Мила Бояджиева - Дар полночного святого

— Ну, даешь… — Опешила Аня.

— Не бойся, я не свихнулся и не подрабатываю в ЦРУ. Просто не могу подводить стариков. Наследник рода Гарсиа Ромейра не может танцевать в кабаке — позор на всю Испанию. Пришлось разработать «легенду», скрываться под псевдонимом. Вот когда прославлюсь — все и откроется. А Ларсик — это перевернутое Карлос.

— Почти… — согласилась Аня. — В общем, мне же лучше. Никто лишних вопросов задавать не станет. Да и что я о тебе знаю?

— Вот-вот! — Обрадовался Ларсик. — Начнем все заново. Дубль третий!..

11

Неутомимый «швед» умел увлекать своим трудовым энтузиазмом массы. Группа людей с несовпадающими представлениями об ответственности, собственном настоящем и будущем превратилась в коллектив единомышленников. Всем жутко захотелось подготовить к открытию «Вестерна» сногсшибательную программу, прогреметь на всю Москву, а может, даже и за её пределами. Почему-то стало казаться, что победа совсем близко, жар-птица распустила свой радужный хвост прямо под носом, и только ленивый не протянет к нему руку.

Репетировали чуть ли не круглосуточно. Солистки, перешедшие в ансамбль из клубной самодеятельности, горели неподдельным энтузиазмом. Выражение лица Гулии — бывшего инженера-проектировщика — стало похожим на памятник Зои Космодемьянской, Лида — передовица сборочного цеха, потеряла состоятельного поклонника Пашу, крошка-дюймовочка Надя окончательно перебросила рожденного в шестнадцать лет сынишку своей маме, а парни, ещё недавно мечтавшие о мелком бизнесе, увлеклись танцем.

— Нет, вы только представьте, леди и джентльмены… Монте-Карло… Начало мая. У нас подписан контракт на весь летний сезон с лучшим варьете. — Закинув ногу на ногу, Ларсик небрежно покачивался на стуле. Вконец измочаленные участники шоу без сил распластались на клеенчатых матах. Взмокшая футболка идейного лидера чернела на спине и на груди, перехваченные жгутом волосы прилипли к влажному лбу, припорошенные трехдневной синеватой щетиной щеки ввалились, на изящных длинных кистях вздулись синие вены. Но всем почему-то казалось, что Ларсик расслабленно блаженствует на средиземноморском ветерке, преуспевающий, холеный, праздный. То ли из-за мечтательного вида, то ли от торжества особой породы, преодолевающей своим глубинным аристократизмом тяжкий дух трудового пота.

Номеров в программе было не много, но в каждом имелась своя изюминка, нечто легкомысленное, забористое, отрицающее хореографическую рутину и кабацкую пошлость.

— Похоже на капустник в театре МГУ. Но на новом эротическом уровне, прокомментировал просмотр генеральной репетицыы Пушкарь. — Одобряю.

Аня благодарно кивнула Ларсику: он не переставал удивлять её. Свой номер с Ларсиком Аня репетировала либо рано утром, до того, как собирались остальные танцоры, либо уже совсем поздно, когда все разбредались по домам. И хотя она, как всякий человек, прошедший закалку комсомола, имела представление о героизме и трудовом подвиге по кинофильмам и литературным произведениям, в реальной жизни с такой осатанелостью ещё не сталкивалась. Ларсен ничего, кроме готовящейся программы, в упор не видел. Он оказался семижильным, зацикленным на поставленной задаче фанатом. Даже когда притаскивал Ане видеозапись интересных танцевальных номеров, то сидел молча, уставившись в экран и при этом весь напрягался внутри, мысленно следуя за изображением. На висках заметно бился пульс и ноздри крупного, с горбинкой, носа жадно трепетали. Не глядя на девушку, он поднимался, протягивая к ней руки, и они бросались в музыку, как водоворот, забывая обо всем на свете. Если говорили, то о технике поддержки, вывороте ноги, перебоях ритма.

— Как тебе этот фильмец? — поинтересовался он после просмотра «Грязных танцев».

— Где здесь грязь? сплошная романтика.

— Может, именно это мне и нравится? Такая лирика и такая горячая, сумасшедшая мамба.

Поставив диск с мамбой, Ларсик поднял Аню с дивана. — Попробуем?

У неё на языке крутился вопрос: чем кончится эта репетиция? Не разгорячатся ли, повторяя сюжет фильма страсти партнеров? Но она промолчала — ещё ни разу Ларсик не дал почувствовать Ане свою мужскую заинтересованность. Проработав с ним вместе три недели, она не могла понять, что представляет этот парень на самом деле.

А что могла бы сказать Аня о самой себе? Иногда ей думалось, что позади огромная, нелепая и вроде бы чужая жизнь, в чем-то её обманувшая и ничего больше не обещающая. А порой вдруг казалось, что прошлое — все лишь не очень удачная увертюра к ещё не прозвучавшей, феерически прекрасной симфонии. В последнее время безоглядная радость жизни и непонятный восторг предчувствий стали охватывать Аню в обществе Ларсика. Особенно, когда он закрывал глаза и, взметнув над головой руки, начинал притоптывать в такт все громче звучащего в его воображении фламенко.

— Швед оттягивается на испанщине, — усмехнулся он, заметив как-то, что за ним наблюдают. — Проявляется подсознательная тяга к иным национальным культурам.

Аня ничего не ответила, встала рядом, спиной к Ларсику, подхватив юбки и глядя на него из-за плеча. Они танцевали так, словно давно репетировали номер.

— Да у нас получится «Кармен»! Завтра принесу кассету с испанским фильмом.

Отшлифованный номер они показали шефу.

— Конечно, Венцова не Майя Плисецкая. И ты — не Барышников и не тот знаменитый испанец, ну этот, Геддес… — Пушкарь, окончивший, как оказалось, факультет журналистики, и даже побывавший в колонии, имел некоторое представления о процессах, идущих в мировой хореографии и шоу-бизнесе. — В общем, не знаю, что сказали бы в «Фоли Бержер» или в «Мулен Руж», но меня волнует! Работаете на уровне мировых стандартов. Спасибо, господа. Рассчитываю на успех…

12

За неделю до Нового года был объявлен полный аврал по всем фронтам. Завершилась отделка внутреннего интерьера главного зала «Вестерна» — все выглядело, как салун в голливудском фильме. Маленькая сцена имела невиданный набор приспособлений для световых и прочих трюков. А душевая комната и туалеты для персонала поразили воображение — такого роскошества подольские девчата ещё не видели. Три повара — один из которых натуральный американец, представили праздничное меню. Администратор составил список приглашенных, с выстроенными по ранжиру именами представителей столичного бомонда. Празднество затевалось с невиданной широтой и знанием дела, даже спецохрана для проверки прибывших и контроля автомобильной стоянки была подобрана с большой тщательностью.

— Бог мой, можно подумать, банк охраняют или военный объект, удивилась Аня расстановке патрулей в камуфляжной форме.

— Да здесь покруче сегодня будет, — Ларсик выразительно округлил глаза и подмигнул. — Не поняла?

— Куда мне… Мэр что ли прибудет?

— Круче. — Он приблизил губы к её уху. — Представители теневых структур. Истинные хозяева города. А Пушкарю совершенно не светит иметь приключения на жопу. Сама знаешь, какова криминальная ситуация в столице. Вот мы и принимаем меры предосторожности. Теперь везде так, где богатые клиенты скапливаются. Телевизор, что ли, не смотришь?

— Некогда. Мне бы отоспаться. — С мукой на лице Аня разминала мышцы, гудящие после последней, нервной и выматывающей репетиции.

— Топай к мамочке. Жду тебя не раньше восьми. Начало в девять. Я ребят сам проконтролирую… — Ларсик погладил Аню по голове. — Хорошая девочка, ответственная. Побледнела, похудела… Как я тебя замотал со своим фанатизмом! Иди домой, поспи пару часов. И никаких нервов — все будет отлично. О'кей?

— Постараюсь, — вздохнула Аня неуверенно. Ее трясло от страха уже два дня.

Она так и не уснула, торопливо переоделась и вернулась в ресторан пораньше. В ранних декабрьских сумерках издали была видна сияющая над бывшей «избушкой» надпись «Вестерн», то английская, то русская, с бегающими по размашистым буквам цветными огоньками.

Аня прошла по пустому коридору за кулисами. Дверь в костюмерную распахнута, за ней тишина. Не зная еще, что увидит там — опустевшие шкафы или грабителей, уносящих чемоданы с американскими костюмами, Аня на цыпочках подошла к двери и заглянула в комнату. В вертящемся кресле перед гримерным зеркалом, освещенным яркими лампами, сидел Ларсик, закинув ноги на стол. Обнаженный по пояс, он смотрел перед собой странными глазами и что-то шептал.

— …Не знаю… Иногда я чувствую, что попал в западню… Исповедовался он коробочкам, флаконам и тюбикам, толпящимся на гримерном столе. — Сегодня мне хочется смеяться, хохотать, размахивать крыльями, как самодовольному петуху… Хочется сказать себе: все о'кей, Карлос…Ты все сделаешь правильно, несмотря ни на что… Смогу ли?..

— Ларсик? — тихо позвала Аня, почуяв неладное.