Фридрих Незнанский - Золотой омут
Например, рассказывали, что Константин Апарин связан с уголовными авторитетами, с которыми, по идее, должен бороться. Володин не верил в это, пока своими глазами не увидел, как Апарин садился в машину известного вора в законе Китайца. А перёд этим поздоровался с ним, да не просто за руку, а обнявшись и расцеловавшись.
Теперь Володин понимал, откуда у Апарина дорогие машины, роскошная квартира в центре, дача на Рублевском шоссе… Наблюдая за своим начальником, он замечал, что Апарин все меньше и меньше скрывает свою связь с преступными авторитетами. Он, например, запросто разговаривал с ними из своего служебного кабинета.
Все это могло плохо закончиться. Везде есть свои стукачи — на поведение начальника РУБОПа могли обратить внимание вышестоящие органы. А что делает начальник, когда его пытаются осудить? Правильно, перекладывает вину на плечи подчиненных. Так что Апарин становился потенциально опасным: если против него будет возбуждено уголовное дело, он потянет на дно и Володина, и многих других подчиненных.
Володину этого совсем не хотелось, и поэтому, едва представилась возможность уйти из управления Апарина в Мосгорпрокуратуру, он ею воспользовался. Сам Апарин не возражал, а даже всячески приветствовал этот переход. Он имел свои виды на Володина в должности следователя по особо важным делам Московской городской прокуратуры…
Так Евгений Володин стал «своим человеком» Апарина. Он часто выполнял его поручения — от сбора компрометирующей информации на того или иного следователя до прямых указаний отмазать «нужного человека». «Нужными людьми» почти всегда оказывались все те же уголовные, авторитеты…
Так было до позавчерашнего дня, когда Апарин обратил внимание на простого программиста Вадима Лучинина. И просьба его к Володину оказалась диаметрально противоположной. На этот раз надо было не отмазать, а, наоборот, осудить.
Следователь по особо важным делам Евгений Володин сделать этого не сумел.
…Володин еще раз просмотрел присланные ему по факсу документы. И вправду выходило, что парня надо выпускать из Бутырок. Можно, конечно, промариновать его там еще немного, но такое чревато неприятностями, особенно если вмешается этот въедливый адвокат Гордеев.
А он вмещается, можно не сомневаться, такова уж работа у этих защитников. Рисковать же своей репутацией по такому пустяковому поводу Володину не хотелось. Мысленно он уже признал поражение по этому делу.
«Но Апарина все же предупредить надо…» — подумал он.
Володин, немного поколебавшись, набрал номер служебного телефона Апарина.
— Добрый день, Константин Иванович, это Володин.
— Привет. Как наши дела?
— Неважно…
— Что так? Не замечал у тебя, Евгений Николаевич, раньше такого пессимизма… — хохотнул в трубку Апарин.
— Ну, Константин Иванович, пессимист — это, как известно, хорошо информированный оптимист.
— Ага. А в чем, собственно, дело?
— По поводу Лучинина… — замялся Володин.
— Наверное, у тебя появилась какая-то новая информация? — предположил Апарин.
— Да.
— И что это за информация?..
— По идее, завтра утром я должен прекратить дело Лучинина.
— Это с какой стати, интересно?
— За отсутствием состава преступления.
— Ты толком говори. С чего ты это взял?
— Так выходит… Дело в том, что Лучинин действовал с ведома и по просьбе руководства банка. Документы лежат передо мной…
— Что за документы? — Голос Апарина стал деловым и жестким.
Володин подробно рассказал о том, что именно прислал ему помощник.
— Так… — протянул Апарин на другом конце провода. — Надо что-то придумать…
— В каком смысле?
Некоторое время трубка молчала. Через полминуты в ней снова раздался голос Апарина:
— Ну что же… В таком случае тебе придется переквалифицировать дело Лучинина. Завтра примешь к своему производству дело Ольги Каштановой.
— А это кто такая? — еле скрывая недовольство и раздражение, спросил Володин. «Похоже, Апарин решил сделать из меня «важняка»-киллера».
— Аспирантка МГУ.
— А что с ней?
— Ее жестоко избили…
— Но это же дело уровня следака из районного отдела, — возмущенно проговорил Володин. — Какое отношение к этому имеет городская прокуратура?
— Да, но дело в том, что Каштанова — подруга Лучинина. И она была избита за два часа до его ареста у себя в комнате… Так что имеются основания рассматривать эти два дела как одно.
— Дела Лучинина уже практически не существует, — напомнил Володин.
— Пока что оно не закрыто, — раздраженно отреагировал Апарин. — У меня есть еще кое-что. Ты сейчас где?
— Дома.
— Тогда собирайся — и быстро на работу. К тебе едет мой человек. Он кое-что привезет. Интересное… Внимательно изучи и подумай, как это использовать.
— В смысле — как привязать сюда дело Лучинина? — Да.
— Значит, отпускать его мы пока не будем?
— Об этом даже и не думай. Побыстрее прочитай документы и к концу дня подготовь постановление… Все. Я тебе звякну.
— Но я…
В телефонной трубке послышались короткие гудки. Апарин никогда не прощался по телефону и обычно первым опускал трубку. Ему, как настоящему начальнику, очень нравилось оставлять последнее, слово за собой. Он видел в этом признак власти.
Володин еще несколько мгновений помедлил, словно ожидая продолжения разговора, и медленно положил телефонную трубку на рычаг. Затем, мысленно посылая и Апарина, и себя в места не столь отдаленные, начал переодеваться.
«Машина вчера забарахлила. Что-то там стучало… Придется тачку ловить», — думал он.
Через сорок минут Володин уже сидел у себя в кабинете и просматривал материалы по делу потерпевшей Ольги Константиновны Каштановой, присланные ему Апариным с курьером.
Володин листал папку небрежно, почти не читая. Для него это было рутиной. Он знал, что можно пропустить, а на что необходимо, наоборот, обратить внимание. В папке Апарина был стандартный набор документов и постановлений: акт освидетельствования потерпевшей, протокол осмотра места происшествия, протоколы допросов свидетелей…
«Вот это уже интересно. — Володин еще раз перечитал показания соседки Каштановой по блоку в общежитии. — Ну-ка, ну-ка… А вот это все меняет. Только надо как следует проработать, и тогда можно будет подать как умышленное…»
— Васильев! — крикнул Володин. Из-за открытой двери появилась встревоженная круглая физиономия помощника. После случая с компьютером Васильев вел себя тише воды ниже травы. — Слетай-ка в Бутырки, внимательно изучи личные вещи Лучинина, в первую очередь одежду…
— Зачем? — поинтересовался было Васильев, но тут же осекся.
— Никаких вопросов. Если найдешь что-то, хоть отдаленно похожее на следы крови, сдай на экспертизу. Постановление сам выпишешь.
— А если не найду?
— Тогда поезжай к нему домой, выясни, в чем ходил Лучинин последние два дня, и тоже забери на экспертизу. Да, и попроси Анатольича, чтобы сравнил вот с этим. — Володин бросил на стол небольшой пакетик. — Это образцы, взятые из-под ногтевых пластин Каштановой, скажи что надо провести анализ подногтевого содержания. Пусть сравнит их с анализами Лучинина.
— Хорошо.
— Я поехал в университет, на Воробьевы горы.
— А если вас будут спрашивать?
— Вернусь обязательно, но во сколько, не знаю.
— Мне вас дожидаться?
— Да. Похоже, сегодня у нас будет много работы.
9
Посещение больниц всегда вызывало у Гордеева неловкое чувство. Ему было стыдно, что он такой высокий, уверенный в себе, сильный и пышущий здоровьем человек, вторгается в «сию юдоль горестей и страданий». Поэтому он испытал некоторое облегчение (хотя от этого показался себе крайне омерзительным типом), когда узнал, что Ольга Каштанова еще не пришла в себя.
— Она в реанимации, — сказали ему в регистратуре, — посещение исключено.
— А что с ней?
— Каштанова в коме. Состояние ее стабильно тяжелое.
«Значит, общаться с ней не надо, может, это и к лучшему. Лучинин все равно сегодня выйдет из Бутырской тюрьмы. Пусть сам общается со своей девушкой».
Гордеев вышел на крыльцо больницы и с наслаждением вдохнул полной грудью чистый сырой осенний воздух, без больничных запахов. Юрий Петрович постоял несколько минут возле машины — на этот раз он решил не пользоваться общественным транспортом, да и машину удалось починить, затем сел в нее, завел и осторожно поехал вдоль улицы, стараясь не задеть понатыканные вдоль дороги автомобили.
Весело гомонящая толпа студентов из только что подошедшего автобуса чуть не сбила Володина с ног. Следователь поднялся по ступеням к центральному входу главного здания Московского университета. Володин никогда особенно не любил двери-вертушки и потому несколько замешкался, пропуская перед собой очередную порцию молодежи в здание, прежде чем вошел сам.
