Марина Серова - Дело дрянь
Злорадство, с которым я сделала это, показало мне самой, что первоначальный шок от происшедшего уже прошел и я начинаю стремительно оживать.
Так что, если не считать нервного потрясения и получения нескольких весьма ощутимых ушибов, я от этой катастрофы практически не пострадала.
Нужно было срочно думать, как дальше быть. Во-первых, следовало установить, отправилась ли Дина-Диана в Северогорск, подтверждая мою непроверенную теорию, или ушла в воду в другом направлении, полностью ее опровергая.
Хотя ходит рейсовый автобус, из Норильска в Северогорск добираться придется поездом, это ясно; впрочем, не так уж это и долго. Уже завтра к обеду буду на месте. На всякий случай я решила подтвердить свои догадки насчет конечного пункта перемещений своей дамы со статуэткой.
Заручившись помощью двоих ментов из вокзального патруля, долго, сначала безо всякого удовольствия, а потом с удивлением и даже подобострастием рассматривавших мой великий документ, я сделала опрос всех кассирш железнодорожного вокзала. Работа была отнюдь не так проста, как в Тарасове: поездами нынче ездят почти все, кому нужно покинуть город, касс много, народу через каждую проходит целая тьма, где уж тут всех упомнить…
Однако внешность у шалавистой блондинки была очень уж запоминающаяся. А может, мне просто повезло — одна кассирша все-таки упомнила мою Дину-Диану. Да, все верно, она брала вчера билет до Северогорска.
Я тотчас же раскошелилась и купила купейный билет на поезд. Пришлось срочно бежать на перрон: до отправления моего состава оставалось чуть меньше пяти минут. Довольно быстро, непонятно почему опасаясь опоздать, проскакав на третий путь и промчавшись вдоль состава, я вскочила в свой вагон и только тогда перевела дух. Проводник закрыл за мной дверь. Поезд дернулся и начал медленно двигаться по направлению к заветному Северогорску.
Глава 4 Поезд, который ушел
Я нашла свое восьмое купе и, открыв дверь, вошла туда, внимательно осматриваясь.
Никого, кроме трех пустых мест и первой пассажирки, там не было: прямо напротив меня скучающе смотрела на проплывавшие за окном заснеженные здания совсем юная, миниатюрная девушка монголоидного типа. Забросив на свою верхнюю полку взятую у проводника постель и рюкзак со спецснаряжением и поставив сумку с одеждой под сиденье нижней (девушка быстро поднялась, помогая мне поднять крышку и примостить мои вещи рядом со своим багажом, также состоявшим из пары сумок наподобие моей), я скинула пальто и села рядом со своей попутчицей. Та, улыбнувшись, подвинулась к самому окну, словно Василий Иванович на рельсах в старом анекдоте. Я развернула пакет с курицей, сыром и хлебом.
Через некоторое время дверь открылась: пожаловали и остальные. Мои попутчики оказались весьма приятными на первый взгляд людьми. Оба мужского пола, одинаково вежливые, но внешне очень разные: на одной из верхних полок примостился крепкий молодой атлет с книгой в руках, справа возле окна присел щуплый старичок, тут же развернувший газетку и наливший себе чаю из термоса; изредка он высовывался из-за своего чтива, чтобы отхлебнуть чаю из граненого стакана в стандартном железнодорожном подстаканнике.
Мне показалось, что старичок хитро на нас с девушкой поглядывает, будто замышляет что. Обозвав себя нимфоманкой, я мысленно усмехнулась. Наверное, очередной безобидный террорист подложил в багажный вагон бомбу и скоро начнет брать нас в заложницы… Чего там, видали…
Через несколько секунд в наше купе заглянул мужчина-проводник.
— Чай, кофе? — спросил он, осматривая компанию и выискивая возможных клиентов на порнографические карты, газеты разного содержания, конфеты и презервативы.
Старичок и атлет, которые, как оказалось, были внук и дедушка, заказали чай.
— Мне кофе, — улыбнулась я, — только без сахара.
— А мне — чай, — ответила девушка, застенчиво улыбаясь.
Выговор у моей попутчицы оказался весьма своеобразный, по-русски она говорила, слегка растягивая слова и словно бы мяукая.
— Может, еще чего кто желает? — ненавязчиво продолжал гнуть свое проводник. — Конфеты есть, балычок, салями недорого…
— «СПИД-инфо» у вас какой? — поинтересовался с верхней полки не спешащий слезать атлет.
— Октябрьский и сентябрьский, — ответил проводник, словно его попытались оскорбить. — Девять пятьдесят!
— Несите оба.
Проводник удовлетворенно кивнул и вышел. Девушка достала из сумочки пакетик с какими-то травами. Увидев мой взгляд, она снова застенчиво улыбнулась и объяснила:
— У вас заваривают только один чай. — Она забавно всплеснула руками. — Приходится возить с собой все остальное. Не хотите попробовать? У меня есть и для кофе тоже. Вам понравится.
— Спасибо! — Я приняла у нее еще один пакетик и поднесла к лицу, стараясь разобраться в тонких ароматах трав. Несомненно, корица и лимонник, но все остальные запахи незнакомы. А их еще по меньшей мере три.
Я смотрела на девушку и пыталась угадать, кто же она: китаянка, японка, кореянка или, быть может, с Тайваня?..
В ее манерах, движениях, голосе было что-то успокаивающее, мягкое и застенчивое, однако могу поспорить, за этой застенчивостью скрывалась весьма деятельная натура. Из нее вышла бы хорошая староста.
Когда проводник принес наши стаканы, я осторожно высыпала добавки в свой кофе, размешала, дала по совету своей попутчицы постоять с минуту, а затем отхлебнула получившуюся смесь. Изумительно! Из всех добавок явно выделяется только привкус корицы, а все остальные лишь тонким ароматом, тенью вкуса пробиваются сквозь привычную кофейную горьковатость.
— Вам нравится? — Девушка мелкими глотками пила свой чай, держа вынутый из подстаканника стакан обеими руками и умудряясь каким-то образом не обжечься.
— Просто великолепно! А что там, если не секрет, кроме корицы?
— Не секрет. — Она поставила стакан и, загибая пальцы, перечислила штук пять абсолютно неизвестных мне растений. — Насколько я помню, все. Ах да, еще осенний лист «кошачьего когтя».
— И где же вы берете все эти травы? — удивленно спросила я, проникаясь невольным уважением к девушке.
— Дома. Мама присылает, — ответила та.
— А-а… — кивнула я, раздумывая, спрашивать, откуда она, или нет.
— Я из Китая, — ответила она, опередив мое решение, — а здесь учусь на втором курсе медицинского института. Ох, простите, я не представилась. Здесь меня зовут Света. А вообще-то я Су Энь Ли… Для друзей просто Су.
— Татьяна, — ответила я.
Су поклонилась, словно церемонная восточная дама, а затем весело рассмеялась.
— А в Северогорске у вас практика? — полюбопытствовала я.
— Нечто в этом роде. Не очень хочется, но пришлось поехать, потому что я дала обещание. — Говорить на эту тему Су явно не хотела. Мы еще поболтали о всяких пустяках, я рассказала пару анекдотов; затем свет погасили, и только сейчас я вспомнила, что не все еще сделала, что планировала сделать в поезде еще тогда, садясь в самолет.
Спать особо не хотелось, а потому я решила воспользоваться случаем и прочесть все то, что понапечатал мне Парфимов о загадочной, непостижимой и столь популярной богине Чэн.
Девятнадцать листков, наполненных информацией о китайской богине, я прочла при свете своего походного фонаря, установив его в режим среднего рассеивания, не режущий глаза и захватывающий как раз столько пространства, сколько было нужно для чтения.
«Просветленная», «очищенная», «открывающая глаза», «освобожденная»… китайцы ее, чувствуется, любили. Я хочу сказать, что имен и титулов у Чэн было предостаточно; все они сводились в основном к постоянным и весьма однообразным утверждениям о том, что Чэн первой из женщин добилась избавления от грехов и просветления.
В основной легенде говорилось, что древняя богиня Чэн бродила по земле, якшалась с людьми и демонами и вообще вела совершенно неправедный образ жизни — примерно как некая Таня Иванова, — но впоследствии встретилась с царевичем Сиддхартхой и полностью изменила свои поведение, представления о жизни и даже карму.
Как ни странно, эта очень древняя богиня плодородия, любви и красоты, появившаяся гораздо раньше эпохи буддизма, не исчезла, как большинство старых богов, с приходом товарища Сиддхартхи, а, наоборот, перекочевала в его верные ученицы и стала одной из буддийских святых.
В общем-то, ничего особо интересного во всем этом не было, я просто пыталась найти зацепки на случай, если похищение действительно совершено религиозной сектой.
И документы, собранные Парфимовым, довольно многое по этому поводу говорили: с момента нахождения храма Чэн к китайскому национальному музею приставали совершенно различные группировки, организации, клубы, отдельные личности и фирмы — все они просили, требовали, торговались из-за статуэтки.
