Оксана Обухова - Смерть – плохая примета

Роман, с курицей, перехваченной поперек туловища, вошел следом.

На белоснежных подушках, утопая в них до впалых щек, лежал мужчина с запекшимися, покрытыми коростой губами, глаза его ввалились и лихорадочно блестели из черных провалов глазниц. Руки с длинными желтоватыми пальцами крепко стискивали край одеяла на груди.

Когда-то этот мужчина был очень красив. Болезнь придала чертам источенную иконописность, глаза… глаза страдали. На табуретке возле кровати стояла кружка, лежал огрызок яблока и чистое полотенце.

– Марк? – прошептала Марья. – Это ты?

Мужчина на постели скорчил гримасу, не очень похожую на усмешку.

– Марк… это – ты?!

Буйная воительница, обмякнув, безропотно висела у Романова бедра, Мария осторожно присела на край постели.

– Что с тобой?!

Художник, по-прежнему молча, смотрел на жену.

– СПИД у него, – буркнула покоренная Виолетта. – Последняя стадия, умирать отправили.

– Откуда отправили?! – Марья обернулась к подруге мужа.

– Да отпусти ты меня! – жалобно вскрикнула Виолетта, Савельев опомнился, разжал тиски. – Из больницы отправили. – И, оправив халат, продолжила: – Домой отправили, умирать. – И добавила мстительно: – Ко мне домой.

– А вы… а ты…

Растерянный взгляд Марьи метался между мужем и Виолеттой, она крутилась на постели и, видимо, никак не могла опомниться.

– Вика, нам надо поговорить. Оставь нас, пожалуйста, – едва слышно произнес художник, фанатка воздела вверх сжатые кулачки, собралась возразить, но – сникла. Внезапно и сразу. Уронила руки вдоль тела, дернула Романа за край футболки:

– Пойдем, – потом остановилась уже за порогом, посмотрела на больного так, словно пересчитывала руки-ноги, каждую волосинку, чтобы позже проверить – не пропало ли чего, не унесли ли из дома кусо чек любимого тела?! – пробормотала: – Но, Марк!..

– Виолетта.

– Марк!

– Иди.

– Хорошо. Я сделаю тебе чаю.

Каждый шаг, уводящий Виолетту от комнаты, делал ее несчастной. В ее покорности приказам Марка было столько жертвенной обреченности, что Савельев едва не обнял худенькие птичьи плечи. Согнувшись и едва не падая, подволакивая большими ступнями спадающие шлепанцы, поклонница таланта брела на кухню заваривать для умирающего гения чай.

А наверное, отдала бы и кровь. По капле, с радостью.

Небольшая квадратная кухонька произвела на Романа гнетущее впечатление: прокопченный до черноты потолок, на фоне таких же копченых бежевых, в подтеках стен отдраенная до белизны старенькая мебель. Совсем недавно пластиковые покрытия шкафчиков скоблили, пожалуй, даже ножом. На чисто вымытом окне неотвисевшиеся, только что из упаковки, тюлевые занавески в красных рюшах. У древнего дребезжащего холодильника красочный календарь с коричневыми красотками Гогена.

Когда-то на месте этого календаря висело что-то большее по площади. Ореол-рамка вокруг красоток был гораздо светлее остальной закопченной стены.

Было похоже, что к приходу художника – умирать – Виолетта истово готовилась. Скоблила, мыла, украшала… Как могла, насколько сил и средств хватило.

Трогательно.

– Садись, – равнодушно бросила Виолетта Савельеву и налила из пятилитровой бутылки воды в чай ник.

Поставила на газ.

Роман с трудом умостился на табурете между столом и холодильником, спросил:

– Давно болеет Марк?

– Полтора года, – стоя спиной к боксеру, опираясь руками на кухонную тумбу, ответила хозяйка квартиры.

– Марья – знала?

Виолетта покачала головой и, закусив губу, повернулась к Роману. Оглядела его с ног до головы (Савельев даже автоматически ботинки под табурет прибрал, неудобно ходить в уличной обуви по дому, где лежит тяжелобольной).

– А ты ей кто?

– Друг. Просто друг.

– Ой ли? – усмехнулась фанатка и еще раз, уже красноречиво поигрывая глазами, обвела крепкую спортивную фигуру.

– Только друг. Точнее, даже друг ее знакомых.

– А сюда зачем явился? Роман пожал плечами:

– Подвез.

Виолетта вдруг резко опустилась на табурет возле стола, схватила руку Савельева и, цепко впиваясь когтями, сжала.

– Слушай, – зашептала горячечно и быстро, бе гая глазами по лицу Романа, – зачем он ей, а? За чем?! Он ей – не нужен. Никогда не был нужен…

Роман выдернул руку.

– Это им решать.

– Да чего там решать?! Марку нужен уход…

Чайник на плите дунул паром сквозь свисток, фанатка подхватилась со стула и, засыпая в заварочный чайник каких-то травок, запричитала, забор мотала:

– Только я, только я знаю, что ему нужно. Как за ним ухаживать, какие лекарства давать, когда, по сколько. – Развернулась всем телом: – Он пришел ко мне! Так было предначертано! Он мой. Пришел ко мне, значит, он мой. – Схватила с тумбы чайник, понеслась к выходу из кухни.

– Подожди! Дай завариться!

Но Виолетта уже скрылась за поворотом к ком на те. Роман покачал головой и шумно выдохнул. Даже если бы Марье было куда сейчас везти мужа, ненормальная поклонница, не исключено, сиганула бы вслед за ним с восьмого этажа прямо на крышу савельевского джипа. Разбилась бы в лепешку, но просто так не отдала своего иконописного гения.

– Заперлись. – Покачиваясь, опираясь плечом о стену, Виолетта вернулась на кухню.

– Им надо поговорить, – спокойно произнес Роман.

– О чем? – опускаясь на табурет и все еще держа в руках чайник, сказала разгромленная по всем фронтам воительница. – Она не слышала его раньше, что может…

– А ты? – перебил Савельев. – Ты – слышала.

– Да! Я слышала! Я видела, я знала, я его чувствовала.

– А Стаса Покрышкина ты знала? – быстро вставил Роман в поток сумбурной речи.

– Кого? – споткнулась Виолетта. Она никак не могла переключиться с видений беседующего где-то за закрытой дверьюсвоегогения на всяческие пустяки.

– Стаса. Соседа Марка.

– Ах, этого… – Губы фанатки брезгливо скривились. – Одноклассника…

– Да, да, Стас Покрышкин.

– А ты, значит, его друг? – Глаза Виолетты неприязненно сощурились, уголки рта задергались в презрительной гримасе, и Савельеву показалось, что эта бесноватая курица может его сейчас ударить. – Ты – от него? Долги вышибаешь?

– Нет. Стас умер. Убит. Виолетта пожевала губами, наморщила лоб:

– Убили, значит, гаденыша…

– Да.

– А кто?

– Подозревают Марью.

– Что-о-о-о?! – Фанатка выпучилась, подалась вперед: – Эту безглазую амебу?! Марью?!

– А может быть, это ты его убила? – невозмутимо воткнул Савельев.

– Я? Хорошо бы. – Виолетта отпрянула. – Давно надо было этого гаденыша пристукнуть.

– Стаса застрелили.

– Пристрелили, значит, – удовлетворенно помотала патлами поклонница. – Допрыгался. Дождался. – И резко подытожила: – Туда и дорога.

– А ты его давно не видела?

– Стаса? Дай-ка припомню… Года три или четыре… Я ему еще обещала зенки выцарапать, если от Марка не отстанет… Это было на биеннале, Стас тогда пришел… На Марке был костюм цвета бордо с золотой полоской, желтое кашне и золотистый платочек в кармане, духи я ему тогда подарила… а носки он – вот жена досталась! – черные надел…

– И больше ты Покрышкина не видела? – Боксер перебил ушедшую в воспоминания поклонницу.

– А? Что? Покрышкина… Нет, не встречала. – И вдруг воодушевилась: – Слушай, а может, это Машка его пристукнула?! А?! Пристукнула и…

– Это не Марья, – снова перебивая, твердо выговорил Роман.

– Да? А может, это – ты? Любовничек…

– Да никакой я не любовник!

– Да ладно тебе, – отмахнулась Виолетта. – У меня глаз наметанный.

Тьфу!

Роман откинулся назад, застрял в щели между холодильником и столом и почувствовал себя беспомощным под усмехающимся взглядом ненормальной курицы.

Пауза затягивалась, – ну и плевать! – и было непонятно, насколько была только что правдива хозяйка с гостем. Роман, набычившись, разглядывал худосочную фигуру и хмуро размышлял – могла ли эта полусумасшедшая растрепанная девица убить Покрышкина?

По всем ее манерам получалось – могла. Засадить пулю в гаденыша, погубившего талант ее умирающего гения…

Но вот… сейчас? Сейчас это вряд ли. Виолетта ни за что не стала бы рисковать, ее главенствующая цель – поймать последний вздох художника. Быть рядом.

Потом, потом – возможно. Ей было бы уже все равно.

Но не сейчас. Она бы рисковать не стала. Могли б поймать, засадить в кутузку и разлучить с последним вздохом.

Нет, не рискнет. Сто раз подумает.

Роман прищурился в раздумьях, Виолетта поняла его взгляд неправильно:

– Переживаешь, не получил ли от подружки СПИД? Савельев не ответил.

– Переживаешь. На кухню, слепо глядя перед собой, вошла Марья.