Николай Леонов - Мастер
Жертва, снимая брюки, сделала знак: помоги, мол, чего стоишь? – но Зуйков развел руками и жестами объяснил: дескать, не имеет смысла. Их двое – он один. Тогда жертва, разуваясь, намекнула на телефон. Но телефон поломан, растолковал Зуйков на том же языке. Между тем грабители обобрали жертву до нитки, сделали Зуйкову ручкой и ушли. Полуголая жертва поплелась в милицию. А когда грабители были пойманы и его спросили: «Они?» – Зуйков стал все отрицать совершенно. Он сам не видел ничего и не знает. Он тихо-мирно спал и просматривал положенные сны.
И вот теперь он звонил – обещал рассказать, как было.
– Где вы сейчас? – спросил Михеев.
– В лифте, – сказал Зуйков. – Меня пригласили к вам, а потом посадили в лифт. На сколько, не знаю. Теперь я между вторым и третьим этажами, в заключении, – пожаловался Зуйков и страстно поклялся: – Но я все расскажу. Только отпустите на свободу.
– Потерпите немного. Это сломался лифт, – сказал Михеев в утешение и пошел на лестничную площадку.
Минут через пять на этаж подъехал перепуганный Зуйков.
– Просим прощения. Но с этой машиной бывает такое. Вам просто не повезло, – пояснил Михеев, провожая Зуйкова в кабинет.
– Я понимаю, – сказал Зуйков многозначительно. – Моя вина, конечно. Надо было выложить сразу, а я вилял.
– Что же вам мешало?
– Понимаете, боялся, что посчитают трусом. Их в самом деле было двое против меня одного. Но кое-кто этого не понимает и пишет в разные газеты. А ты потом смотри людям в глаза. Вы-то человек серьезный, поймите, что это абсурд – лезть одному на троих, – сказал Зуйков с надеждой.
– Их было двое, насколько мне известно, – поправил Михеев.
– А может, третий стоял за углом? Кто знает? – возразил Зуйков, усаживаясь в кресло.
– Если исходить из этого, их могло быть и четверо.
– И пятеро! Вот именно! – радостно воскликнул Зуйков.
Он так и не прибавил ничего нового. Ему мерещилось черт знает что. Отпустив Зуйкова на службу, Михеев сделал новую попытку попасть в буфет.
Буфет был закрыт как назло. Словно предчувствуя его появление, буфетчица отправилась на базу. Он посмотрел на часы и решился быстренько сходить в ближайшее кафе.
Надев плащ, он вышел на улицу и на углу наткнулся на Маркова. Заместитель демонстрировал пример соблюдения правил уличного движения и, хотя вблизи не было ни одной машины, терпеливо ждал зеленого сигнала.
– Понимаешь, хочу закусить, – сказал он Михееву. – Дела, дела... Сплошные дела. Не помню, когда ел горячее.
Они прошли парочку кварталов и свернули в молочное кафе.
В кафе буянил пьяный мужчина в суконной телогрейке. Он носился, как раненый слон, сшибая металлические стулья, и изрыгал ругательства. Посетители жались к стене.
– Я кто?.. Э-э? Я кто, спрашиваю?! – кричал пьяница, угрожающе наступая на женщину в белом халате.
Марков взял его за локоть.
– Гражданин! – сказал он повелительно.
– А?! – взревел пьяница. Он оглянулся и обнаружил человека в милицейской форме; его малиновая физиономия вытянулась. – Ну, виноват. Ну, извини, – сказал он с чувством. – Ну, извини. Ну, выпил.
Марков выставил его за дверь и вернулся.
– Значит, был телефонный звонок? Насчет Маргасова. Но кто звонил, до сих пор неизвестно? – спросил Михеев, когда они сели за стол.
– Ну, это не столь уж и важно, – сказал заместитель нехотя.
– Почему был так краток? Страх перед Маргасовым?
Марков пожал плечами.
– Все равно ведь звонил. Словом меньше, словом больше. Хотелось бы все это знать, – пробормотал Михеев, намазывая масло на ломтик булки.
Марков промолчал. Он молниеносно съел две порции вареников, запил их бутылкой простокваши и поднялся.
– Ну, я пойду. Подзаймусь кое-чем, – сказал заместитель с преувеличенной озабоченностью.
Михеев кивнул – дело понятное, ступай, если нет времени. В последние дни их отношения стали скованными. Почему-то Марков старался избегать тем касательно Маргасова. И если еще иногда обращался сам по поводу этого подследственного, то только потому, что был образцовым службистом.
Вернувшись к себе, Михеев разделся и пошел к заместителю.
Марков любил антураж. И на этот раз он украсил дверь запиской: «Не входить!» Она висела на дюжине кнопок и впечатляла. Поэтому возле дверей всегда слонялись два-три любопытных сотрудника.
Начало было многообещающим. Маркову позвонил некто, который назвался неизвестным помощником, намекнул насчет Маргасова. Марков не мешкал, и обыск дал блестящий результат.
Однако шел четвертый день допроса, но дело не двигалось с места. Сегодня тоже ничего не принесло. Михеев заметил это с первого взгляда, усевшись в углу, в сторонке.
Маргасов сгорбился на одиноком стуле и тупо смотрел на свои разношенные туфли, из которых изъяли шнурки. От этого туфли казались домашними. В таких, отслуживших срок, ходят в комнате, и они уютны, точно шлепанцы.
Маргасов будто находился дома, а все остальные были у него в гостях. Этакие незваные гости, приперлись без спроса и еще чего-то хотят. Но Маргасов сидел, опустив худые плечи, молчал, источая полное безразличие.
За столом скучал молоденький следователь прокуратуры. Протокол, лежавший перед ним, сиял нетронутой белизной, и следователь, стараясь развлечься, обводил чернилами числа в календаре. А Марков расхаживал по кабинету, сцепив за спиной крепкие руки.
– Маргасов, я не понимаю вас, – задушевно говорил заместитель. – Вы не мальчик, свой человек на допросе. И стаж у нас, пожалуй, один и тот же. Ну да, мы оба с тридцать девятого. Я – здесь, вы – там. – И Марков показал на пальцах решетку. – Скоро настоящий юбилей. Событие!
Но Маргасов смотрел на стенку, пренебрегая круглыми датами. Видно, он чурался торжества, и призыв Маркова не тронул его совсем угасшие чувства.
– Так, так, – сказал заместитель, останавливаясь перед Маргасовым. – Молчание – золото. Но только не для вас. Оно еще никогда не шло на пользу таким, как вы, учтите это. – И Марков выстрелил в арестованного указательным пальцем.
Маргасов уныло почесал под мышкой, ничего не сказав, будто его не касалось все это.
– Вопросы самые простейшие – поймет и младенец. Откуда у вас инструменты и деньги? Раз. Где вы были утром такого-то сентября с восьми часов до девяти? Два. Куда еще яснее? – не унимался Марков.
Вопросы задавались не впервые. Это было заметно по глазам осовевшего следователя. Он еле сдерживал зевоту.
«Почему так упорно молчит Маргасов? – думал Михеев. – Может, это хитрый расчет на слабину доказательств? Или стремление измотать психически? Этакая дуэль на нервах. А если не то и не другое? Так что же это?»
Михеев закурил, глубоко затянулся и выпустил первое кольцо табачного дыма. На окаменевшем лице Маргасова дрогнули ноздри.
– Дайте курнуть, гражданин начальник. Третьи сутки без табаку, – вдруг разверзлись губы Маргасова.
– Вам не приносят? – удивился Михеев.
– Некому, – буркнул Маргасов.
– А ваша супруга?
– Нет супруги. Вышла вся. И теперь больше некому.
– Ой ли?.. – хмыкнул Марков.
– Возьмите пока. Потом придумаем что-нибудь, – сказал Михеев.
Маргасов суетливо закурил. В его глазах затеплилось блаженство.
«Нет, не дуэль. Во время дуэли не до курева. Скорее, это полное равнодушие к судьбе», – решил Михеев.
Его отпускают поесть и поспать, все остальное время он на допросе, и энергичный Марков неутомим. От него нет спаса, он говорит и говорит. И выстоять тут в силах только полное равнодушие. Вот он и заковался в этот панцирь отрешенности, Маргасов. Как муха впадает в анабиоз на зимнее время до летнего тепла. И ждать ему недолго. Он этого не знает. Того, что вряд ли продлит прокурор его пребывание под арестом.
«Но с другой стороны...» – подумал Михеев... Он будто посмотрел на арестованного новыми глазами. И возникшее чувство начало потихоньку крепнуть.
А Маргасов между тем безучастно сидел среди бурного моря слов, которые развел заместитель. Наконец тот изнемог и высунулся в коридор.
– Конвой, – позвал устало Марков.
В дверях появились рослые старшины. Маргасов встал и побрел к дверям. На пороге он обернулся и спросил:
– Начальник, а гражданин начальник, сколько мне тут еще по закону? Сутки? Дольше-то не имеете права без фактов.
И, не дожидаясь ответа, шагнул в коридор.
– А в самом деле, что-то улик маловато, придется выпустить. Держать-то дальше невозможно. Так сказал прокурор, – произнес следователь, укладывая несостоявшийся протокол в папку.
– С прокурором мы еще поговорим, – заметил Марков воинственно.
Он не унывал, ему бы передохнуть, а там он снова возьмется за это дело.
– Попробуйте, но вряд ли выйдет, – сказал следователь, открывая дверь.
– Парень прав. Говорить с прокурором нечего, – сказал Михеев, поднимаясь.
Они смотрели друг другу в лицо.
– К сожалению, нечего, – повторил Михеев. – Ему подавай добротные факты, а с этим у нас туговато. Поторопились мы с Маргасовым. А надо бы выждать.
