Фридрих Незнанский - Золотой омут
— Немного не так… В курсе был еще и начальник администратора.
— Да? — Пыл Володина чуть спал. — Ну и ну! А начальник не приятель Лучинина?
— Нет. Они даже незнакомы.
— М-да… Так зачем же они это все затеяли?
— Они просто установили новую защитную программу. А Лучинин ее проверял. По просьбе администратора. И ему даже пообещали за это деньги.
— Ну и дела. Так что же они, мать их, следственные органы путают?
— Это случайно получилось…
— За случайно бьют отчаянно, — проворчал Володин.
— Да, но… В любом случае Лучинина надо отпускать.
— А вот это решать буду уже я… — сдерживая ярость, произнес Володин.
«Пацан! Еще будет мне указывать, что делать», — пронеслось у него в голове.
— Но администратор… Он сегодня с утра из банка прислал письменное подтверждение, что Лучинин действовал с их ведома и по их поручению…
— Отправь-ка мне по факсу этот документ^ а заодно и протокол допроса этого деятеля.
— Да. Но как же…
— Сейчас переключу аппарат… Я все посмотрю и потом тебе перезвоню.
8
Факс скрипнул последний раз, зажужжал и, наконец, завершил передачу сообщения. Володин резким, нетерпеливым движением оторвал длинный лист бумаги и тут же стал читать, не присаживаясь. Когда он дочитал до конца, скомкал лист и швырнул его в угол комнаты.
Евгений очень не любил проигрывать. В общем-то он раньше почти никогда и не проигрывал. Если Володин знакомился с делом и видел его бесперспективность, то или передавал его другому следователю, или просто прекращал следствие. Сам прекращал, а не так, как с этим Лучининым.
Ни разу в его карьере не было случая, когда бы он сам, по собственной воле, отпустил обвиняемого. Но здесь… Все его усилия пошли прахом. От обвинения камня на камне не осталось. Если сам потерпевший заявляет, что преступник действовал с его согласия, мало того — по его поручению, тут ничего не сделаешь…
На этот раз Володин проиграл.
Следователь представил торжествующее лицо адвоката Гордеева, но от этого ему стало только хуже. Он метался по комнате и не знал, куда выплеснуть свою ярость. Несколько раз он ударил своим крепким кулаком в стену, отчего на светлых обоях явственно отпечатались следы костяшек пальцев. Потом пнул ногой диван. И, наконец, изо всех сил швырнул в противоположную стену хрустальную вазу — она разбилась с жалобным звоном, разбрызгивая во все стороны блестящие осколки, и некоторые из них даже долетели до лица Володина.
На работе следователь по особо важным делам Мосгорпрокуратуры Володин никогда не позволил бы себе такого поведения при посторонних. Но теперь он был не в прокуратуре, а дома, более того — находился в квартире один. И ничто не сдерживало его в проявлении чувств. Он хотел было сломать еще что-нибудь, но ничего подходящего под руку не попалось.
Понемногу следователь успокоился и взял себя в руки.
«Черт!!! — вдруг подумал он. — А ведь все из-за Апарина! Именно он во всем виноват!»
Если бы не звонок Константина Апарина, Володин никогда бы не взялся за дело этого хакера. Но Апарин попросил и… Евгению ничего не оставалось, как согласиться. Не было другого выхода.
Апарин всегда просил так, что ему нельзя было отказать. Это просто не приходило в голову. А если бы и пришло, — от поручений Апарина отказываться было нельзя.
Непростые, скорее даже странные отношения следователя Мосгорпрокуратуры Евгения Володина и начальника РУБОПа Константина Апарина тянулись аж с 1992 года. Евгений не очень любил вспоминать то смутное и мутное время. Но иногда он, помимо своей воли, мысленно возвращался в те дни.
В 1983 году студент первого курса юрфака Минского университета Евгений Володин был призван в армию, по новому андроповскому приказу, который позволял призывать студентов.
То, что последовало за призывом, больше напоминало кошмарный сон… Полгода в учебке в Рязанской десантной дивизии. А затем Афган. Восемь месяцев бесконечных кровопролитных боев, опасных операций, непрекращающихся перестрелок с душманами, ранение, гибель друзей и афганских «мирных жителей». Потом «умеренное» мародерство в одном из кишлаков и как результат — год дисбата. После него Володину пришлось дослуживать еще несколько месяцев, и он снова попросился в Афган, «чтобы смыть кровью» и т. д. и т. п. Такую возможность ему, как ни странно, предоставили. Евгений служил хорошо, а потом даже отличился под Кандагаром, за что его наградили медалью «За воинскую доблесть».
Дело было так: Володина поставили охранять склад продовольствия. Он, конечно, как и все, приторговывал краденными со склада продуктами, из которых особой популярностью пользовались традиционные советские сгущенка и тушенка. Если повезет, банку сгущенки можно было выменять у местного жителя на чистую магнитофонную кассету, которые были в Союзе огромным дефицитом, или даже на две пары джинсов. Как ни странно, в Афганистане джинсы стоили дешево, потому что из соседнего Пакистана и Индии, где находились некоторые фабрики известных производителей, сюда везли бракованные штаны, и штанов этих было очень много. Ими торговали на местных базарах.
Вот эти-то джинсы и принесли двое афганцев в тот день. Володин со знанием дела пощупал плотную ткань, внимательно осмотрел, в чем же, собственно, заключался брак (обычно просто не хватало одной-двух заклепок на карманах или, к примеру, был чуть-чуть надорван карман). Затем начался торг. Афганцы предлагали три пары джинсов за три банки сгущенки. Володин же хотел выменять то же количество штанов на две банки сгущенки. После получасовых препирательств (и у той, и у другой стороны времени было хоть отбавляй) они сошлись на двух банках сгущенки и одной, маленькой, тушенки.
Ударили по рукам, и Володин пошел на склад. Однако коварные афганцы, вместо того чтобы стоять на месте и дожидаться его, проникли вслед за ним.
Евгений и ахнуть не успел, как они, подхватив ближайший к двери ящик (в нем были суповые концентраты «Суп гороховый с копченостями») и побросав джинсы на пол, дали деру. Володин, как и положено часовому, во всю мощь солдатских легких крикнул:
— Стой! Стрелять буду!
Афганцы приказ не выполнили, и в полном соответствии с Уставом караульной службы, Володин передернул затвор, дал один выстрел в воздух, а затем длинной очередью — по афганцам, тащившим тяжелый ящик и поэтому бежавшим медленно.
Они упали как подкошенные. Первым делом он спрятал брошенные афганцами джинсы, потом вернул на склад пробитый пулями в двух местах ящик, запрятав его как можно дальше. Затем взял камень и ударил им себя по лбу. Образовалась кровоточащая ссадина — она должна была засвидетельствовать факт нападения афганцев на часового, который, согласно тому же Уставу караульной службы, является лицом неприкосновенным. И только после всего этого вызвал наряд.
Так Евгений Володин заслужил благодарность командира и медаль «За воинскую доблесть».
Когда предложили остаться на сверхсрочную, он не отказался. Возвращаться домой не хотелось, да в общем-то и некуда было. Мать, воспитывавшая Володина без алкоголика отца, давно от них ушедшего, умерла от рака, когда сын находился в дисбате. Евгений не смог с ней даже попрощаться, а вскоре и его родной дом оказался в «зоне», — чернобыльская туча накрыла его родную белорусскую деревню, носящую название Малые Дзяды. Всех жителей выселили, а дома так и остались чернеть дверными и оконными проемами, и даже отряды мародеров, которых развелось в «зоне» очень много после катастрофы, объезжали деревню стороной — все равно брать там было нечего.
Он отслужил (у них в батальоне принято было говорить «отмотал», как среди уголовников, с которыми потом Володину пришлось много общаться) в пыльном и чужом Кандагаре ровно полгода. В особом десантно-штурмовом батальоне номер семь, или, как его обычно называли, «семерке».
В «семерке» не просто служили. Там обычно отбывали срок проштрафившийся воины. Кто-то из командования «ограниченным контингентом Советской Армии в Афганистане» справедливо рассудил: зачем возить проштрафившихся солдат в Союз, в дисциплинарные батальоны, тратить деньги, бензин и тому подобное, когда можно с тем же успехом оставлять их здесь, в Афганистане: Вышестоящим мысль показалась правильной и своевременной, так как лишний контингент в составе того самого «ограниченного» никак не помешает. Штрафники еще и много пользы принесут. Так была создана «семерка».
Принцип работы батальона был прост и ясен как Дважды два. Ежедневно по всему Афганистану набиралось немало штрафников, несмотря на то что командиры подразделений старались закрывать глаза на мелкие прегрешения своих солдат. Все-таки служба в Афгане не сахар, да и разбрасываться людьми тут не приходилось — они сами гибли во множестве. Ну действительно, скажите, разве это прегрешение, если, например, боец местную девушку приласкал (даже если та сопротивлялась) или кому-то из местных отстрелил руку за то, что тот не позволял свободно зайти в дом? А если в его доме на самом деле душманы прячутся? Война есть война, и тут всем приходится воевать, даже самым что ни на есть мирным жителям. Конечно, по мере сил и возможностей…
