Фредерик Дар - И заплакал палач…
— А потом?
— Потом я ее больше не видела. Когда встала утром на следующий день, все у них и в самом деле было на запоре.
Теперь я знал. Правда оказалась настолько печальной, что я даже и предположить не мог. В жизни не слышал истории ужаснее и мрачнее. И так жила женщина, которую я любил.
Я почувствовал, что очень устал. Ощущение усталости возникло внезапно. Я понял, что не могу больше выспрашивать у прохожих о прошлом Марианны.
— Уже уходите?
— Пора…
Напоследок я остановился у проржавевшей решетки. Удивительная тишина царила над заброшенным садом. Я надавил на калитку. Она поддалась. Кинул взгляд на домик старухи. У окна ее не было. Она проводила меня до ограды, а обратно, видно, еле тащилась, вот и не успела еще добраться до своего наблюдательного поста.
Тогда я откинул крючок и вошел в сад.
17
Там пахло смертью. Ну, или кладбищем. В сущности, это одно и то же. У этих грустных мест был крепкий, обволакивающий запах. Запах сгнивших растений. Сад весь зарос травой и колючими кустами. Кустики ириса погибали под щебнем полуразвалившейся стены. С нижней ветки яблони на одной веревке свисали драные качели.
Я медленно шел по остаткам садовой дорожки и к замшелому крыльцу. На этот раз я проник в самую сердцевину прошлого Марианны. Это ее память я несмело топтал ногами.
Я поднялся на крыльцо. Двустворчатая дверь снаружи была заклеена. За стеклами виднелась резная решетка. Я тронул стекло в том месте, где был засов. Не знаю, какая мрачная сила толкала меня вперед. Стекло поддалось. Замазки не осталось, и держалось оно на нескольких ржавых гвоздиках.
Стоило чуть нажать, и стекло отошло. Оно даже не упало, а застряло в решетке. Я просунул руку внутрь и смог ухватиться за засов. После нескольких попыток удалось наконец повернуть его. Дверь открылась.
Я ступил в обветшалый коридор. Пахло сыростью. Так вот среди какого убожества протекала ее ушедшая жизнь!
Было от чего впасть в отчаяние. Жизнь взаперти в полном трагическом смысле этого слова.
Я открыл одну из дверей. Она вела в гостиную. Но какую! Наполовину отодранные обои висели смятыми клочьями, а те их куски, которые еще держались на стене, пошли пузырями и цветом напоминали мочу. Я подошел к окну. Там стоял пюпитр. На нем были разложены ноты. Чайковский. Я увидел оконный шпингалет в форме львиной головы с разинутой пастью.
Значит, Марианна играла здесь, в этой комнате. Я знал: если раскрыть ставни, прямо перед стеклом появится ветка. Но проверять не стал из-за старухи — та, наверное, уже заняла свой наблюдательный пост.
Комната напротив оказалась столовой с обстановкой в стиле рококо. Туда я заходить не стал. Мне хотелось увидеть самое гнусное: спальню. Спальню, где ее развращал похотливый старикашка.
Потом, после этого, мне казалось, можно будет прийти в себя, уехать в «Каса Патрисио» и встретиться с ней, преисполнившись не только любви, но и безмерной жалости.
В конце коридора скрипучая лестница вела на второй этаж. Я двинулся вверх. Но по мере подъема в нос мне начал бить какой-то жуткий запах. Я никак не мог понять, что же это такое. Наверное, Марианна, уезжая, оставила где-то продукты, и они протухли.
Наверху были две двери. Я открыл одну из них и понял, что она вела не в спальню, а в настоящий ад.
В ставнях не хватало пары дощечек, и комната, как аквариум, была наполнена мутноватым светом. На кровати валялся труп. Труп старика. Разложение уже оставило на его лице свои кошмарные следы. Простыни под ним были коричневыми. Я понял, что это от его высохшей крови. На шее старика и внизу живота зияли страшные раны. Видно, она бросилась на него, как помешанная, движимая исступленной яростью. На полу возле кровати валялся старинный кинжал с кривым лезвием. Это и было орудие убийства.
18
Не верьте, если кто-нибудь вам скажет, что при виде трупа очень испугался. Обнаружив останки Бридона, я испытал целую гамму различных чувств, но страха не было. Скорее ошеломление и, конечно, отвращение. Оно и понятно… От трупа так разило, что меня даже вырвало. В жизни не видел ничего отвратительнее, чем этот искромсанный жирный труп с позеленевшей кожей.
Отступив, я заметил за дверью детскую кроватку. Маленькую кроватку с большим белым муслиновым пологом. Сам не знаю почему я приподнял полог и заглянул внутрь. Иногда действуешь, подчиняясь каким-то бессознательным рефлексам. И с тех пор никогда не забуду того маленького мертвеца. На нем не было никаких ран. Наверное, он умер от истощения.
Я даже глаза зажмурил. Все происходило, как во сне. Столкновение с этой мерзостью было выше человеческих сил. Нервная система не выдерживала: так под слишком сильным напряжением начинает плавиться предохранитель.
Я вышел, пошатываясь. И громко хлопнул дверью. Я больше не мог терпеть эти дантовские видения.
Цепляясь за перила, я начал спускаться по лестнице, а внизу сел на последнюю ступеньку. Кружилась голова. От запаха из спальни я даже захмелел, как от спиртного. Он буквально въелся в меня, и я подумал, что никогда от него не избавлюсь. В голове всплыли слова барселонского врача: «Не думаю, чтобы потеря памяти наступила вследствие травмы… Мне кажется, эта женщина еще раньше перенесла какое-то нервное потрясение…»
Но увиденный кошмар как-то не ассоциировался с Марианной, наоборот, к ней я чувствовал лишь огромную жалость. Несчастное создание! Насилие, затворничество, которые ей приходилось выносить, были для нее смягчающими обстоятельствами. Понемногу она начала терять рассудок, даже не рассудок, а ощущение реальности. Довела до истощения ребенка и бросила… Он умер. И как-то раз, когда Бридон явился утолить свою похоть, разъярилась и заколола его. А потом взяла скрипку и…
Испания?
Это были ее первые слова в Кастельдефельсе: «Я всегда мечтала увидеть Испанию».
Почему именно Испанию? Может, из-за солнца, света… В этом жутком темном доме с ледяными сквозняками она мечтала о «Каса Патриота», хотя тогда его и не знала. Но уже предчувствовала. И, конечно, мечтала о таком парне, как я: молодом, сильном, который прижмет ее к своей груди… отмоет от гнусных ласк старика…
Да, во мне она любила мужчину, которого ждала всю жизнь. Но как же все-таки удалось ей попасть в Барселону? Это так и оставалось загадкой.
Я поднялся. Невыносимо было дольше находиться тут рядом с этими двумя мертвецами на втором этаже. С отцом и сыном… Наверное, она возненавидела в ребенке живое продолжение вечного Бридона! Даже сам Золя не смог бы придумать истории ужаснее.
Я шагнул к крыльцу. Теперь ясно, отчего здесь пахло, как на кладбище. Только я закрыл дверь, как снаружи скрипнула решетка. Я быстро обернулся. В сад вошел какой-то крепкий мужчина в бежевом плаще. И не нужно было обладать особенной прозорливостью, чтобы понять: уж он-то на самом деле был полицейским!
19
Опасность! Мне удалось стряхнуть оцепенение и выйти как ни в чем не бывало.
— Кто вы такой? — рявкнул человек.
Как будто пролаял.
— Инспектор из отдела социального обеспечения…
Я кивнул на дом:
— Все открыто, заходи, кто хочешь… А хозяев нет.
— Точно?
— Я вот только что обошел все кругом. А вы здесь живете? — решил я притвориться простачком.
— Нет, я из комиссариата. Расследую одно дело об исчезновении.
Я почувствовал, как у меня похолодело все внутри.
— Это из здешних кто-нибудь исчез?
— Ну да… Бридон… Сын вот уже месяц его не видел.
— Правда? А может, он куда-нибудь уехал?
— Да нет, иначе бы взял деньги из банка.
Полицейский вдруг спохватившись, что выкладывает свои профессиональные секреты первому встречному, пожал широкими плечами:
— Ничего, найдем…
Он прошел мимо меня и стал подниматься по ступенькам на крыльцо. В ушах у меня зазвенело, а перед глазами поплыли красные круги.
— Вы знаете, там никого нет, только время потеряете, — выдохнул я.
— Ничего, пойду все-таки взгляну.
Что делать, дотошный попался сыщик.
Я ринулся к выходу по заросшей сорняками дорожке, а когда оказался за оградой, как безумный, понесся к машине. Сердце будто оторвалось и скакало в груди, как горошинки внутри свистка.
Не намного я опередил сыщика! Минуты через четыре он обнаружит трупы, и во всем квартале поднимется такая суматоха!
Я с бешеной скоростью погнал машину в Париж. Поставил ее в гараж к одному торговцу углем и спрятался в мастерской.
В шкафчике у меня еще оставалось немножко виски. Я стал пить прямо из горлышка, но от спиртного тошнота только усилилась. Пришлось даже лечь на диван и закрыть глаза, чтобы так не переворачивалось все внутри.
Я долго пролежал с закрытыми глазами, будто в темноте, обуреваемый страшными мыслями. Потом вроде чуть успокоился, пришел в себя.
