Мелисса Фостер - Аманда исчезает
Молли пришла в восторг от рассказа.
– Представляю, как тяжело нести это бремя в одиночку!
Пастор в упор посмотрела на Молли. «Не жалость, а капля понимания, наконец-то…»
– Да, тяжело. Но я любила его, очень любила. Родители не воспринимали Родни всерьез. Никто даже не попытался разглядеть, что стоит за его фантастическими заявлениями. – Голос пастора зазвенел от злости. – А сейчас кажется, что его вообще не существовало. Родни забили и забыли – ужас, правда? Никто не думал, что он был человеком, сыном, братом. Его забили до смерти и бросили, считая, что избавили город от… чудовища… Извините… Я не могла защитить бедного Родни в детстве – и в тот страшный день тоже не смогла. – Пастор Летт встала и постаралась взять себя в руки. – Околесицу он тоже часто нес. Порой эта околесица мучила моего несчастного брата и раздражала меня.
Ханна бесцельно бродила по конюшне. С тех пор как она вместе с другими горожанами принимала участие в поисках Трейси, ей было не по себе. Запах опавшей листвы и испуганные лица добровольцев – всеми владел страх, что девочка найдется бездыханной, – оживили и разбудили воспоминания, которые Ханна старательно сдерживала; воспоминания, которые в любой момент могли ввергнуть в панику и выдать ее секрет. Ханна надеялась, что страшные мысли ее не настигнут – она справит нужду и как ни в чем не бывало вернется к группе, – но воспоминания выплеснулись грустью и смятением. А еще с каждой секундой нарастал гнев. Ханна боялась, что этот гнев ее выдаст. Она закрыла глаза и провела рукой по грубой стене конюшни, отгоняя воспоминания – вечерняя прохлада, драка, отчаяние, – ах, то отчаяние! По щекам потекли слезы. Ханна вытирала их рукавом толстого шерстяного свитера, царапавшим лицо. Внезапно ее пронзило острое чувство вины. Ханна опустилась на корточки, взглянула на аппалузского коня Хантера, прочла упрек в его влажных глазах и закрыла лицо ладонями. Из груди рвались душераздирающие всхлипы, казалось, сердце вот-вот остановится. Она знала, что совершает ошибку! Она нарушила правила, нарушила принятые в обществе нормы и теперь страдала. «Но ведь она была моей! Не их, не его, а моей!» Ханна повалилась на бок, ударившись головой о деревянное стойло.
– Будь ты проклят, Чарли! – крикнула Ханна, напугав коня.
Она била кулаками по бетонному полу, пока не затряслись руки, потом затихла, дождалась, когда прекратится дрожь.
– Прости, детка! – шепнула она, глядя в потолок. – Пожалуйста, прости меня!
Потом встала, погладила Хантера и улыбнулась Грейси, молодой кобылке, которую недавно унаследовала от приятеля.
– Ребята, на сей раз вы останетесь дома. Шуметь нам сегодня нельзя. – Ханна часто разговаривала с лошадьми, как с детьми, и с четвероногими друзьями проводила больше времени, чем с двуногими. – Смотрите, у меня для нее подарок! – Ханна показала букетик цветов, сунула его в рюкзак и нервно рассмеялась.
Ханна пересекла луг за своей конюшней, радуясь, что единственные соседи живут в нескольких акрах от нее, и нырнула в лес. Сколько она себя помнила, всегда любила эти тайные лесные прогулки. Здесь она чувствовала себя как дома, но сегодня казалось, что за ней следят. Ханна затравленно оглядывалась, гадая, что случится, если ее увидят. Ничего хорошего разоблачение не сулило. «Что люди подумают? Что со мной станет?» Воображение тотчас нарисовало мужеподобных женщин с короткими стрижками и бугрящимися мышцами. Они станут разглядывать ее, как голодные собаки – кусок мяса. Ханна будет стоять перед ними, старая, слабая, беззащитная. Как развлекаются в тюрьмах? Насилуют? Бьют? Она не выдержит. «Мне пришлось отнести ее туда. Других вариантов просто не было. Узнай кто-то, что она у меня, он наверняка забрал бы ее и неизвестно что сотворил бы со мной».
«Нужно быть сильной! – решила Ханна. – Теперь я живу двумя жизнями – явной и тайной. Бедная девочка! Она не представляла, что мне придется ее прятать».
– Они ее не найдут! – пообещала Ханна лесу. Один робкий шаг, второй, а третий получился решительным и уверенным.
Глава 10
Трейси снова тащили по темным туннелям. Куда тащат, она не знала, но, просидев целый день на матрасе среди мрака и запаха плесени, радовалась движению. Мамочки, как всегда, долго не было, а потом она сказала, что они идут на улицу. На улицу! Трейси сперва обрадовалась, но недоверие быстро приглушило радость. Трейси торопилась, с трудом поспевая за быстрыми, решительными шагами женщины. Они так спешат… Может, ее впрямь ведут на улицу? Возвращают маме с папой? На улице ее непременно увидят, а Трейси не сомневалась: родители ее ищут. Да, она скоро будет дома!
– Скорее, Трейси, Мамочка спешит! – проговорила женщина.
Трейси нравилось и что Мамочка стала доброй, и что наконец переоделась и не воняла так сильно. Девочка спешила что было мочи. Она же целый день просидела на грязном матрасе, и ножки отдохнули.
– Мы идем на улицу! На улицу! – ликовала Мамочка.
День будет хороший. Утром Мамочка не читала Библию и не молилась. «Почему мы сегодня не ходили в молитвенную?» – недоумевала девочка, но спросить не отважилась.
Туннель сузился, и на глаза Трейси навернулись слезы надежды, но заплакать она не рискнула, боясь разозлить похитительницу. Чтобы не задеть грязные стены, девочка покрепче прижимала руки к туловищу. Мамочка теперь протискивалась и вовсе только боком. Стены пахли отвратительно, как грязные щенки, особенно когда отряхиваются и забрызгивают все вокруг.
«Господи, Господи, я его вижу!» Сердечко Трейси запело от радости: туннель расширился, а потом сжался до размера колеса и потянулся туда, откуда лилось чудесное солнце. Трейси захотелось подпрыгнуть, скорее вылезти наружу и броситься в объятия родителей. Они там, они ждут ее, а этот кошмар был заранее спланированной игрой в прятки. Трейси по-прежнему держала руки по швам, но пальцы сжала в кулаки. Она скакала то на одной ножке, то на другой и закусила нижнюю губу, чтобы не завизжать. Мамочка стояла перед ней, смотрела на солнце и улыбалась. Она была так близко, что Трейси чувствовала ее запах, серный, металлический, но вполне терпимый. Утром Мамочка вымылась сама и разрешила вымыться Трейси. Она принесла большое ведро воды, полотенца, правда не совсем чистые, и кусок мыла. Трейси повернулась к Мамочке спиной, чтобы та не видела ее голенькой. Она притворилась, будто играет с Эммой, хотя Мамочка вроде бы не подглядывала. Мамочка склонилась над своим дневником и быстро писала, отрешившись от всего вокруг. Мама Трейси тоже вела дневник. Ее настоящая, родная мама часто говорила: дневник не дает сойти с ума. Что это значит, Трейси лишь догадывалась. Наверное, дневник помогал маме не кричать, когда она злилась на них с Эммой. В таких случаях мама считала до десяти, отсылала их с сестрой в свои комнаты и садилась за дневник. Трейси очень хотелось его прочитать. Вдруг мама писала, как плохо ее девочки себя ведут? Или, наоборот, что они обе умницы? Трейси дала себе слово: если вернется к настоящей маме, то всегда будет послушной. «Господи, Ты меня слышишь?» Она с надеждой посмотрела на яркие лучи солнца.
Похитительница оглянулась на Трейси и плотно сжала губы. Но вот Мамочка улыбнулась, и Трейси задрожала: сейчас, сейчас она выберется на улицу! Мамочка поползла к выходу из туннеля. Узкий лаз словно засосал ее. «Застрянет», – подумала Трейси, но солнце по-прежнему проникало в туннель, обволакивая извивающееся тело Мамочки. Трейси опустилась на четвереньки и, не мешкая, поползла вслед за Мамочкой. Холодная жижа просачивалась сквозь одежду, но девочка не переживала. Она ведь скоро будет дома!
У выхода из туннеля Мамочка схватила Трейси за руку и ловко вытащила наружу. Трейси вдохнула свежий воздух, и из глаз покатились слезы радости. Какое облегчение! Мамочка похлопала огромными ладонями по джинсам, стряхивая с них грязь. Хлопки напугали Трейси – она вздрогнула и, тоненько ойкнув, едва не свалилась обратно в черную дыру туннеля.
– Осторожнее! – Мамочка сжала тонкую руку Трейси и рывком вернула девочку в равновесие.
Трейси украдкой глянула на Мамочку и с удивлением заметила в ее глазах тревогу, а возможно, и сочувствие.
– Извини! – чуть слышно прошелестела Трейси.
Мамочка выпустила руку Трейси и отряхнула ее колени. Девочка словно окаменела от шока, широко распахнутые глаза жадно впитывали колючий ежевичник и ветви высоченных деревьев. Переплетенные ветви напоминали потолок, а полуденное солнце превращало этот потолок в яркий гобелен.
Мамочка расправила плечи, отошла от Трейси и застыла, точно посреди чудной комнаты, потом порывисто прижала девочку к себе. Трейси вздрогнула, борясь с желанием отшатнуться. Она ненавидела, когда Мамочка ее трогала, и покрепче зажмурилась.
– Здорово, правда, Трейси? – прошептала Мамочка. – Мы на улице! Только посмотри, какой чудесный день! – Она выпустила Трейси и закружилась. Даже волосы заколыхались.
