерства иностранных дел.
Йохан Брэйс сидел за своим столом, когда зазвонил телефон. Министр лишь час назад приземлился в Завентеме. Его рабочий визит в Руанду принес очень мало результатов. Страна в руинах, и сто миллионов в качестве гуманитарной помощи, которые он обещал своему руандийскому коллеге, мало что изменят. Чтобы вызвать в суд виновников геноцида, в первую очередь должен заново начать функционировать судебный аппарат, а чтобы это реализовать, потребуется больше ста миллионов. Кроме того, получит ли Руанда когда-нибудь обещанную помощь – это еще вопрос. Собственно, Брэйсу было все равно. Для его карьеры важнее заявить сегодня вечером в выпуске новостей, что бельгийское правительство (то есть он) сделает все возможное, чтобы помочь руандийскому правосудию разыскать и осудить серийных убийц. Ведь через несколько месяцев будут парламентские выборы, и чем больше он будет появляться на телевидении, тем больше голосов он потом наберет.
– Некий Лодевейк Вандале на первой линии, господин министр. Он говорит, что это срочно, – доложила его секретарь, извиняясь.
– Все в порядке, Соня. Я знаю господина Вандале, – успокоил ее Брэйс. – Переключай. Здравствуйте, господин Лодевейк.
– Здравствуй, Йохан. Как все прошло в Бурунди?
– В Руанде, – осторожно поправил его Брэйс.
– Руанда, Бурунди. Какая разница? – засмеялся Вандале.
Он пригубил коньяк. Тот факт, что он просто так мог позвонить министру иностранных дел, действовал на него расслабляюще.
Когда в полвторого Ван-Ин зашел в кабинет 204, Барт активно обзванивал зубных врачей.
– Все еще никакого результата? – спросил он довольно снисходительно, когда Барт положил трубку.
– Я обзвонил весь регион Брюгге. Ни один зубной врач не помнит пациента с двадцатью четырьмя зубами на штифтах. Поэтому сейчас я еще обзваниваю только стоматологов и больницы.
– Есть успехи?
– Нет, комиссар. А как продвигается ваше расследование?
Ван-Ин раздраженно отвернулся. «А что этот умник думал?»
– Версавел здесь?
– Нет, комиссар. Инспектор ушел около одиннадцати часов. Он должен был уже вернуться.
– Об этом буду судить я, господин главный инспектор.
Барт так сжал кулаки, что ему в ладонь врезались ногти. Как получилось, что его никто не выносит? Он со злостью схватил телефонную книгу и подчеркнул следующий номер. Когда он собрался продолжить свою одиссею, Ван-Ин его остановил. Это был шанс, о котором можно было только мечтать, чтобы избавиться от такого надоедливого сотрудника.
– Мне бы хотелось, чтобы вы проверили для меня кое-что другое, Барт. Речь идет о несчастном случае 1979 года. Господин Вандале утверждает, что летом того года, точной даты он не помнит, мопедист врезался в его припаркованный автомобиль. Я хочу знать, так ли это.
Барт захлопнул телефонную книгу и вышел из кабинета. Он понял, что ему здесь больше не рады. Когда главный инспектор вышел, Ван-Ин устроился за старомодным принтером Версавела «Бразер». Кто-то ведь должен был заняться бумагами.
Инспектор вернулся без пятнадцати четыре.
– Эта картина меня радует, – засмеялся Версавел, когда увидел, что его начальник пыхтит за клавиатурой.
Ван-Ин остановился в середине предложения, в котором и так уже было немало опечаток.
– Вот и ты, – сказал он презрительно. – Как видно, кто-то отлично развлекся. Джонатан оправдал ожидания?
– Не-ве-ро-ят-но, – ответил Версавел, сияя. – Он угостил меня обедом в «Кармелите».
Он подошел и сел на край письменного стола.
– Джонатан – настоящий гурман и, кстати, всегда им был. На первое мы взяли жареную утиную грудку на перинке из клубничного желе, которую подали с чуть теплым муссом из артишоков. На второе был тимбаль из морского черта с фаршированным цикорием и икрой форели и потом седло барашка с…
– Я выпил только кофе, – язвительно заметил Ван-Ин.
– И «Мутон Ротшильд», – невозмутимо продолжал Версавел. – Пожалуй, еще 1984 года. От этого ни один смертный не откажется.
– К счастью, тебя не слышит Франк.
Версавел пожал плечами.
– Франк знает, что у меня были отношения с Джонатаном. В этом как раз и заключается разница между нами и вами, гетеросексуалами. Мы, мужчины, не заморачиваемся по поводу старых интрижек. Друг остается другом. Мы с Франком даем друг другу такую свободу.
«Мутон Ротшильд» не пошел Версавелу на пользу. Инспектор вел себя как старый хиппи под ЛСД.
– Джонатан тоже что-нибудь рассказал? – спросил Ван-Ин.
Версавел проигнорировал сарказм своего начальника. В мыслях он все еще сидел в «Кармелите» лицом к лицу с Джонатаном.
Слушая разглагольствования Версавела, Ван-Ин вспомнил, что прошло три часа с тех пор, как он курил последний раз, и нервно схватил свои сигареты. Это был явно случай крайней необходимости. Господи, разве добьешься чего-нибудь от старого гея, который спустя пятнадцать лет воспылал страстью к другу молодости?
